Битва за Москву: 1941 год
Доктор химических наук Юрий Чирков.
Когда меня спрашивают, что больше всего запомнилось из минувшей войны, я всегда отвечаю: битва за Москву.
Маршал Советского Союза Георгий Константинович Жуков
Операция «Барбаросса»
Операцию «Барбаросса» должны были осуществить три группы армий. Группа армий «Север» под командованием фельдмаршала Вильгельма фон Лееба захватывала Прибалтику и двигалась на Ленинград. Группе армий «Юг» под началом Гердта фон Рундштедта надлежало взять Киев. Группа армий «Центр» (ею командовал фельдмаршал Фёдор фон Бок) наступала на Москву, предварительно заняв Минск, — неслучайно эта группа имела самое лучшее вооружение, половину всех танковых дивизий, в том числе её элитные части.
Как и Наполеон 129 лет назад, Гитлер начал войну против Советского Союза в те же июньские дни.
22 июня 1941 года, в 3 часа 12 минут утра по берлинскому времени, раздались первые залпы немецкой артиллерии. Для вторжения в СССР вермахт сосредоточил самые грандиозные силы, когда-либо участвовавшие в битвах за всю историю войн: 4 000 000 солдат, 3350 танков, 7000 орудий и свыше 2000 самолётов.
За пехотой шли первые волны авиации люфтваффе — бомбардировщики и истребители. Их лётчики уже знали, где находятся скопления советских танков, штабы советских армий, транспортные узлы. К полудню 22 июня было уничтожено 1200 советских самолётов — большинство из них на земле. Пилоты «мессершмитов» не верили своим глазам: сотни советских самолётов стояли у взлётно-посадочных полос, без какого-либо прикрытия, не замаскированные. Некоторые советские лётчики, поднявшись в воздух, в отчаянии пытались вести свои устаревшие самолёты на таран…
Гитлеровская армия придерживалась принципа, оправдавшего себя в кампаниях против Польши, Франции и других покорённых европейских стран: быстро и невзирая ни на что — вперёд! В ранцах немецких солдат лежали разговорники со словами: «Руки вверх!», «Где председатель колхоза?», «Ты — коммунист?», «Стреляю!». В документах пленных немецких солдат попадались свидетельства на право владения земельным наделом в России после её покорения.
На что надеялся Гитлер, затевая восточный поход? Казалось бы, козырей на руках у него имелось предостаточно.
Первый. Он верил в своих солдат: молодые, хорошо обученные, с богатым опытом сражений, уверенные в своих силах. Тем паче, фюрер обещал им лёгкую и быструю победу над восточными «варварами».
Второй. Гитлер хорошо знал о проведённых в СССР в 1937 году репрессиях против командиров Красной Армии. Волны Большого террора, подобно цунами, пронеслись сквозь Вооружённые силы СССР. Тогда пострадали почти 37 тысяч кадровых офицеров. Из них 706 находились в звании комбрига и выше. А если точнее, то были уничтожены 3 из 5 маршалов, 13 из 15 командующих армиями, 8 из 9 адмиралов флота и вице-адмиралов, 50 из 57 командующих корпусами, 154 из 186 командиров дивизий и так далее вниз по иерархической цепочке.
Третий. Фюрер был уверен, что советское общество, больше двадцати лет находившееся под прессом деспотии и террора, не сможет устоять перед ударом извне. И тёплый приём «освободителей от сталинского режима», который гражданское население поначалу оказывало захватчикам (особенно в Прибалтике, Западной Украине и Западной Белоруссии), убеждал немцев: они победят. Впрочем, этот очень благоприятный для немцев козырь действовал недолго. Слухи о чинимых оккупантами жестокостях быстро распространялись от деревни к деревне, от города к городу.
Четвёртый козырь. Гитлер полагал, что Советская страна, ослабленная Гражданской войной и интервенцией, все ещё не создала промышленность, способную производить все виды новейших вооружений. Незадолго до вторжения в Россию офицеры Генерального штаба провели по приказу Гитлера конференцию о состоянии советской экономики. Её вывод: страна ещё не способна производить хорошее вооружение взамен потерянного в боях.
И, наконец, пятый козырь. Внезапность нападения, дающая возможность полностью уничтожить части Красной Армии, сосредоточенные у западных границ Советского Союза. Неслучайно Гитлер уверял своё окружение в конце 1940 года, что к следующей весне немецкая армия будет в «зените», а советские войска — в «несомненном надире» (арабское слово: точка небесной сферы, противоположная зениту). В январе 1941 года он добавил: «Поскольку Россию надо разгромить в любом случае, лучше сделать это сейчас, когда её войска лишены командования и плохо вооружены».
И казалось, фашистский диктатор прав. За два месяца боёв, к 21 августа 1941 года, немцы окружили Ленинград и готовились им овладеть, собирались взять Киев, а группа армий «Центр» перед завершающим броском на Москву подошла к Смоленску и Ельне.
Был ли Советский Союз готов к войне?
О том, что Германия вот-вот нападёт на СССР, Сталину сообщали президент США Франклин Делано Рузвельт и английский премьер-министр Уинстон Черчилль. Но он, никого не слушая, неколебимо верил в идеальный сценарий: Советский Союз и нацистская Германия не будут воевать между собой. Немцы и западные союзники измотают друг друга в длительной войне, а за это время СССР наберётся сил, окрепнет. Возможно, ему даже представится шанс для дальнейших территориальных приобретений… И, строго придерживаясь условий пакта Молотова — Риббентропа, он пунктуально отправлял в Германию эшелон за эшелоном с зерном, нефтью, лесом, медью, марганцевой рудой, резиной — всем тем, что предполагали торговые обязательства в период действия пакта.
За десять дней до нападения Германии начальник Генштаба Георгий Константинович Жуков составил проект директивы о приведении в полную боевую готовность войск западных военных округов (у границ с Германией) и доложил о ней наркому обороны, маршалу Семёну Константиновичу Тимошенко. Последний сразу же позвонил Сталину с просьбой разрешить направить директиву войскам. В ответ услышал «нет».
21 июня к советским пограничникам явился перебежчик, немецкий фельдфебель, и уверял, что на рассвете следующего дня немецкие войска нападут на Советский Союз. Эту весть тут же сообщили Сталину, собрались члены Политбюро и военные. И вновь возникла мысль дать войскам пограничных округов упредительную директиву о полной боевой готовности. Но Сталин отклонил и её. «Такую директиву сейчас давать преждевременно, — сказал он, — может быть, вопрос ещё уладится мирным путём… Войска пограничных округов не должны поддаваться ни на какие провокации, чтобы не вызвать осложнений».
Советский разведчик в Токио Рихард Зорге слал своему начальству в ГРУ (Главное разведывательное управление) доклад за докладом, один тревожнее другого. А за неделю до нападения немцев (15 июня) Зорге, рискуя жизнью (Япония была союзницей Германии), сумел передать в Москву: «Война будет начата 22 июня 1941 года»…
В половине шестого утра 22 июня, спустя два часа после фактического начала агрессии, посол Германии в СССР граф Вернер фон дер Шуленбург получил декларацию об объявлении нацистской Германией войны. Зачитав её текст министру иностранных дел Молотову, Шуленбург уже от себя добавил: «Решение Гитлера начать войну с Россией — полное сумасшествие».
Молотов поспешил в кабинет Сталина, где заседало Политбюро. Услышав новость, «отец народов», не сказав ни слова, безвольно опустился на стул. Размышления его, вероятно, были горькими: он, политик, известный своей изворотливостью, мастер изощрённой интриги, попал в ловушку, сооружённую, главным образом, собственными руками!
С фронтов пошла лавина катастрофических известий. На секретном совещании у Сталина высказывалась мысль заключить с Гитлером мир на любых, даже кабальных условиях, вплоть до того, чтобы отдать фюреру бóльшую часть Украины и Белоруссии, всю Прибалтику. Вызвали в Кремль болгарского посла Ивана Стаменова и попросили его стать посредником в переговорах с Германией. Тот наотрез отказался исполнить эту миссию. И привёл удивительный резон: «Даже если вам придётся отступить до Урала, всё равно, в конце концов, вы победите».
Вязкое болото восточной войны
На тактику «блицкрига» Гитлер возлагал большие надежды. Как полагали и он и немецкий Генеральный штаб, слабость Красной Армии давала возможность за пять-шесть недель захватить громадные территории Советского Союза — до рубежа Архангельск — Волга — Астрахань. Основная роль в наступлении отводилась танковым соединениям, молниеносно продвигающимся вперёд под прикрытием собственного огня, при поддержке артиллерии и крупных сил штурмовой авиации.
Начать наступление предполагалось одним из двух способов. Либо фронтальным ударом на одном участке, когда вбивается «клин» в позицию противника и его оборона разрезается на части. Либо двумя ударами на разных участках, но по сходящимся направлениям, и тогда противника берут в «клещи».
Тактика «клина» и «клещей» уже не раз была опробована немцами в военных действиях в Европе. Прорвав линию фронта, танковые соединения разрушали коммуникации, окружали и уничтожали войска противника. Управление частями происходило с помощью широкого использования радиосвязи.
Вначале дело у немцев шло по плану и на территории СССР. Уже 28 июня они захватили Минск. В окружение попали 400 тысяч советских солдат и офицеров. Но уже в ходе сражений за Смоленск (с 10 по 29 июля 1941 года) немецкое командование начало понимать, что план молниеносной войны рушится. Их пехотные дивизии не поспевали за продвижением танковых соединений, а сопротивление частей Красной Армии, попавших в окружение, создавало дополнительные трудности, на преодоление которых требовалось время и немалое.
Во время скоротечных кампаний в Польше, Норвегии, Франции и на Балканах проблемы снабжения, бесспорно, возникали, но никогда не создавали чего-то трудноразрешимого. В России же материально-техническое обеспечение приобрело для Германии такое же решающее значение, какое имели огневая поддержка, мобильность войск, их моральное состояние.
Вермахт, исповедуя доктрину «блицкрига», одновременно зависел от состояния 600 000 лошадей для орудийных упряжек и для перевозки санитарных и маркитантских фургонов. Пехотные дивизии проходили в день лишь 30 километров: скорость наступления войск вермахта пешим маршем вряд ли могла быть выше, чем у армии Наполеона.
Чаще, чем предполагалось, портилась техника. Двигатели выходили из строя из-за песка и пыли, а подвоз запасных частей опаздывал. Более широкая, чем в Европе, железнодорожная колея замедляла передвижение составов, которым требовалась замена колёсных пар при пересечении границы. Шоссейные дороги, отмеченные на картах, оказывались обычными просёлками, моментально превращавшимися в непролазные болота после коротких, но частых летних дождей. И немецким войскам нередко приходилось мостить дороги поваленными стволами берёз. Но чем глубже они проникали на территорию России, тем медленнее становились темпы их продвижения: труднее было подвозить боеприпасы и продовольствие, а ударная сила нашествия — танковые колонны — часто останавливались из-за банальной нехватки горючего.
Чтобы держать территорию до 3000 километров по фронту и до 1000 километров в глубину, элементарно не хватало войск. Начальник Генштаба немецких сухопутных войск Франц Гальдер писал в своём военном дневнике: «На всех участках фронта, где не ведётся наступательных действий, войска измотаны. В сражение брошены наши последние силы. Общая обстановка всё очевиднее и яснее показывает, что колосс — Россия… был нами недооценён».
И ещё одна запись от 11 августа (через 51 день после начала Восточного похода на Советский Союз): «Накануне войны мы насчитывали около 200 вражеских дивизий. А сейчас перед нами стоят уже 360». И Гальдер вынужден был признать назревающую возможность превращения «блицкрига» в войну позиционную.
Операция «Тайфун»
После захвата Смоленска и Ельни у немцев не хватало сил для победного выхода на шоссе Минск — Смоленск — Москва. И Гитлер меняет план действий. Он временно приостанавливает движение войск на Москву, сосредоточившись на взятии Киева.
Немецкие генералы пытались протестовать. По их мнению, Москва представляла собой главный транспортный и промышленный центр, где производилось большое количество вооружений. Если её удастся захватить, рассуждали они, то у русских появятся большие проблемы с переброской живой силы и необходимых припасов. Помимо того, Москва — это «политическое солнечное сплетение» страны. И её захват поднимет боевой дух немецких войск, а русским нанесёт жестокий психологический удар.
Так рассуждали генералы, и мысли их были полны смысла. Но Гитлер заявил, что они ничего не понимают в экономике. Захват Ленинграда и Прибалтики обезопасит торговые пути в Скандинавию и в первую очередь — в Швецию. А продукция сельского хозяйства Украины — зерно и мясо — жизненно необходимы Германии. Ценен и богатый сырьём Донецкий бассейн.
30 июля последовала директива № 34. Группа армий «Центр», захватившая Смоленск, получила приказ остановиться. Бóльшую часть танков генерала Германа Гота Гитлер направил на север, в помощь войскам, наступавшим на Ленинград. А для нанесения завершающего удара по советским войскам, окружённым под Киевом, была повёрнута танковая армия генерала Хайнца Гудериана.
Переброска немецких сил, сложные военные операции, борьба за овладение Киевом — на всё это ушло примерно полтора месяца (с начала августа по 20 сентября). После этого возник новый план наступления на Москву — операция «Тайфун» — и появилась директива № 35 о большом осеннем наступлении с главным ударом на Московском направлении.
Никогда прежде немецкое командование не использовало столь большие силы в составе одной группы армий и не развёртывало на одном направлении сразу три (из имевшихся четырёх) танковые группы. Только на Москву противник бросил больше танковых и моторизованных дивизий, чем применил в мае 1940 года против Франции, Бельгии и Нидерландов, вместе взятых. От общего количества военной силы, сосредоточенной на советско-германском фронте, на столицу СССР нацеливалось 75% танков (1700), 42% личного состава (1800 тысяч человек), 33% орудий и миномётов (свыше 14 тысяч), около 50% самолётов (1390).
Войска трёх советских фронтов могли противопоставить силам противника около 1250 тысяч человек, 990 танков, 7600 орудий и миномётов, 677 самолётов (с учётом резервных авиагрупп).
План «Тайфун» предполагал развернуть боевые действия по линии фронта на 640 километров, а в глубину — на 400 километров. Ставилась задача: расчленить советскую оборону тремя мощными ударами танковых группировок. План предусматривал безостановочное продвижение немецко-фашистских войск к Москве. Расчёт был на то, что войска Красной Армии будут разгромлены на дальних подступах к Москве и защищать столицу будет уже некому. «Я разрушу этот проклятый город, а на его месте устрою искусственное озеро с центральным освещением. Название “Москва” исчезнет навсегда», — так говорил Адольф Гитлер.
Великая Отечественная
Операция «Тайфун» началась 30 сентября. Поначалу танковые группы фон Бока действовали успешно. Они окружили на центральном Московском направлении две русские армии — в районе Брянска и вокруг Вязьмы. В плен попало более полумиллиона красноармейцев, была уничтожена и захвачена тысяча советских танков — больше, чем имелось во всех трёх танковых группах фон Бока. А тем временем началась настоящая осенняя распутица. Уже 6 октября выпал первый снег. Он быстро растаял, дороги превратились в реки жидкой грязи, в которой увязли германские грузовики. Единственным средством передвижения стали крестьянские телеги с запряжёнными в них лошадьми. (В некоторых безлесных местностях временные дороги настилали из трупов погибших советских солдат, их использовали вместо брёвен.)
Пехота вермахта теряла обувь в грязи, доходившей солдатам до колен. Командиры, автомобили которых выносили из грязи «на руках» солдаты, недоумевали, как можно воевать в подобных условиях. «Лишь тот, кто на себе испытал, что такое жизнь в грязевых канавах, которые мы называли дорогами, может понять, что должны были терпеть люди и машины, и трезво судить о ситуации на фронте», — писал тогда генерал Гудериан.
Для немцев наступили дни тяжёлой борьбы не только с отчаянно оборонявшимися советскими войсками. Во второй половине октября зима обрушилась со всей силой — со снегопадами, жестокими ветрами и температурой до минус 20 градусов по Цельсию. Двигатели немецких танков замерзали. На линии фронта немцы копали блиндажи, чтобы укрыться от мороза и от разрывов снарядов, но земля превратилась в камень, и, перед тем как копать, приходилось разводить большие костры. «Многие солдаты ходят, замотав ноги бумагой», — писал командир одного танкового корпуса генералу Фридриху Паулюсу. К началу декабря случаи обморожения стремительно обгоняли число раненых, до Рождества обморозилось более 100 тысяч человек.
Но ведь и Красная Армия сражалась в тех же условиях, но смогла в итоге переломить ход событий. Почему?
Для большей части населения СССР политические мотивы борьбы с фашизмом имели второстепенное значение. Основным стимулом стал врождённый патриотизм русского человека, поднявшегося на защиту родной земли. Война с гитлеризмом вскоре получила название «Великой Отечественной».
Но в тяжёлые времена народу нужен командир, вождь. Страной руководил Сталин. Тиран, восточный деспот, самодур, организатор массовых репрессий. Что ж из того? Большинство населения деспотизма, увы, не замечало или не хотело замечать. Другого вождя у страны не было. И решение Сталина остаться в столице после того, как он отдал приказ начать эвакуацию из Москвы правительственных, военных и гражданских учреждений, было воспринято в войсках с энтузиазмом.
Американский журналист Эндрю Нагорский пишет:
«Сталин был живым доказательством изречения Макиавелли: “Для государя безопаснее, чтобы его боялись, чем любили”, но временами он близко подходил к флорентийскому идеалу: “Нужно, чтобы тебя и боялись, и любили”».
Сталин это понимал. Он охотно принял сравнение войны против Гитлера с
Отечественной войной против нашествия Наполеона. Вождь пошёл ещё дальше и воззвал к памяти «непролетарских» героев русской истории — Александра Невского, Дмитрия Донского, Суворова, Кутузова. А в радиовыступлении 3 июля 1941 года даже обратился к народу с удивительными словами: «Товарищи! Граждане! Братья и сёстры! Бойцы нашей армии и флота! К вам обращаюсь я, друзья мои!». И с беспрецедентной откровенностью заявил, что Родина находится в смертельной опасности, поскольку немецкие войска продвинулись далеко в глубь территории Советского Союза. А ведь ранее в официальных сообщениях говорилось только о тяжёлых потерях, понесённых противником…
В самые трудные дни, когда немцы находились на ближних подступах к Москве, когда над столицей нависла смертельная угроза, более 100 тысяч человек записались в дивизии народного ополчения, а четверть миллиона москвичей, в основном женщины и подростки, рыли противотанковые рвы.
7 ноября 1941 года подкрепления для армий Жукова проходили парадом у стен Кремля и прямо оттуда направлялись на передовую сражаться с захватчиками. Молотов и Берия (Сталин называл последнего «наш Гиммлер») считали идею проведения ноябрьского парада безумной, боясь авиации люфтваффе, которая тогда господствовала в воздухе. Однако Сталин, осознавая символическую значимость проведения традиционного парада на Красной площади, приказал сосредоточить все имевшиеся в наличии силы ПВО и зенитные батареи на Московском направлении. Он прекрасно представлял себе, какой эффект произведут документальные съёмки и фотографии этого события, когда их покажут во всём мире. Теперь он знал правильный ответ на речи Гитлера: «Если немцы хотят войны на уничтожение, — заявил он накануне праздничного парада, — они её получат!»
Советское военное чудо
В один из самых трудных моментов обороны Москвы было созвано чрезвычайное заседание ГКО (Государственного комитета обороны) и Сталин приказал Жукову, который в то время жёсткими мерами укреплял оборону Ленинграда, немедленно вылететь в Москву и на месте изучить обстановку. Затем Жуков получил приказ организовать из остатков частей, вырвавшихся из окружения, новый Западный фронт — все мало-мальски боеспособные соединения направлялись на некое подобие линии фронта с приказом держаться до подхода резервов Ставки.
Жуков стал одним из организаторов того «русского военного чуда», которому не устаёт удивляться мир. Разгромленная, обес-
кровленная, почти полностью уничтоженная Красная Армия в конце ноября 1941 года словно бы восстала из мёртвых и в декабре отбросила силы вермахта от Москвы.
Исход Московской битвы решили вовсе не «генералы Грязь и Мороз» (как их часто величают на Западе), не глупость и некомпетентность Гитлера (на самом деле он был неплохим стратегом), а возросшее за четыре месяца в боях мастерство советского командования и, пожалуй, главное — самоотверженность и стойкость Русского Солдата.
Самой большой ошибкой, совершённой немецкими генералами, была недооценка простых красноармейцев — «Ивáнов», как их нередко называли нацисты. Генерал Гальдер, который в начале июля был уверен: ещё немного — и победа уже в руках у немцев, вскоре почувствовал, что уверенность эта тает. «Русские повсюду сражаются до последнего человека, — записал он в своём дневнике. — Они очень редко сдаются». Ему докладывали, что советские танкисты не сдаются в плен, они продолжают отстреливаться из горящих танков.
Из письма к жене немецкого рядового А. Фольтгеймера, декабрь 1941 года: «Здесь ад. Русские не хотят уходить из Москвы. Они начали наступать. Каждый час приносит страшные для нас вести… Умоляю тебя, перестань мне писать о шёлке и резиновых ботиках, которые я обещал тебе привезти из Москвы. Пойми, я погибаю, я умру, я это чувствую…»
Если дух советских солдат закалялся в сражениях, то метаморфозы, творящиеся с немецкими солдатами, шли прямо в противоположном направлении. И это — ещё один фактор, обусловивший поражение немцев в битве за Москву.
Стойкость, дисциплинированность, умение наступать и держаться в обороне отличали немецкого солдата в 1939—1941 годах. Германские генералы верили в своих подчинённых. В большинстве это были волевые, грамотные в военном отношении, хорошо вооружённые бойцы, имевшие опыт боевых действий и убеждённые в своём превосходстве над противником. В полную силу работала и германская пропаганда. Всюду ходила по рукам брошюра «Почему мы начали войну со Сталиным». Их страницы пестрели лозунгами и призывами к германским солдатам бороться «со злыми происками проеврейского сталинского правительства».
Начало советского контрнаступления под Москвой вызвало уже панические настроения. Из письма солдата Алоиса Пфушера своим родителям от 25 февраля 1942 года: «Мы находимся в адском котле, и кто выберется отсюда с целыми костями, будет благодарить бога… Борьба идёт до последней капли крови. Мы встречали женщин, стреляющих из пулемёта, они не сдавались, и мы их расстреливали… Ни за что на свете не хотел бы я провести ещё одну зиму в России…»
И ещё одна характерная выдержка из письма ефрейтора Якоба Штадлера, написанного 28 февраля 1942 года: «Здесь, в России, страшная война, не знаешь, где находится фронт: стреляют со всех четырёх сторон…»
В ходе отступления к худшему менялись взаимоотношения между солдатами в боевых частях. Появились недостойные военнослужащих вермахта поступки — кража у товарищей, грабежи, драки. Возникло и ироническое отношение к наградам. После учреждения в 1942 году медали за зимнюю русскую кампанию ей тут же дали прозвище: «Орден замёрзшей плоти».
Вскоре стали проявляться и гораздо более серьёзные примеры недовольства солдат. Так, командующий 6-й армией фельдмаршал Вальтер фон Райхенау буквально потерял самообладание, когда накануне Рождества на стене дома, предназначенного для его штаб-квартиры, обнаружил надпись: «Мы хотим обратно в Германию! Нам это надоело. Мы грязные и завшивленные и хотим домой!»
Об огромном моральном уроне, который немцы понесли зимой 1941 года, говорят и такие факты: гитлеровские военные трибуналы осудили тогда 62 тысячи солдат и офицеров — за дезертирство, самовольный отход, неповиновение и т.д. Тогда же от занимаемых постов были отстранены 35 высших чинов. Среди них — генерал-фельдмаршалы Вальтер фон Браухич и Фёдор фон Бок, командующие 2-й и 4-й танковыми армиями генералы Хайнц Гудериан и Эрих Гёпнер и другие.
Откат немцев от Москвы
Враг, оказавшийся в некоторых местах всего в 25 километрах от столицы, был остановлен и лишён способности продолжать наступление. А затем начался отход немецких войск на запад. 5 декабря 1941 года войска Калининского фронта под командованием генерала Ивана Степановича Конева атаковали немецкие войска. Залпы «катюш», которым солдаты вермахта дали название «сталинские оргáны», возвестили о начале решительного контрнаступления.
Задержки и проволочки с наступлением немцев на Москву дали Сталину время убедиться в том, что Япония, союзница Германии, не намерена нападать на Советский Союз с востока. Рихард Зорге выяснил, что Япония планирует нанести удар не по советскому Дальнему Востоку, как ожидалось, а в районе Тихого океана, против американцев. Всё это позволило перебросить на защиту Москвы по Транссибирской железнодорожной магистрали стоявшие на маньчжурской границе сибирские дивизии. И первые два стрелковых полка сибиряков сразу же вступили в бой с дивизией СС «Дас Рейх» на Бородинском поле.
Очень скоро стало ясно, что советское командование планирует окружить противника. В полосы предстоящих боевых действий советских войск стали выдвигаться резервные армии. Были проведены и две воздушные операции по разгрому авиации противника: впервые советская авиация завоевала оперативное господство в воздухе.
Армии фон Бока начали стремительно отступать и за десять дней отошли на 150—400 километров. Были полностью освобождены Московская, Тульская и Рязанская области, многие районы Калининской, Смоленской и Орловской областей. Немцы потеряли свыше 400 тысяч человек, 1300 танков, 2500 орудий, свыше 15 тысяч машин и много другой техники. В Московской битве советские войска впервые с начала Второй мировой войны нанесли крупное поражение армиям фашистской Германии.
Ещё предстояли Сталинградское сражение и битва на Курской дуге, операция «Багратион» (освобождение Белоруссии) и финальный эпизод — взятие Берлина.
В книге «Танковый блицкриг» военный историк Михаил Борисович Барятинский пишет: «…Налицо явная недооценка противником как военных ресурсов, так и мобилизационных возможностей Советского Союза, приведшая к непониманию того факта, что окончательно и бесповоротно разгромить Красную Армию в приграничном сражении нельзя. На смену разбитой всё равно придёт ещё одна Красная Армия. Это в Европе разгром армии означал и одновременный захват всей или почти всей территории страны. В России такой номер не проходил».
Читайте в любое время
