У апостола (1913—1914). Глава из новой книги «Эта короткая жизнь: Николай Вавилов и его время»
Семён Резник
Имя академика Николая Ивановича Вавилова навеки вошло в золотой фонд мировой науки.
Николай основательно познакомился с работами Биффена и во многом с ним был согласен, но считал, что у того слишком упрощённый подход к растительному иммунитету, а потому и выводы отчасти ошибочны. Биффен полагал, что иммунитет растения к той или иной грибковой болезни регулируется одним рецессивным геном. Николай убеждён, что это не так или не всегда так. Взаимоотношения грибка-паразита с растением-хозяином слишком сложны, они — результат долгой совместной эволюции; трудно поверить, что всё сводится к действию одного гена. Это он и намерен был сказать Бэтсону при встрече. Но не оскорбится ли «апостол» за своего ученика?..К сожалению, о первой встрече Вавилова с Бэтсоном известно очень мало, но из того, что впоследствии написал Николай Иванович, можно заключить, что она была радушной. На благосклонность мэтра к русскому стажёру, возможно, повлияли воспоминания о том, как его самого когда-то принимали в России Семёнов-Тян-Шанский и другие учёные. Бэтсон охотно согласился предоставить русскому стажёру место в своём институте. А когда Николай, не без робости, спросил о теме работы, Бэтсон, к его удивлению, стал в тупик! Позднее Вавилов увидел, что, при большом размахе исследований, здесь не было чёткой системы. Тематика не регламентировалась, каждый сотрудник занимался тем, чем хотел. Вавилов предложил новому руководителю свою программу работ и вместо возражений прочёл на лице Бэтсона явное облегчение: его освободили от трудной задачи.
Отношения Вавилова с Бэтсоном скоро переросли в личную дружбу. Чем больше они сближались, тем большим пиететом Николай проникался к шефу. Широта интересов мэтра была поистине безгранична. Он, например, хорошо разбирался в живописи, коллекционировал книги по искусству. (Через много лет, приехав по приглашению Вавилова в СССР, Бэтсон купит несколько книг по русской иконописи; вывезти их не сможет из-за таможенных ограничений; Николаю Ивановичу придётся добывать специальное разрешение и затем посылать их ему в Англию.)
Когда подошло рождество, Бэтсон пригласил Вавилова к себе домой, хотя традиционно англичане проводят этот праздник в тесном семейном кругу. Бэтсон, видимо, понимал, как одиноко должно быть его русскому другу вдали от родины в тихие праздничные дни, тем более, что Екатерина Николаевна не была неотлучно при муже: она ездила по стране, изучая британское кооперативное движение.
Вавилов с благодарностью принял приглашение, но, придя к Бэтсону, скоро почувствовал себя не в своей тарелке. Обсуждать за праздничным столом научные проблемы было неуместно, а вести изысканный светский разговор Вавилов не умел, тем более на английском языке, которым владел ещё далеко не свободно. Беседа не клеилась, всем было неловко. Николай чувствовал себя лишним в семье Бэтсона, но никак не мог придумать предлог, чтобы поскорее уйти. Случай этот оставил в его душе неприятный осадок; он дал себе зарок — никогда никому не навязываться, не быть в тягость6.
Но расположенность к нему Бэтсона не уменьшилась! Она переросла в симпатию ко всей русской науке. В 1925 году, приехав в Советский Союз, Бэтсон не только выразил готовность обучать в своём институте молодых научных работников из СССР, но и предоставлять им стипендии, что в то время было немаловажно.
А пока, в Англии, Бэтсон был «постоянно готов словом и делом помочь русскому исследователю».
Хотя работу по иммунитету растений Вавилов вёл вполне самостоятельно — здесь в серьёзной помощи он не нуждался, — общение с Бэтсоном и его сотрудниками было для него бесценным. Он попал в атмосферу напряжённых интеллектуальных исканий, причём в области наиболее общих, принципиальных проблем науки о наследственности. Этим воздухом он дышал с упоением; позднее назвал бэтсоновский институт «Меккой и Мединой генетического мира».
В Бэтсоне был неукротим мятежный дух бунтарства, дух неудовлетворённости состоянием современной ему науки. Такую неудовлетворённость Максим Горький назвал «тоской по истине» и говорил, что «нет силы более творческой». Николай Иванович Вавилов считал главным, что определяло место Бэтсона в биологической науке, его постоянный критицизм по отношению к новым и старым воззрениям. Возражения Бэтсона, всегда меткие и глубокие, заставляли учёных искать новые доказательства своих концепций, стимулировали творческую мысль. В статье, посвящённой памяти учителя, Вавилов особенно подчёркивал его умение критически подойти к любой, казалось бы, блестяще решённой проблеме.
Статьи по теме
- БРАТЬЯ ВАВИЛОВЫ: ЖИЗНЬ И ТРАГЕДИЯ
- Николай Вавилов, Галина Флаксерман и возрождённая «Наука и жизнь»
- Н. И. ВАВИЛОВ: "О СОСТОЯНИИ НАУЧНО-ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКОЙ РАБОТЫ И О ПОВЫШЕНИИ КВАЛИФИКАЦИИ НАУЧНЫХ КАДРОВ"
- Растительные ресурсы земного шара и овладение ими
Читайте в любое время
