ДЕТСКИЕ ПИСЬМА С ДВУМЯ ШТАМПАМИ ЦЕНЗУРЫ

Феликс ПАТРУНОВ.

28 ноября 1937 года. В три часа ночи во двор нашего дома в Москве на Б. Полянке, 37 въезжает "черный ворон". Команда НКВД (Народного комиссариата внутренних дел) арестовывает и увозит навсегда "врага народа" - моего отца, Патрунова Георгия Михайловича.

Наука и жизнь // Иллюстрации
Счастливая семья. За год до ареста родителей.
Братья Феликс и Владимир. 1939 год.
Образ мамы, молодой, счастливой, ласковой, я хранил в своем сердце в дни разлуки.
Плакат Ираклия Тоидзе "Родина-мать зовет!".
Письма, адресованные маме, мы обычно иллюстрировали, а рисунки снабжали подписями. "Вперед, на Запад!"
"Воздушный таран". Рисунок из письма, отправленного маме.
Письмо с двумя штампами цензуры.

Я и мой брат Владимир - нам по 7 лет - спали беспробудно. Утром в квартире - заплаканная мать, встревоженные дедушка и бабушка. Раскиданы все книги, разбросана одежда и другие вещи.

28 декабря 1937 года. Снова ночью приезжает арестантская машина - за нашей мамой, Каган Анной Эммануиловной.

Мы с братом остаемся с бабушкой, Гитель Бенцеловной, и дедушкой, Менделем Зимбаловичем: вероятно, в ту пору детские приемники НКВД были слишком переполнены.

Через несколько месяцев в школу, где мы учились, пришло письмо от мамы из Карлага. И мы стали ей писать.

Написали несколько сотен писем. Мама сберегла все. И спустя годы, однажды, передала их мне. Обычные детские письма, с ошибками... Но я спрашиваю себя, свою судьбу: почему вместо того, чтобы жить рядом с мамой, мы годами должны были писать ей письма, которые к тому же кто-то неизменно читал? Почему? За что?

26.5.1939. Дорогая мамочка! О нас не беспокойся. Мы постараемся и в дальнейшем быть хорошими мальчиками, хорошо и отлично учиться, слушаться дедушку и бабушку. Мы с нетерпением ждем от тебя писем. Как живешь? Когда приедешь? Сообщаем тебе наши отметки... Крепко тебя целуем. До свиданья. Феликс.

Для краткости опускаю обращения и концовки с неизменными словами любви к маме, перечень великого множества прочитанных книг, упоминания о временах года и погоде, о письмах - полученных и пропавших, а также сведения о школьных отметках.

22.9.1939. 1 сентября мы пошли в школу, в III класс "Б". Бабушка нам дала платочки с мальчиками, вышитыми на них. Поздравляю тебя с днем твоего рождения!!! Пиши. Вова.

20.11.1939. Мы вступили в пионеры. Мне вожатый сказал: "Феликс, сделай для 1-го звена монтаж о Кирове". Вот я и начал выполнять это поручение. Мы читаем интересные книжки. Я бодор надеждой, что мы с тобой скоро увидимся. Целую. Феликс.

15.2.1940. Я здоров. Мой рост 142 см. У нас сняли телефон. Будь здорова. Феликс.

28.4.1940. Недавно я с Вовой был в Политехническом музее. Особенно нам понравилось и запомнилось следующее: модели Дворца Советов и Ленинградского торгового порта. В порту было особенно интересно: там были и действующие пароходы, автомобили, паровозы. Сейчас я читаю книгу Жюль Верна "80 тысяч километров под водой". Книга мне очень нравится. Твой Феликс.

8.10.1940. Недавно мы были на встрече с орденоносцем писателем т. Гайдаром в зале Московского городского дворца пионеров. Феликс.

6.11.1940. Я недавно смотрел фильм "Ленин в 1918 году". Особенно мне нравятся образы Ленина, Сталина, Ворошилова и Дзержинского. Мы получаем "Пионерскую правду". В Москве уже снег. У нас есть лыжи, и мы катаемся на них во дворе. Ну а пока до свиданья. Желаю всего наилучшего, милая мамочка. Целую тебя крепко, накрепко. Пиши часто, часто, часто. Привет. Твой сын Вова.

27.12.1940. По географии мы в 3-й четверти изучили следующие статьи: "Первое кругосветное путешествие", "Церковь против науки" и другие. Мы участвуем в игре читателей "Пионерской правды" "Поиски капитана Мак-Пуура". Горячий привет и сильный, сильный поцелуй. Вова.

11.4.1941. Сейчас разучиваю "Левый марш" Владимира Владимировича Маяковского. Я его буду декламировать на сборе нашего пионеротряда. Пиши, и как можно чаще. Ведь только письма связывают нас с тобой... мамочка. Пиши... Я буду очень рад. А еще лучше приезжай сама. Так лучше. Я буду рад в миллион раз сильнее. Твой, тебя ждущий Вова.

29.5.1941. К испытаниям я почти не готовился. Я твердо был уверен в себе... На устной грамматике мне достался билет № 22. Привожу его текст.

1. Разбери по членам предложение "Мы светлый путь куем народу".

...Вот билет по географии (№ 13), который попался мне: "Расскажи о промышленности зоны смешанных лесов"...Ответил и на этот билет на "отлично".

Ну а более подробно я расскажу тебе о испытаниях, когда увижу тебя собственными глазами. Я ведь жду, жду, никак не дождусь тебя. Твой сын - отличник Вова.

22.6.1941. В этот день мы с Вовой были под Москвой, в Загорянке, на даче дяди Соломона. Утром по радио выступил нарком Вячеслав Михайлович Молотов. Слова, которые остались во мне - как и во всем народе - навсегда: "Сегодня фашистская Германия без объявления войны вероломно напала на нашу страну... Враг будет разбит. Победа будет за нами".

Глупый мальчишка - я даже обрадовался, представив себе, как лихо наши красноармейцы из винтовок и пулеметов будут расстреливать в боях фашистов. Вспомнились статьи, прочитанные в журналах: "Непобедимая Красная Армия будет бить врага на его территории", "На удар врага ответим тройным сокрушительным ударом", "В случае войны немецкие рабочие отключат ток на электростанциях, остановятся заводы, начнутся забастовки".

Окружающие взрослые были встревожены, но никто не сомневался: война продлится несколько недель, ну самое большее - несколько месяцев. Дядя Соломон - как и другие дачники - взялся за лопату и стал отрывать на участке щель для укрытия от налетов авиации.

В Москве стали заклеивать окна полосками белой бумаги, в небо поднялись аэростаты заграждения. Большой театр и Кремль художники перекрасили так, что издалека они казались группой обычных домов. Пару тревожных ночей пришлось провести в тесном темном бомбоубежище. Недалеко от нашего дома упала бомба, сильно разрушив здание райсовета.

4.7.1941. Так как проклятые дивизии проклятого Гитлера приближаются к дорогой, родной Москве, нас сегодня эвакуируют со школой в Рязанскую область.

Если только будет возможно, мы будем писать тебе письма. Мы здоровы. Как ты? Крепко тебя целую. Твой Вовочка.

По возможности мы постараемся как можно лучше использовать свой отдых. Для этой цели мы купили 2 альбома (для стихов и рисования), карандаши (цветные), ручки, перья. Ждем писем... Твой Феликс.

14.7.1941. Живем здесь неплохо, едим 3 раза в день. Работаем 4 часа в поле. Там мы полем свеклу. Как, мамочка, твои дела, как живешь, работаешь? Где мы живем, местность хорошая, есть река. В этом году хороший урожай. Желаем, мамочка, всего-всего наилучшего. Привет и крепкий поцелуй. Вова и Феликс.

...Мы с братом впервые увидели по-настоящему страну, в которой родились и росли: крестьянок с серпами, укладывающих в снопы спелую пшеницу, деревенские дома с соломенными крышами, белые кучевые облака над раздольем лесов и полей. Неподалеку от интерната громыхала железная дорога. Каждые несколько минут на запад, на фронт, шел эшелон, товарные вагоны были открыты, за продольными досками стояли раздетые до пояса новобранцы. Родина провожала своих сыновей - почти всех увозили в бессмертие.

На наших детских письмах, приходящих к маме, к штампу лагерного цензора присоединился штампик военной цензуры.

26.8.1941. О нас не беспокойся, мы живем в безопасном месте. Живем, правда, не как с бабушкой, но все же хорошо. Кормят очень хорошо. Есть письма, газеты. Дядя Соломон прислал нам зимние вещи. Мы живем в клубе, и рядом в клубе же кухня и столовая. Поэтому будет тепло. Школа через дорогу. Нас всего человек 15 ребят. Остальных 35 взяли родители к себе. Мы тоже, может быть, будем жить в Пензе с тетей Броней или бабушкой в Уфе. (Наши родные были эвакуированы в эти города.) Этого мы очень бы хотели, но это трудно. Живи, мамочка, лучше не унывай. Твои сынки Вова и Феликс.

21.9.1941. Помни, мамочка, что мы тебя не забыли и крепко-крепко любим. В школе нас хвалят. Хотя мы пишем тебе редко, но это потому, что у нас не хватает открыток. На зиму мы здесь, наверно, не останемся. Мамочка, не падай духом, еще мы встретимся и, может быть, даже скоро. Твои сынки.

18.10.1941. А теперь я опишу тебе путь в Пензу. 29 сентября интернат переезжал в другую деревню за 14 км от железной дороги. Когда интернат уехал, мы перешли на частную квартиру и на частный счет. Картошка, которую мы заработали и ели, кончилась. Дядя Соломон, тетя Броня, дедушка прислали нам денег. Мы заплатили 10 р. за квартиру, попросили у пред.колхоза лошадь и 10 окт. поехали на станцию. А продовольствия было столько: кг полтора хлеба и литр молока. Первые сутки сидели на станции. Мы получили билеты, но не успели ночью сесть на поезд, который стоял 1 минуту. Мы бегали от вагона к вагону, и нигде не пускали - где "мягкий", где просто закрыто. Утром упросили проводницу посадить нас на поезд Москва - Ростов. Доехали до Ряжска. Там пересадка и полуторо суток ожидания. Утром в Моршанске. Купили кучку моркови на1 р., помидоры на 3 р. К вечеру в Пачельме, в 120 км от Пензы. Ночь ехали плохо. Народу в вагоне битком, пройти нельзя - некуда. На утро были в 8 км от Пензы. Целый день стояли. Продовольствие кончилось. Наш эшелон никак не принимали. Наконец вечером тронулись и были скоро в Пензе. Я остался с вещами, Феликс пошел искать. Скоро они пришли, то есть Феликс и тетя Броня. Твой Вова.

Железнодорожный узел в Ряжске был забит воинскими эшелонами, эвакогоспиталями, составами с эвакуированными. Даже на платформах не было свободного места - всюду люди с вещами. Внезапно в небе появились два немецких самолета. Взревела сирена, люди заметались в панике, бросая узлы и чемоданы. Военные стали наводить зенитные орудия на эшелонах, скоро в небе начали рваться с металлическим звуком снаряды и поплыли, рассеиваясь, дымки от разрывов.

Потом был еле ползущий на восток эшелон из товарных вагонов: теснота, вши и блохи, антиеврейские анекдоты. Не было воды и хлеба - на станциях брали в кружки кипяток.

20.11.1941. От тебя за последнее время мы не имеем ни одного письма. Это нас сильно беспокоит. Каждое твое письмо будет для нас великой радостью. Сейчас жизнь тяжелая. Но мы знаем, что придет снова мирное время, мы вернемся домой в Москву, вернешься и ты, и мы будем снова многие годы жить счастливо и радостно. А пока, моя родная, помни - мы крепко и горячо тебя любим и никогда о тебе не забудем. Горячо тебя любящий и незабываемый сын Феликс.

22.11.1941. Здравствуй, миленькая и дорогая! Какие, мамочка, есть надежды? От тебя мы по-прежнему ничего не имеем. Мы все очень обеспокоены. Если бы ты знала, мамочка, как мне хотелось наконец увидеть, встретиться, обнять и расцеловать тебя! Я уже получил "отлично" по литературе. Скоро они будут и по другим предметам... Пройдет война, прогремит на весь мир наша победа, и мы, мамочка, понадеемся увидеться. Пока главное - спокойствие, твердость духа. Крепко-крепко от всего сердца любящий тебя твой сынок Вовик.

7.12.1941. В школе у нас есть сладкий чай...Я уверен, что первомайский приказ Наркома Обороны, нашего дорогого тов. Сталина Красная Армия выполнит, 1942 год станет годом разгрома немецко-фашистских мерзавцев, и мы вернемся домой.

28.5.1942. Учебный год закончили успешно. Пока надо с честью переносить тяжести военного времени. Верь - скоро наша родная Красная Армия освободит наших братьев украинцев, белоруссов, молдаван, литовцев, латышей, стонущих от немецко-фашистских извергов. Будь здорова. Твой Феликс.

Живем мы ничего, спать нам тетя Броня достала через Гороно хорошую пружинную кровать. Твой тебя бесконечно любящий сын Вова.

30.5.1942. Мы все время здоровы. Сейчас у нас начались летние каникулы. Учебный год мы окончили на "отлично" и "хорошо", и это при том, что у нас почти не было учебников. Приходилось одалживать.

Ты пишешь, что очень беспокоишься о нас. Это, мамочка, зря. Мы здоровы, сыты, вещи мы привезли с собой из Москвы и так что одеты. В общем живем ничего. Крепко целую и обнимаю. Вова.

А как было на самом деле? Мы жили в Пензе на улице Плеханова в частном деревянном доме. Власти отобрали у хозяйки для эвакуированных одну небольшую комнату - в ней ютились наша тетя Броня, ее муж дядя Рувим, сын Леня, доброволец из народного ополчения, отпущенный с фронта из-за безнадежной болезни сердца, и мы с братом. Путь в комнату проходил через кухню и гостиную, а туалет был на улице. Хозяйка часто ворчала: зачем ей незваные жильцы? Вещи у нас были только самые необходимые. Света по вечерам часто не было - не хватало тока для военных заводов. Свечи и керосин были в большом дефиците - зажигали лучину. Тепла от хозяйской печи не хватало, утром в комнате было холодно.

Мыться ходили в санпропускник на вокзале - там был не только горячий душ с кусочком грубого мыла - вся одежда "прожаривалась", чтобы уничтожить в ней паразитов.

Мы прожили в Пензе две зимы и два лета, но в памяти почему-то остались долгая морозная зима, сугробы снега на затемненных улицах. Дядя Рувим работал (его не брали в армию по возрасту), Леня стал учиться в техникуме. А с тетей случилось несчастье: она поскользнулась на нерасчищенных улицах, сломала ногу, лежала дома в гипсе. Вот почему я (или Вова) вставал каждое утро ни свет ни заря и шел с продовольственными карточками за хлебом. Его привозили только раз, и, если хлеба не доставалось, талончики пропадали - в магазине оставались совершенно пустые полки. Нерегулярно и не полностью "отоваривались" и другие продовольственные карточки: так, вместо сахара иногда "давали" конфеты-карамельки. От недоедания у меня открылся фурункулез: все тело было в нарывах. С той далекой поры я всегда пью только горячий чай, никогда не могу выбросить кусок даже зачерствевшего хлеба или оставить что-либо на тарелке... Другой нашей ежедневной заботой была вода. Ее мы притаскивали в ведрах с уличной водокачки. Вокруг нее был сплошной лед, идти надо было с тяжелой ношей очень осторожно. Брат Вова пролежал месяц в больнице с брюшным тифом.

13.6.1942. Ты, мамуся, наверно, и не представляешь, какие мы стали сейчас. Нам ведь уже 12 лет. Если будет возможность сняться, то обязательно пришлем тебе наши фотокарточки. Будь бодра, мамочка. Не падай духом и не теряй хороших надежд. Так легче переносить тяжелое время. Еще несколько месяцев, и мы разгромим немцев. Твой Вова.

20.6.1942. Нет сомнения, что второй фронт в ближайшее время появится и что Гитлеру и всем проклятым фашистам наступит конец. Больше такой войны, будем надеяться, не будет. Вова.

23.6.1942. Нам надо писать только: Почтамт. До востребования. Ты же понимаешь, мамочка, что мы живем не в своей квартире. Все всем так интересуются, что нам твои письма могут и не дойти. Открыток вообще писать не следует, а только закрытые письма. Наши соседи очень любопытные. Вова.

Само собой, мы скрывали от всех, что наша мама находится в лагере. С подсказки тети мы всем говорили: отец у нас умер, а мама незадолго до войны уехала в командировку на Западную Украину. Дядя Соломон был призван в армию.

22.7.1942. Последний фильм, который я смотрел, "Разгром немецких войск под Москвой". Эта картина мне очень понравилась. Твой Феликс.

5.8.1942. Мы очень часто вспоминаем тебя, перечитываем твои письма и просим тетю Броню рассказать, какая ты у нас хорошая... Начнем мы учиться, наверно, в этом году с 1-го октября. Сейчас мы много гуляем, читаем книги, собираем ромашку для бойцов Красной Армии. Мы сдаем эту ромашку в школу, а оттуда сдают в аптеку. Сейчас в магазинах появились свежие овощи: огурцы, капуста и др. Они еще дорогие, но быстро дешевеют. Твой Вова.

22.8.1942. У нас все спокойно. Тревог нет. Так что ты, мамочка, можешь за нас не беспокоиться. Твой сын Феликс.

24.8.1942. Учеба у нас начнется только через месяц, потому что многие ребята нашего класса работают в поле. Я же благодаря своему возрасту остался. Очень многим ребятам, которые плохо учатся и достигли 14 лет (которые оставались на 2 года в каком-нибудь классе), хотя они еще только пятиклассники, прислали повестки в ремесленные училища. Они все уходят работать на завод. Мне, конечно, повестку не пришлют, потому что 14 лет будет только в 1944 г. и кроме этого таким ученикам, как мы, повестки не шлют. Чем идет учеба дальше, тем она интересней. И каждое лето каникулы очень сильно мне надоедают и хочется быстрей приняться за учебу. Сейчас у нас в Пензе нет ни одной фотографии твоей. Я тебя запомнил веселой ласковой мамочкой. Особенно мне помнится, как мы с тобой пошли в школу в первый день начала нашей учебы. Много, очень много воды утекло с тех пор... Лишь бы пережить тяжелое время войны... Твой сын Вова.

На главной улице - Московской - было много военных плакатов. Особенно мне запомнился знаменитый плакат И. М. Тоидзе "Родина-мать зовет!". У газетных витрин - там вывешивали "Правду" и "Красную Звезду" - всегда толпился народ. Читали сводки Совинформбюро о положении на фронте и статьи писателя Ильи Эренбурга. Его страстные памфлеты, полные ненависти к фашистам, печатались почти в каждом номере. Все знали и стихи Константина Симонова "Жди меня, и я вернусь". Любимой песней, часто звучавшей по радио, была "Темная ночь". В местном театре мы несколько раз смотрели спектакль о войне 1812 года "Давным-давно", позже - "Фронт" А. Корнейчука.

Нередко мы ходили на базар - там удавалось незаметно "взять" с прилавка морковку или пару картофелин. Рынок часто внезапно окружали солдаты внутренних войск - на выходе у всех мужчин проверяли документы: ловили шпионов и дезертиров.

Другим центром города был вокзал, переполненный военными и эвакуированными. На всех путях воинские эшелоны - на фронт, эвакогоспитали с перебинтованными солдатами и офицерами в спальных вагонах - в тыл.

Случалось, офицеры давали голодным мальчишкам несколько черных сухарей и пару кусочков сахара из своего скудного пайка.

Не могу забыть и другую сцену: улица, толпа, в центре побледневшая женщина с закрытыми глазами на мостовой, прислонившаяся к стенке дома. Из-под нее на асфальт хлещет кровь... Помочь было некому: почти все врачи день и ночь трудились в госпиталях.

Несмотря на все жертвы и невзгоды, в этом времени было что-то прекрасное: весь народ - как один человек - сражался и работал для Великой Победы.

24.10.1942. У нас в классе 6 мальчиков (остальные ушли в ремесленные училища). Тетради и перья пока что больше присылать не надо. Недавно в школе нам давали по треугольнику, перу, карандашу и циркулю. Вова.

Школа от нас находится недалеко. Там на завтрак мы получаем 50 г хлеба (коммерческого) и 10 г сахара. Феликс. ("10 г сахара" цензор вычеркнул.)

Почти все школьные здания были заняты под госпитали, поэтому иногда мы занимались вечером, в третью смену. Приходили с чернильницами-"невыливайками", тетрадками с промокашками. Часто не раздевались: в классах было холодно. В памяти не остались образы наших учителей, но знаю: они жалели и любили нас.

- Что мы можем сделать для фронта? - спрашивали мы. Они отвечали: "Учиться на хорошо и отлично".

Мы приходили в госпитали: декламировать стихи и петь песни. Раненые были не только в классных комнатах, но и во всех коридорах.

Однажды в школе нам дали пирожное. Это было как сон. Мы бережно отнесли его домой.

Зимой 1942 года стала поступать американская помощь, мы узнали, что такое заморская тушенка и сгущенка. Открылись детские столовые, стало много легче. Но манную, пшенную и овсяную кашу я возненавидел на всю жизнь.

2.11.1942. Мы сейчас находимся в трудном положении, но многие люди находятся в гораздо более тяжелых условиях. Бойцам на фронте разве легко? Будем верить, что XXVI годовщина Великой Октябрьской революции будет праздноваться в мирных условиях. Твой сын Вова.

7.11.1942. Пишу тебе в день великого праздника Октября. Вчера мы слушали по радио доклад товарища Сталина. В этой речи мы чувствовали великую веру в победу. 6 ноября у нас в школе было собрание. Меня, как хорошего ученика, избрали в президиум. После доклада о XXV годовщине я первым выступил со своим собственным стихом "28 гвардейцев". Меня долго приветствовали аплодисментами... Последним выступил опять я. Рассказал фронтовую поэму К. Симонова "Сын артиллериста". Потом выступил хор. Мы разошлись по классам. Нам дали маленький кусочек белого хлеба и кусочек сахара. Вот и все. Твой Феликс.

29.11.1942. Ты спрашиваешь, как мы одеты. Ты, наверно, представляешь нас разутыми и раздетами. Это совсем не так. У нас есть: валенки (они лезут только на меня), старые валеночки с галошами: ими пользуются тетя и Феликс поочередно, одно зимнее пальто, ватное. Феликс надевает осеннее пальтишко, поверх него шинель красноармейскую, привезенную Леней из армии, теплые шапки-ушанки тоже есть у обоих.

Но если есть вещи, без которых ты можешь безболезненно обойтись и ты сумеешь их переслать нам, мы их сменим на продукты.

Ты, наверное, радуешься не меньше нашего наступлению под Сталинградом и на Центральном фронте. Скорей бы им пришел конец. Вот была бы радость. Вова.

8.1.1943. А про каникулы прошедшие скажу, что сейчас не время веселиться, а вот кончится война, разгромим фашистов, и тогда будет праздник, каких еще не было никогда. Вова.

26.2.1943. Мы тоже каждый день слушаем радио и очень, очень радуемся нашим фронтовым успехам. Они приближают окончательную победу, общее счастье, счастье жить опять в родном городе, счастье встречи и совместной, хорошей жизни. Будем верить, что фашистским гадам жить уже недолго и мы скоро сумеем крепко-крепко обнять и расцеловать тебя и никогда больше не расставаться. Вова.

27.3.1943. Сейчас у нас с 25 по 31 весенние каникулы. Но каждый день два урока военного дела и приходится их посещать. Вова.

13.7.1943. Какое наслаждение вновь видеть дорогой почерк и читать золотые твои слова. Скоро обед, и надо успеть до него отнести мое письмо на почту. Вова.

19.9.1943. 1.Х. в школу. Будем учиться отдельно от девчат. Ежедневно отмечаю продвижение войск на своей карте... Время сейчас 5 ч вечера, а в 6 ч приедет тетя из деревни, куда уехала вчера вечером за картофелем. Попутно со встречей ее отправлю на вокзале сию открытку. Вова.

"За высокие производственные показатели и образцовое поведение в быту" командование Карлага возбудило ходатайство о досрочном освобождении заключенной Каган Анны Эммануиловны.

22.12.1943. Наконец наступил наш радостный час. Вчера мы получили твое долгожданное письмо. Еще полгода, и мы будем вместе! Какая радость! Есть ли у вас и какие техникумы и вузы? Крепко тебя целую и обнимаю! До скорой встречи! Твой Феликс.

5.3.1944. Дорогая наша дочь Аня!

...Квартира наша на Полянке занята (ее отняли). Мебель цела, но носильные вещи, хозяйственные предметы и книги украдены, кроме тех, которые мы вывезли при эвакуации в 1941 г. Твой хороший отрез на пальто цел и находится у Брони. Туфли твои украдены. Мы очень любим Фелюньчика и Вовика и послали им поздравления ко дню их рождения. Твой отец Мендель Каган.

13.3.1944. Вот уже я пишу это письмо 14-летним человеком. Время неуклонно движется вперед. Приятно сознавать, что оно идет и с каждой неделей, днем, часом приближает нас к заветному дню Встречи. И все мысли мои и твои, мамочка, на этот день. Пусть снова пойдет старая мирная жизнь труда и учебы. Я стараюсь лучше учиться, чтобы встретить этот день с лучшими показателями. Твой Вова.

...Ко дню рождения меня ждало еще два сюрприза. В школе мне выдали нижнее белье и хорошие брюки. Старые истрепались... Феликс.

26.3.1944. Надо помнить, что сейчас война и хорошо бы иметь в своих руках хоть что-нибудь. А почему нельзя после техникума в институт? Мы с Вовиком более-менее одеты. Единственное, в чем не совсем благополучно, это то, что я хожу в шинели. Но шинель можно легко перешить... Нас очень интересует именно, в какой местности ты живешь? До скорой встречи! Твой Феликс.

8.4.1944. Голубки мои, родные, любимые Фелинька и Вовочка!

...Как мне хочется поскорее Вас прижать к себе, обласкать, называть Вас самыми ласковыми именами, чтобы Вы в конце концов физически, близко, почувствовали - как я Вас люблю, как хочу помочь Вам, как хочу максимально облегчить Вашу жизнь и учебу.

Не беспокойтесь, дорогие, проживем с Вами не хуже многих. Излишеств не будет, но сыты и одеты, думаю, будем... У нас здесь нет никаких спекулятивных цен - цены нормальные. ...Я Вас приму при всяких обстоятельствах, главное, довезите себя в целости и сохранности. Дорога очень тяжелая, с пересадка ми, безбожно воруют... Берите только для себя. Вызов, очевидно, смогу Вам оформить в конце июня - начале июля... Крепко-крепко Вас целую, никогда не забываю. Ваша мама.

20.4.1944. Как у вас с учебниками?... Денег на дорогу нам не надо, постараемся скопить сами... Мы не боимся ехать одни. Я кончаю, ибо хочу заняться физикой... До свиданья, мамочка, через 2 с небольшим месяца. Вова.

18.5.1944. Может быть, поедешь в Караганду и осядешь там?.. Вова.

9.6.44. Недавно мы восторженно приняли весть о десантных операциях союзников. Наконец! Теперь мы ясно видим Победу. Она совсем близка. Твой сын Феликс Патрунов.

Справка № 256218 Видом на жительство не служит

Выдана гражданке КАГАН АННЕ ЭММАНУИЛОВНЕ 1904 г рождения, осужденной по делу НКВД СССР 4 января 1938 г как член семьи изменника Родины в том, что она отбывала меру наказания с 28 декабря 1937. и по постановлению Особого совещания при НКВД СССР от 10.XI-43 срок снижен на 1 г 6 м и за отбытием наказания из Карлага НКВД освобождена 28 июня 1944 г. Нач управления Карлага НКВД.

С такой справкой уехать было никуда нельзя.

30.7.1944. Срочная. Крг Долинское управление Карлага промотдел Каган. Феликс выехал 16 поездом вагоном прямого сообщения Караганды. Вовик поступил техникум Соломон.

Встреча. Она была совсем не такой, о какой мы мечтали в письмах. Жизнь не прощает разлук. Ночью на вокзале Караганды мама искала своего оставленного восьмилетнего нежного мальчика. Долговязый подросток в военной шинели с чужого плеча никак не мог признать в женщине, одетой в телогрейку, пережившей страдания тюрем и лагерей, свою молодую красивую любящую маму.

- Вы Анна Эммануиловна? - спросил я. Впереди была дорога через необъятную холодную звездную степь в поселок с "зоной", со сторожевыми вышками и собаками. Многие мамы там, за колючей проволокой, еще только могли мечтать о встрече с детьми. Впереди был многолетний, так и неоконченный путь к пониманию и близости.

 

Читайте в любое время

Портал журнала «Наука и жизнь» использует файлы cookie и рекомендательные технологии. Продолжая пользоваться порталом, вы соглашаетесь с хранением и использованием порталом и партнёрскими сайтами файлов cookie и рекомендательных технологий на вашем устройстве. Подробнее

Товар добавлен в корзину

Оформить заказ

или продолжить покупки