Пять выборов Никиты Хрущёва
Гавриил ПОПОВ, Никита АДЖУБЕЙ.
Каждая эпоха оценивает прошлое со своих позиций и по своим критериям. К тому же в каждой эпохе позиции представителей различных политических, экономических и социальных сил отличаются — порой радикально. Поэтому нет ничего удивительного, что и Хрущёв как политический деятель получал, получает и будет получать самые различные оценки. Наш подход таков. Во-первых, главный объект оценки — это деятельность Хрущёва в то неполное десятилетие, когда он руководил партией и государством. Во-вторых, свою оценку мы выводим из понимания самогó государственно-бюрократического социализма, проблем выхода из него и перехода к постиндустриальному строю. (Нелишне добавить, что мы, авторы этой книги, являемся сторонниками народно-демократического варианта такого выхода — в противоположность и номенклатурному и либеральному вариантам.)
ТРИ ЧАШИ ВЕСОВ ИСТОРИИ
Официальной оценкой Хрущёва после отставки стали «субъективизм» и «волюнтаризм» — оценка, полностью игнорировавшая даже то, что сделал Хрущёв для государственно-бюрократического социализма, его номенклатуры и его бюрократии. При этом совершенно обходились вопросы: почему после субъективизма и волюнтаризма Сталина стал возможен субъективизм и волюнтаризм Хрущёва и есть ли различия между сталинским и хрущёвским волюнтаризмом.
Однако в противовес официальной оценке начала развиваться концепция двух чаш весов: положительной и отрицательной. Родоначальником её был сам Н. С. Хрущёв, который написал: «Умру я... Положат люди на весы дела мои. На одну чашу — дела худые, на другую — добрые... И добро перевесит». (В духе «двух чаш» создал надгробный памятник Хрущёву и известный скульптор Эрнст Неизвестный: из белого и чёрного мрамора.)
И тем не менее концепция «двух чаш весов» имеет существенный недостаток. Она признаёт социализм как нечто абсолютно необходимое и истинное; и то, что, по мнению сторонников такого подхода, служит этому социализму, ложится на положительную чашу весов, а то, что вредит, наполняет отрицательную.
Концепция «двух чаш» остаётся главной до сих пор.
Попытаемся и мы вначале изложить именно её, по возможности без пристрастий.
В реформах Хрущёва, прежде всего, поражают их разнообразие и противоречивость. Например. Забота о принципе материальной заинтересованности – и практически ликвидация личных хозяйств. Реабилитация жертв культа личности — и отсрочка реабилитации руководителей оппозиции Сталину. Возврат в родные места калмыков — и отказ в этом немцам Поволжья. Возвращение из лагерей заключённых – и нежелание провести суд над их палачами. Укрепление зарплаты — и курс на бесплатные фонды потребления. Отказ от ядерной войны — и испытание водородной бомбы... В этом противоречивом наборе больших и малых мер явственно выделяются две линии: реформы для аппарата и реформы для народа.
В наибольшей степени интересам аппарата отвечали три хрущёвские реформы: прекращение массовых репрессий, узаконение привилегий, отказ от опасных для номенклатуры форм выборности.
Сначала о репрессиях. Конечно, отказ от массовых репрессий отвечал интересам всех граждан. Но надо более внимательно вглядеться в эту меру. Весь период после 1917 года до середины Отечественной войны режим большевиков жил в страхе перед народом. Отсюда репрессии — как общий фон для командования, как главный кнут. Но уже в тридцатые годы, после коллективизации, остриё репрессий начало смещаться в сторону самого аппарата. Удельный вес репрессированных среди «начальства» всё больше превышал этот показатель среди «рядовых».
Война и победа как-то примирили народ с режимом. И режим стал возрождать традиционно российское единение верхов и низов. Репрессии всё более становились аппаратными, даже если они шли под флагом борьбы с врачами-евреями или космополитами. Других методов чистки аппарата и освобождения постов для роста кадров режим Сталина не знал.
И отказ Хрущёва от массовых репрессий отвечал интересам прежде всего аппаратчиков, устраняя наиболее страшную для номенклатуры опасность. Номенклатура уже настолько чувствовала себя уверенной, что не нуждалась больше в топоре для защиты себя от народа и тем более сама не хотела жить под страхом топора.
Вторая крупная реформа Хрущёва для номенклатуры — узаконение привилегий. Реабилитация принципа материальной заинтересованности давала начальству право позаботиться прежде всего о себе. Оставался, правда, страх перед тем, как народ воспримет резкий рост зарплат руководства. И аппарат нашёл блестящее, гениальное решение. Он воспользовался движением к коммунизму и выдвинул идею опережающего роста бесплатных общественных фондов потребления.
Бесплатная квартира для рабочего в 25 метров в хрущёвской пятиэтажке давала возможность аппаратчику получить бесплатную квартиру в 50—90 метров в элитном доме престижного района. Бесплатная койка для рядового гражданина в больничной палате на шесть человек давала возможность руководителю лежать одному в чистой палате с телевизором, ванной и туалетом и лечиться препаратами, купленными за рубежом. То же — с детским садом и школой. Скажем, бесплатная школа с преобладанием детей начальства получала в несколько раз больше денег, чем бесплатная школа на окраине города для детей «лимиты».
Если гражданин получал из общественных фондов прибавку к зарплате в среднем в 20—30 процентов (так официально признавалось), то такая надбавка к зарплате аппаратчика составляла и 100, и 200 процентов. Как видим, была найдена почти идеальная форма (и законная, и достаточно скрытая) реализации привилегий для бюрократии. Зарплата начальства могла не очень сильно отличаться от средней. Но она компенсировалась распределением из общественных фондов потребления, отвечающим программе КПСС.
И, наконец, третья, пожалуй, наиболее важная для номенклатуры реформа: новый порядок избрания руководителей парторганов.
Безальтернативные выборы депутатов в Советы успокоили номенклатуру. Чтобы единственный кандидат в депутаты получил 50 процентов голосов «против» и тем был провален, должна возникнуть чрезвычайная ситуация. А вот выборы в парткомы, райкомы и горкомы, без которых нельзя претендовать на пост секретаря, со времён подполья и революции сохраняли элемент альтернативности. Эту-то процедуру и отменил, как уже говорилось, Хрущёв. Был изменён Устав КПСС. Отныне сколько бы ни было выдвинуто кандидатов, все окажутся избранными, если наберут более 50 процентов голосов.
Итак, безальтернативность выборов в советские органы перешла в партию. Кошмар, отравляющий жизнь партноменклатуре, исчез. Движение «наверх» в КПСС практически теперь зависело только от вышестоящего руководителя.
Аппарат и номенклатура получили от Хрущёва столько, что есть основания заявить: Хрущёв был последовательным и активным выразителем интересов того класса, которому он принадлежал, — класса бюрократии, господствующего в обществе государственного социализма.
Но желание Хрущёва и номенклатуры отойти от идеологических догм и практики сталинизма не могло бы осуществиться, если бы оно не сопровождалось какими-то мерами в отношении масс. Заслуга Хрущёва в том, что он старался расширить масштаб этих мер.
Хрущёв создал новую модель жизни для простого человека: частично дав ему новые возможности для улучшения своей жизни при социализме, а частично уверив его в грядущих благах коммунизма. Прекращение массовых репрессий освободило человека от ежеминутного страха за свою жизнь. Человек ощутил, что у него есть какие-то права и какие-то гарантии этих прав. Рабочий, например, получил право уволиться с работы, когда отменили выселение с ведомственной площади.
Реабилитация целых народов позволила сотням тысяч людей начать новую жизнь. Реабилитация жертв репрессий освободила и их самих, и их семьи. А сколько было тех, кто скрывал тот факт, что в их семьях репрессированы дед, отец, брат, сестра.
Жители села впервые за годы советской власти получили паспорта и право избавиться от конкретного колхоза, завербоваться на одну из больших строек, уехать в город. Принцип материальной заинтересованности позволил увязывать свои жизненные планы с собственными усилиями. Хрущёв реабилитировал такие элементарные человеческие потребности, как одежда и еда.
Новый подход наиболее полно воплотился в курсе на жилищное строительство, в признании права семьи на собственную квартиру. Даже если этой квартиры не было, даже если она маячила только в перспективе, пусть через десять-двадцать лет, — сама законность претензий на своё жильё делала естественным право на индивидуальные вкусы, на «я» вместо привычного «мы».
Сегодня, во всеоружии собственного опыта, опыта других стран, итогов научного анализа и новых теорий, мы с таким неимоверным трудом проводим в жизнь (а нередко только провозглашаем) те или иные преобразования. Спрашивается: как же было сложно и трудно Хрущёву полвека назад? Он-то в лучшем случае мог опираться только на опыт НЭПа.
Сопоставляя сделанное нами и сделанное Хрущёвым, приходится удивляться скорее не тому, что он чего-то не сделал, а тому, что он успел.
И хотя до подлинного освобождения оставались, говоря словами поэта, «три четверти пути», Хрущёв всё же — как и герой Пушкина Онегин — «ярем он барщины старинной оброком лёгким заменил, и раб судьбу благословил». Рабами социализма массы остались и при Хрущёве. Однако судьба их изменилась всё же к лучшему. В «конце туннеля» появился свет.
Подводя итоги, приходим к выводу: Хрущёв сочетал в себе черты вождя аппаратчиков с чертами искреннего популиста. Из всего сталинского окружения Хрущёв в наибольшей степени был близок массам. И что ещё важнее, он был воодушевлён идеей принести пользу народу. Он верил, что аппарат государственного социализма не имеет иных целей, кроме забот о благе трудящихся. Хрущёв был болен особой слепотой: он не хотел видеть, что аппарат более всего радеет о себе.
Но прошедшие годы многому учат. Можно существенно глубже оценить Хрущёва, чем традиционная позиция «двух чаш». В реальной жизни у весов действительно есть две чаши. Но у весов истории есть и третья. И эта третья чаша оценок — главная. Что лежит на этой чаше? Хрущёв спас государственный социализм от того кризиса, который мог его смести. Он спас КПСС, её аппарат от расплаты за чудовищные преступления сталинского времени. Он увёл КПСС от суда народа. Он выпустил пар.
Хрущёв не просто спас коммунистическую бюрократию. Он её переориентировал и структурировал на новой основе. Провозглашённый им двадцатилетний курс на строительство коммунизма под руководством КПСС гарантировал бюрократии сохранение её господствующего положения.
Если Сталин, отвергнув мировую революцию Троцкого, на первое место поставил идею строительства социализма именно в СССР и провёл чистку бюрократии эпохи революции, создав для неё механизм страха, то Хрущёв сплотил бюрократию вокруг её главного интереса — остаться правящим классом социалистического строя.
Хрущёв не просто спас сталинскую бюрократию, списав все ошибки на Сталина, он сумел добиться победы практически без крови (расстрелы при нём применялись по минимуму). Ему удалось то, что потом, вплоть до нынешнего времени, не удавалось ни одному из наших лидеров. Хрущёв сумел вычленить общий интерес бюрократии и народа и реализовал такие реформы (прекращение репрессий, жилищная политика), которые нужны были и господствующему классу, и трудящимся. Отсюда — широкая поддержка, оказанная Хрущёву во многих его начинаниях.
И сегодня таких преобразований, которые нужны и бюрократии и народу, и работодателям и работникам, много, но власть не умеет их выделить и реализовать. Хрущёв — сумел.
Своими реформами Хрущёв, по существу, заложил основы послесталинской номенклатурной формы государственного социализма. (Это легло на третью чашу весов истории.) И тем самым позволил государственно-бюрократическому социализму продержаться ещё не одно десятилетие.
Несомненная заслуга Хрущёва и в том, что он не взял на себя роль лидера им же создаваемого номенклатурного социализма. Ему надо было — в соответствии с нормами сформировавшегося строя — окончательно сдаться номенклатуре и стать послушной вершиной её пирамиды. На это он не пошёл. И в этом его личная историческая заслуга. Его популизм стал барьером, не позволившим ему превратиться в вождя номенклатуры. У него, сына революции 1917 года, хватило сил и духа, чтобы предпочесть этому своё смещение.
На третьей чаше весов лежит и то, что стиль Хрущёва остался в своей основе сталинским. Цель устанавливаю лично я – как лидер. Далее – жать на все педали и рычаги. Не щадить никого. (Вот только из понятия «не щадить» расстрел теперь исключён.)
Отвергнув Сталина как систему, Хрущёв не смог преодолеть его до конца внутри себя. Ведь главное у Сталина – не сама по себе кровь, а идея командования. Кровь у Сталина – это только кнут, наиболее эффективный, по его мнению, инструмент.
Хрущёв стал последним лидером сталинского типа ещё в одном отношении: он был последним социалистом, последним человеком идеи. Пусть не по-сталински догматично, но тем не менее он верил в идею социализма и до конца жизни оставался ей верен.
Указывая на сталинские качества Хрущёва, обязательно надо подчеркнуть, что эти качества смогли возникнуть не вопреки, а именно благодаря тому хрущёвскому социализму, которым он заменил сталинскую модель. Но его социализм оказался не застрахован ни от личного произвола, ни от ошибок. Тупик личности тут стал не причиной, а итогом избранного варианта развития.
На третьей чаше и то, что Хрущёв создал главную «внешнеполитическую» базу для продолжения жизни бюрократического социализма: соглашение с западным миром.
Первый вариант такого соглашения появился в годы великого кризиса 1929 года. Запад, продавая технику Сталину, дал ему возможность провести индустриализацию. Без техники Запада индустриализация была бы невозможна. Взамен Сталин развернул борьбу с наиболее опасным для Запада вариантом социализма — национал-социализмом. Ведь Гитлер специально ориентировал свой социализм на «массы» в развитых странах капитализма. Такой социализм был более опасным для Запада, чем полуазиатский, полукрестьянский социализм Сталина.
Второй вариант сотрудничества советского бюрократического социализма с Западом был реализован в годы Второй мировой войны и стал одной из составляющих победы над фашизмом.
Хрущёв заложил основы третьего варианта. СССР имеет бомбы и ракеты, но берёт обязательство никогда первым их не применять. Доказательство он дал — Куба. Но его бомбы и ракеты стали инструментом политического давления. В результате — ежегодные поставки хлеба, ширпотреба и техники, того, что позволяло коммунистической бюрократии господствовать над своим народом при неэффективном строе.
Вот эту модель «сосуществования» и оставил своим преемникам Хрущёв. Очень важное его наследство! Преемники добавили к нему принцип неизменности границ и сфер влияния. СССР может подавлять чехов и поляков, но и Запад может подавить захват коммунистами власти в Португалии или антикапиталистическую революцию 1968 года во Франции.
Преемники заложили ещё одну основу под соглашение о сосуществовании с Западом — поставки нефти и газа. Грабёж своих недр, удар по будущим поколениям стал ещё одной базой сохранения советской бюрократии. Если бы советская бюрократия не нарушила это соглашение и не начала войну за захват Афганистана, она, не исключено, просуществовала бы ещё годы и годы.
На третьей чаше весов истории то, что Хрущёв начал критику строя, в котором мы жили и который, как нас уверяли и как верили мы, был лучшим из возможных.
Именно Хрущёв подорвал базисные идеи марксизма о неприемлемости товарного производства (которое вынужденно терпим, но очень скоро преодолеем); об изживающих себя принципах материального стимулирования; о принципиальной вредности отдельных семейных квартир и т.п.
Именно Хрущёв начал ломать образ окружившего нашу страну и весь социалистический лагерь коварного врага, ежесекундно готового напасть на нас и ждущего лишь нашей малейшей оплошности.
Хотелось бы, чтобы Хрущёв начал демонтаж социализма. В крайнем случае, чтобы он сам ушёл немного раньше: до разорения личных хозяйств, до повышения цен на мясо, до кубинского кризиса. Но историю перекроить невозможно.
Деятельность Хрущёва стала эпохой первой волны критики Административной Системы изнутри, а она совсем не дальний родственник революции 1989—1990 годов.
Анализ трёх хрущёвских чаш на весах истории позволяет сделать выводы не только об их содержании, но и о более общих, фундаментальных проблемах.
Первое. О Сталине и сталинизме. Борьба Н. С. Хрущёва со сталинизмом показала, что сталинизм не был чем-то чуждым самой природе государственно-бюрократического социализма. Сталинизм вполне логичен для навязываемого истории строя, для которого человеческая цивилизация в XX веке оказалась не готова. Хрущёв преодолел в сталинизме только некоторые формы этой навязанной истории модели развития — не более. Грубо говоря, он изменил тип кнута, которым подгонялось строительство социализма и коммунизма.
Второе. О социализме самого Хрущёва. Замена в социализме Хрущёва террора административным нажимом на аппарат, его сверхстимулированием, а также материальным поощрением трудящихся и всё тем же идеологическим и политическим взвинчиванием масс — такая замена оказалась недостаточно эффективной. И этот новый социализм оставался чуждым и научно-техническому прогрессу, и заботе о природе, и эффективному экономическому хозяйствованию.
Даже абсолютно оправдавшие себя при частном хозяйствовании меры, например выращивание той же кукурузы, в социализме Хрущёва оказывались настолько искажены, что порой становились «дырами».
Третье. О государственном социализме вообще. Мало-мальски объективный анализ неудач и сталинского и хрущёвского социализма подводил к мысли о том, не является ли вообще государственный социализм как строй или отклонением от стандартов цивилизации, или неоправданным забеганием вперёд.
Тем более, что изначально не было тех главных основ научного социализма, о которых писали его авторы — Маркс и Энгельс. Не было такой степени обобществления, при которой возможно только общегосударственное хозяйствование. Не было нужного уровня производительности, чтобы обеспечить нормальную жизнь и удовлетворение главных потребностей. Не было нужного уровня сознательности и культуры трудящихся. Не было такого упрощённого управления, при котором можно было бы обойтись без государства, без Административной Системы.
Государство невозможно без господства в нём класса бюрократов. Насилие требует и класса насильников. А организованность и организация — класса организаторов. Но класс бюрократов-организаторов и насильников оказался менее эффективным, чем насильники-хозяева.
Вышедшая из революции и Гражданской войны бюрократия была непригодной для сталинского социализма. Её вычистил Большой террор. Сталинская номенклатура оказалась малопригодной для Хрущёва и его социализма. Он создал новую бюрократию.
После сталинской чистки от революционной бюрократии, после хрущёвской чистки от сталинистов советская коммунистическая бюрократия превратилась в коллективного собственника всего, что есть в социалистическом государстве. У этого собственника своё лицо, свои требования к лидеру, свои стандарты.
Коммунистическая бюрократия осознала огромные преимущества в положении бюрократа по сравнению с положением частного собственника. Политическая власть полная. Экономическая — тоже. А вот ответственности — несоизмеримо меньше. Особенно индивидуальной ответственности. Так что реальна перспектива иметь доходы, соответствующие доходам собственника, без страхов разориться. Надо только гарантировать устойчивость своего положения. Распоряжаться «чужой» (то есть общественной) собственностью без жёстких критериев, без обязательств и проблем — крайне заманчиво.
Всё, что сделано Хрущёвым для «своего» социализма, объективно усиливало необходимость выхода из социализма вообще.
Да, он спас государственный социализм и его бюрократию от расплаты: и за революцию, и за строительство социализма, и за невиданные жертвы во время Отечественной войны и после неё. Но Хрущёв, критикуя сталинский и выдвигая свой социализм, сделал правомерными вопросы о временности самого государственного социализма, о его праве на существование. А бесконечные попытки заставить советскую коммунистическую бюрократию эффективно руководить страной неизбежно ставили вопрос об исторической неприемлемости и исторической обречённости этой бюрократии.
Далеко не случайна одна из главных характеристик горбачёвской перестройки — искреннее неверие Горбачёва в способность его партийной номенклатуры провести реформы. Для Горбачёва, по его же словам, самым серьёзным беспокойством было именно опасение такого же мятежа номенклатуры, который сделает с ним то же, что сделал с Хрущёвым. Если Горбачёв боялся консерваторов из номенклатуры больше, чем радикалов-демократов, то это тоже итог опыта Хрущёва.
Хрущёв не был готов начать демонтаж государственного социализма. Но своей деятельностью по критике сталинской модели социализма, своими усилиями по созданию новой модели социализма он способствовал как преодолению идеи о незыблемости социализма, так и появлению идеи о его исторической обречённости.
Один из важных уроков Хрущёва состоит в том, что в поединке популиста-лидера со своим аппаратом рано или поздно выиграет аппарат. Для победы над бюрократией недостаточна идеология популиста, даже если лидер предан ей до конца, до готовности уйти в отставку. Для преодоления господства бюрократии — мирным или насильственным путём — никогда недостаточно самого искреннего популизма, тем более командного, авангардистского. Нужна последовательная линия на отстранение бюрократии от собственности. Нужна готовность к тому, что и представители аппарата, и сам лидер перестанут быть сверхчеловеками и станут обычными служащими государства.
Победить аппарат нельзя только любовью к народу и мерами в пользу народа, необходимо принципиально большее: понимание неизбежности перехода к такому общественному строю, при котором бюрократия теряет контроль над собственностью и появляется класс собственников, не являющихся государственными чиновниками.
К сожалению, и этот урок Хрущёва не был усвоен и проанализирован, не стал базой программы «антибюрократических» мер. Поэтому и Горбачёв и Ельцин на наших глазах оказались в руках своего аппарата и потеряли связь с народом. Поэтому на наших глазах бюрократия сохранила контроль над собственностью.
Следствием реформ Хрущёва стал не только номенклатурный социализм. Объективно имевшиеся в стране возможности иного типа преобразований не могли не сказаться на формировании целого поколения, которых мы теперь называем «детьми XX съезда», «шестидесятниками».
Глоток свежего воздуха, который мы тогда вдохнули, само ощущение права критически осмыслить своё прошлое, права размышлять о своём будущем уже никогда не могли быть забыты. Эпоха преобразований Хрущёва создала питательную среду, в которой появились и стали развиваться люди, пришедшие к выводам, в том числе и на основе анализа эпохи Хрущёва, о сути административного социализма, о его исторической бесперспективности, о необходимости завершить эксперимент на его базе и начать поиск новых основ жизни миллионов людей.
Читайте в любое время
