Глобализация: возможны ли новые империи?
Александр Алексеев, историк.
Глобализация — процесс крайне сложный и противоречивый. Возможны ли в глобалистическом будущем антиглобалистические автономии? Сможет ли Россия стать такой автономией, если захочет?
Китайцы три тысячи лет жили почти в полной изоляции, и эта географическая ситуация сильно сказалась на их менталитете. Они в массе своей убеждены, что Поднебесная вращается вокруг их Срединной империи, что их образ жизни — единственно правильный, что все остальные народы — варвары, которые должны подчиняться Китаю. Но у Китая есть ахиллесова пята. При внешней монолитности это довольно рыхлое клановое общество. В острые моменты провинции там перестают подчиняться центру, власть переходит к местным кланам. В середине 1960-х годов Мао Цзэдун для борьбы с непослушными провинциалами создал организацию хунвэйбинов — преданных лично ему студентов и школьников. Но пока в одних провинциях хунвэйбины под грохот барабанов расправлялись с врагами Мао, в других ни о каких хунвэйбинах не было слышно, а в третьих местные парткомы заводили «ручных» хунвэйбинов, которые тоже маршировали и клялись в верности Мао, но на деле защищали своих хозяев.Возможно ли образование новых империй на основе завоевания мира мусульманами? Ведь они всё более внедряются в христианский мир, навязывая свою культуру, заставляя менять законодательство европейских стран в свою пользу и вовлекая в мусульманство коренных европейцев?
О завоевании всего мира в наше время трудно говорить всерьёз — слишком он велик и сложен. Да и внутри исламского мира существуют разные цивилизации. Но мусульманское Средиземноморье, мусульманскую Европу я вполне могу себе представить. Мусульманский анклав в Европе расширяется — к Албании и мусульманской Боснии добавилось Косово, да и в остальных странах выходцев из исламских стран всё больше. У нас состав населения тоже меняется в пользу мусульман.
При этом ислам ни в коей мере не зло, противостоящее доброму христианству. Изначальный ислам, как и христианство, — порождение своей эпохи, нацеленное на смягчение жестоких
нравов. Пожалуй, единственное, что в нём совершенно неприемлемо для нас, это приниженное положение женщины, но оно рождено не исламом, а унаследовано им от древних цивилизаций семитского Востока. Ислам снисходителен к человеческим слабостям. Обязательных предписаний в нём мало, и они не сложны, в остальном от верующего ожидают, что он будет соблюдать правила в той степени, в какой ему это по силам.
Однако многие мусульмане, как и многие христиане, выполняют предписания своей религии крайне выборочно. К примеру, пророк Мухаммед запретил мусульманину вставать (в смысле — воздавать открытые почести) перед кем бы то ни было, кроме своего отца и праведного имама. Между тем большинство мусульманских стран — диктатуры с сильнейшим культом вождя. Вспомните, что вытворяли чеченские псевдомусульмане с захваченными людьми. А ведь Мухаммед учил, что раб должен есть то же, что ест хозяин, одеваться в то же, что носит хозяин, и хозяин должен прощать ему проступки, хотя бы он совершал их по семьдесят раз на дню.
Так что опасность исходит не от ислама как такового, а от радикальных мусульман, пытающихся принудить весь мир жить по шариату (в их интерпретации). К сожалению, таких радикалов в последнее время чересчур много; Запад перед ними пасует.
Но всё меняется, и мусульмане не исключение. Запад тоже влияет на исламский мир. А есть ещё Индия, Китай, Япония... Одним словом, глобализация.
Как могут повлиять на глобализацию ограниченность ресурсов планеты — пресной воды, нефти и пр. — и экологические проблемы, например глобальное потепление?
Именно в сфере экологии, как мне кажется, лучше всего видно, в каком зачаточном состоянии находится глобализация, насколько она слаба. Решения, принятые одной группой стран, игнорируют другие. Да, собственно, никто и не доказал, что нынешнее глобальное потепление — результат человеческой деятельности, а не очередной виток природного цикла.
Охота на китов — ещё один яркий пример. Кое-где уже поняли, что мы, люди, несильно отличаемся от прочих крупных стадных млекопитающих, а истреблять своих родственников как-то неэтично. В других странах к жизни относятся менее сентиментально, там сохраняется традиционный подход, который у нас сейчас принято именовать «прагматизмом» — «били и будем бить».
Что касается невозобновляемых ресурсов, здесь частично те же проблемы. Это хорошо, что все такие самостоятельные и могут плевать на протесты соседей, продолжая вредить и себе и им? Воды мало, но в ряде стран её продолжают активно загрязнять. Дышать становится труднее, но леса продолжают вырубать в погоне за сиюминутной выгодой. За нефть и прочее сырьё идёт борьба, но это никак не примета глобализации. Проблема ограниченности ресурсов и борьба за них существовали всегда, хотя то были другие ресурсы.
Пять тысяч лет назад в Месопотамии дефицитом считалось почти любое сырьё вплоть до булыжника, а дерево ценилось так дорого, что при покупке дома прежний владелец уносил дверь с собой. Нехватку восполняли завоевательными походами, но чаще торговлей. Почему чаще? Во-первых, потому, что воевать всё время трудно. Во-вторых, значительную часть нужной продукции всё равно нельзя приобрести у соседей (у них её тоже нет), а воевать за тридевять земель сложно даже при нынешней технике.
Система транзитной торговли, охватывающая почти весь Старый Свет, существует уже более двух тысячелетий. В эпоху глобализации она ещё более разрослась. Поэтому проигравшей войну Японии, как и древней Вавилонии, отсутствие собственного сырья не помешало создать первоклассную экономику. Сегодня только особо одарённые политологи всерьёз верят, что борьба за ресурсы может привести к большой (мировой) войне. Потери в такой войне при нынешней технике и взаимопроникновении экономик были бы несопоставимы с выигрышем. Поэтому, чем дальше продвинется глобализация, тем меньше в мире останется места для войн старого типа. Зато теракты, боюсь, будут становиться всё более ужасными.
С точки зрения историка, какой станет граница России эдак лет через 50?
На такой вопрос лучше бы отвечать политологу. Предсказывать будущее — задача неблагодарная, а в нашей стране особенно. Ситуация с границами зависит от очень многих факторов, среди которых главные — общее состояние дел в нашей стране и политика Китая. Я лично не исключаю, что при благополучном и устойчивом развитии России в её состав может влиться Белоруссия, а возможно, и кое-какие непризнанные государственные образования. С другой стороны, в случае сильных передряг внутри страны и на международной арене мы можем потерять Северный Кавказ, Сибирь и Дальний Восток.
У меня сложилось впечатление, что большинство грамотных россиян заражено идеями антиглобализма, антиамериканизма и тоской по Российской империи (по оценкам в Интернете — около 90 — 95%). Я убеждён, что, пока Россия не избавится от этого груза, невозможно и думать о развитии в ней современного цивилизованного общества. Сколько времени и какие события потребуются России, чтобы отряхнуть этот прах со своих ног?
Я собирался изложить некоторые впечатления от состоявшегося интервью в форме резюме, но заданный вопрос избавил меня от этой необходимости. Сам я в Интернете не брожу, но мои ощущения совпадают с вашими. Однако, по моему мнению, антиглобализм и антиамериканизм — это только симптомы, болезнь глубже.
Мы живём в выдуманном мире. Юлия Латынина на радиостанции «Эхо Москвы» приводила хороший пример глобализации: программист, сидя в Индии, работает на корпорацию со штаб-квартирой, допустим, в Гамбурге, и в результате его работы совершенствуется производство где-нибудь в Малайзии. Однако эта реальная глобализация не только никого у нас не волнует — она даже не является предметом обсуждения.
И если бы только это! Насколько я знаю, в прошлом году в разных концах страны произошёл ряд изуверских убийств маленьких детей. Страшнее детоубийства ничего представить невозможно, и для меня лично подобные ужасы, повторяющиеся снова и снова, — это уже предвестник апокалипсиса. Если мы — народ, нация, то мы должны только об этом сейчас думать и говорить. Между тем телевидение если и упоминает о гибнущих детях, то в качестве обыденной уголовной хроники. Зато американская ПРО в Польше и Чехии (бесполезная для США и ничем не угрожающая нам) не сходит с экрана.
Иными словами, наши люди либо не хотят осмысливать реальные жизненные факты, либо вообще не желают их замечать. Их головы забиты фантастическими страхами и фобиями типа «мирового правительства», неизвестно из кого состоящего, которое то ли будет скоро нами управлять (интересно, каким образом?), то ли уже управляет.
Что касается нашего антиамериканизма, обычное его объяснение — «американцев не любят везде». Так оно и есть, только не любят везде по-разному. Германия и Франция недавно выбрали руководителей значительно более проамериканских, чем были их предшественники.
Наш человек боится Америки потому, что по жизни чувствует себя совершенно беспомощным. Мы — страна одиночек. Мы не умеем действовать сообща, поэтому беззащитны перед ЖЭКом, гаишником, градоначальником. Единственный вид власти, который нам известен, — это власть давящая, угнетающая, и любую власть мы представляем по её образу и подобию. Поэтому мы уверены, что раз Америка такая сильная, она заведомо должна всех давить и угнетать.
Я не знаю, сколько времени и сил нам может понадобиться, чтобы избавиться от фобий и обрести уверенность. В прошлый раз для этого потребовались долгое мягкое правление Екатерины II и Александра I, а затем реформы Александра II. Благодаря им в начале XX века у нас были независимая пресса, подлинное самоуправление, настоящие политические партии, боевые профсоюзы, защищавшие права своих членов. Сейчас подобный процесс даже не начался, и я не уверен, что история подарит нам для эксперимента ещё сто пятьдесят лет.
Читайте в любое время
