Екатерининский дворец с ажурными въездными воротами.

Очень небольшой и нарядный павильон Эрмитаж возведён в 1744—1756 годах, когда строился и Екатерининский дворец. Он служил для увеселительных собраний узкого круга придворных.

Цветочный узор украшает территорию перед дворцом.

По-своему красив ещё один павильон парка — Купальня.

Гранитная терраса, лестницы, дорожки, цветники и гранитная пристань — комплекс, созданный под руководством архитекторов Л. Руского и П. Неёлова.

Павильон Грот, созданный по проекту В. Растрелли.

Павильон Верхняя ванна стоит на берегу небольшого пруда и относится к числу ранних памятников классицизма в парке Царского Села.

Чесменская колонна установлена в честь морской победы русского флота в Эгейском море в ночь с 25 на 26 июня 1770 года, определившей исход русско-турецкой войны.

Крестовый мостик.

Камеронова галерея — детище зодчего Чарльза Камерона, страстного почитателя античного искусства.

Наука и жизнь // Иллюстрации

Мраморный, или Сибирский, мост, перекинутый между большим и Лебединым прудами, открывает панораму озёрной части парка.

Лицей навечно связан с именем Пушкина. На здании — мраморная доска с надписью: «Здесь воспитывался Александр Сергеевич Пушкин.

Наука и жизнь // Иллюстрации

В этом доме многие годы жил историк, работая над «Историей государства Российского». Поэтому до сих пор дом называют «Домом Карамзина».

В центре небольшого лицейского сада стоит бронзовый памятник Пушкину-лицеисту, воздвигнутый в 1900 году. Скульптор — Р. Бах.

«Девушка с кувшином» — одна из самых известных скульптур Царского Села. Её создатель — крупный русский ваятель П. Соколов.

Когда Пётр обосновался в новой столице — Петербурге, пригородное сельцо Сарское приглянулось ему самому. И 24 июня 1710 года оно было «отписано» по приказу царя его супруге, Екатерине Алексеевне. Вскоре там был построен небольшой деревянный дворец. Лишь в 1722 году обветшавшее здание заменили «каменными палатами о шестнадцати светлицах», на месте же скромного «огорода» с рыбными прудами начали разбивать регулярный «голландский садик».

Петру не суждено было долго наслаждаться новой резиденцией (со временем она получила название «Царское Село»). А вот дочь его, Елизавета Петровна, очень любила там бывать. Смолоду цесаревна страстно увлекалась охотой, в Царском же более сотни гектаров составлял заказник, «Зверинец», где разводили лосей, косуль, кабанов, зайцев для государевых потех.

С небольшой свитой царевна без устали носилась верхом по окружавшим Царское Село перелескам и луговинам. Современники отмечали: миловидная и приветливая, Елизавета славилась ещё и как великолепная наездница, «была смела на лошади». Окрестности наполнялись звуком рогов, лаем собак, криками псарей и громом выстрелов. По тем временам места те были глухими и небезопасными. В 1735 году Елизавета послала из Царского Села своему петербургскому управителю просьбу купить побольше пороху и дроби и добавляла: «Купивши, сей же день прислать к нам… понеже около нас разбойники ходят и грозились меня разбить». Вряд ли это было шуткой: в самом Петербурге, в районе Фонтанки (тогда окраинном), лихо «шаловали» разбойники, приводя в трепет петербургских обывателей.

Став императрицей, Елизавета Петровна принялась расширять и украшать Царскосельский парк. По традиции и моде того времени его создавали как продолжение парадных дворцовых зал под открытым небом. В фигурные водоёмы, обрамлённые камнем, как в зеркало, задумчиво гляделись изящные павильоны, вдоль аллей тянулись зелёные шпалеры подстриженных деревьев. Аккуратно сформированный кустарник, окружая ниши, в которых стояли скамейки, служил душистым коридором в парковых лабиринтах да и удобной ширмой для лёгкого пасторального флирта. Лужайки перед дворцом с помощью затейливо вырезанного дёрна, песчаных дорожек, цветов и декоративных трав превращались в узорные ковры, посреди которых высились на постаментах вазоны или статуи.

Батюшкины хоромы теперь казались Елизавете слишком скромными. По требованию государыни, любящей роскошь и жаждущей постоянной новизны, дворец то и дело перестраивали, пока архитектор Франческо-Бартоломео Растрелли (в России его стали называть Варфоломеем) не создал в духе барокко величественный и пышный дворцовый ансамбль, украшенный богатой лепниной, колоннами, аллегорическими фигурами, масками львов и сиявший позолотой. Восхищённый М. В. Ломоносов писал о нём:

…Если зданием
прекрасным
Умножить должно
звезд число,
Созвездием являться
ясным
Достойно Сарское
Село.

Обременять себя делами в загородных резиденциях Елизавета не любила. Уединившись с близкими ей людьми, она могла неделями не появляться из своих покоев. А памятуя ночной дворцовый переворот, который возвёл её на русский престол, Елизавета опасалась, как бы однажды ещё одна роковая ночь не лишила её короны. До утра в полудрёме она слушала музыку или рассказы приближённых, потом спала полдня, затем уходила на прогулку или развлекалась в Эрмитаже…

На устройство Царского Села Елизавета тратила огромные средства. К Селу подвели водопровод из славящихся в округе Таицких ключей. Интерьеры дворца украсили позолоченная резьба и лепнина, причудливые зеркала, расписные плафоны, изразцовые печи, каждая из которых являла собой произведение искусства. Из петербургского Зимнего дворца сюда перевезли Янтарную комнату, подаренную Петру I прусским королём Фридрихом-Вильгельмом I. Китайскую комнату наполнили восточные редкости, в Оранжерейной зале круглый год благоухали экзотические цветы.

Главным украшением дворца стал двусветный, раззолоченный тронный зал с цветным наборным паркетом. Иностранные дипломаты, вынужденные преодолевать его огромное пространство, чтобы приблизиться к трону, вполне могли прочувствовать мощь русского государства и величие его правителей.

Парковый Эрмитаж, выстроенный Растрелли, первоначально окружал канал с лёгкими подъёмными мостиками и фонтанами, придававшими ему особое изящество. Посетители Эрмитажа ахали от изумления, когда по знаку императрицы из-под пола вдруг поднимались сервированные столы с угощением. Дежурившая в подвале дюжина солдат была специально обучена работе с механизмами «для подъёма столов и прочих принадлежностей».

Екатерина II, став императрицей, лето также непременно проводила в Царском Селе. Но вычурная роскошь Елизаветинской эпохи ей не импонировала. Во дворце она устроила по своему вкусу более скромные и уютные покои. По её распоряжению архитектор Ч. Камерон создал новый комплекс зданий, примыкающий к большому дворцу: Агатовые комнаты с висячим садиком и галерею с колоннадой. Состоявшая тогда фрейлиной В. Н. Головина рассказывала, что Екатерина особенно любила эту галерею: «На террасе перед колоннадой находился диван, обитый зелёным сафьяном, и стол. Её величество занималась там делами рано утром». В погожие дни накрывали «обед для избранных лиц под колоннадой». Желая переговорить с кем-либо из присутствующих наедине, Екатерина брала его под руку и, обойдя вокруг галереи, вновь возвращалась с собеседником к общей компании.

Изменился и облик парка. В 1768 году императрица отдала распоряжение: «В старом и новоразведённом садах шпалернику и штамбованных деревьев не подрезывать, кроме средней дороги от дворца к Армитажу; оную только с боков подстригать». В это время на смену регулярным паркам, где природа служила покорным материалом для воплощения художественных фантазий садовника, пришла мода на «естественные» или так называемые английские парки. В 1772 году в письме к Вольтеру Екатерина II признавалась: «Я ныне люблю до крайности английские сады, кривые дорожки, отлогие сходы, озёрам подобные пруды <...> К прямым дорожкам, единообразным аллеям чувствую великое отвращение. Фонтаны также не могу терпеть, они заставляют воду принимать такое течение, которое несообразно природе».

И архитектору В. И. Неёлову было поручено разработать новый «Генеральный план всему Селу Царскому». Теперь лишь возле дворца сохранялись элементы регулярной парковой разбивки, остальной зелёный массив надлежало преобразовать в английский парк. Предпочтение, отданное такой планировке, демонстрировало политическую концепцию русской правительницы, поданную на завуалированном языке садово-паркового искусства.

Искусствовед Н. Певзнер пояснял: «Пейзажный парк был изобретён философами, писателями и знатоками искусств — не архитекторами и не садоводами. Он был изобретён в Англии, ибо это был сад английского либерализма. <...> Свободный рост дерева был очевидным символом свободы роста индивидуума, серпантинные дорожки и ручейки — свободы английской мысли, и убеждения, и действия, а верность природе местности — верности природе в морали и политике». Так и Екатерина, заявляя в письме к прославленному философу о любви к «естественным» паркам, кокетничала своим либерализмом.

При Екатерине II Царскосельский парк украсили новые постройки: Башня-руина, Китайская беседка (архитектор Ю. Фельтен), Нижняя и Верхняя ванны, Адмиралтейство, Птичный корпус (И. В. Неёлов), Концертный зал (Д. Кваренги) и т.д. Вот как сказал об этом Г. Р. Державин в стихотворении «Развалины»:

Здесь в полдень уходила
в гроты,
Покоилась прохлад
в тени;
А тут амуры и эроты
Уединялись с ней одни;
Тут был Эдем
ее прелестный
Наполнен меж купин
цветов,
Здесь тек под синий свод
небесный
В купальню скрытый
шум ручьев;
Здесь был театр,
а тут качели,
Тут азиатский
домик нег;
Тут на Парнасе музы
пели,
Тут звери жили
для утех...

Многие садовые постройки, возведённые в период длительной Русско-турецкой войны 1768—1774 годов, повествовали о героических её этапах. На одной из колонн читаем лаконичную надпись: «Победам Ганнибала» (имелось в виду взятие в 1770 году турецкой крепости Наварин). Кагульский обелиск посвящён разгрому войсками графа П. А. Румянцева превосходящей по силам армии турецкого визиря Галиль-Бея.

Особенно знаменита Чесменская колонна, поставленная А. Ринальди посреди Большого пруда и украшенная корабельными рострами. Бронзовые барельефы на пьедестале колонны изображают главные морские победы России: в Хиосском проливе, в Чесменской бухте и при Митиленах. (Во дворце Петергофа один из залов был отведён под картины, подробно показывающие ход Чесменского сражения.) Неслучайно граф Алексей Орлов, командовавший русским флотом в этом сражении, получил титул «Чесменский».

Так Царскосельский парк приобрёл ещё одну функцию — хранителя исторической памяти. А. Ф. Тютчева, дочь поэта, говоря о Царском Селе, писала: «Там чувствуешь себя в исторической рамке империи…»

При Екатерине II парк стал доступен для публики. А сколько романтических историй, счастливых взлётов временщиков, любовных и карьерных драм помнят его аллеи… Для екатерининского любимца А. Д. Ланского это место стало роковым. Здесь он, стремясь блеснуть искусством верховой езды, слетел с лошади и так сильно расшибся, что опасались за его жизнь. Здесь же на следующий год он неожиданно скончался после короткой и загадочной болезни. (Одни предполагали, что его «задушила горловая жаба», другие подозревали отравление, третьи — передозировку секретных зелий, к ним якобы прибегал Ланской, стремясь удержать любовь императрицы.)

В Царском Селе чуть не оборвалась жизнь и самой Екатерины. Когда она развлекалась на Катальной горке, колёса лёгких саней, скользившие в проложенных по спуску желобках, вдруг на полном раскате выскочили из колеи. Сани занесло, они накренились и неминуемо перевернулись бы и рухнули с большой высоты, если бы отличавшийся небывалой силой Алексей Григорьевич Орлов, стоявший на запятках, не соскочил и не налёг всем телом на борт саней, удерживая их. Только его исключительная сила, свойственная породе Орловых, спасла государыню.

Г. Р. Державин, успешно служивший статс-секретарём у Екатерины II, однажды на царскосельском лугу принял участие в игре в «горелки», поскользнувшись, упал и сильно повредил руку. Сам он называл это «политическим падением», так как за время его отсутствия недоброжелательные придворные сумели восстановить против него императрицу.

С парком Царского Села связано множество легенд и исторических анекдотов. Рассказывали, как один находчивый солдат придумал способ попросить у Екатерины денежную помощь. Выйдя утром на прогулку, императрица увидела возле дорожки, по которой обычно ходила, маленькую, искусно сделанную ветряную мельницу, исправно махавшую крыльями. На ней была надпись: «Мели, мели да денежки бери». Обозначено было и имя солдата. Екатерине понравилась забавная игрушка, и она велела разыскать умельца. Командир полка хотел было за «дерзость» сурово наказать шутника, но получил от императрицы пакет с 50 рублями и запиской: «Деньги солдату отдать и наказания иного не делать, как только при собрании в полку прочитать ему, какой штраф полагается тому, кто на чужой земле, не спросясь хозяина, мельницу построит».

Своему любимому внуку Александру Павловичу к его свадьбе с принцессой Луизой (в России её называли Елизаветой Алексеевной) Екатерина преподнесла роскошный подарок. Архитектору Д. Кваренги она поручила выстроить недалеко от своей резиденции дворец, который и стали называть Александровским. Так в Царскосельском парке появилось прекрасное здание, предназначенное не для официального наследника, Павла Петровича, а для его старшего сына. И все воспринимали это как косвенное подтверждение ходивших тогда слухов, будто императрица намерена передать престол помимо Павла своему внуку.

Великий князь Павел с супругой приезжали в Царское Село нечасто, лишь по приглашению Екатерины, в основном тогда, когда протокольные мероприятия требовали их присутствия. Немудрено, что цесаревич невзлюбил это место и, став императором, забросил его совершенно.

А в правление Александра I произошло событие, вызвавшее немало тайных пересудов. В 1820 году в царскосельском дворце начался пожар. Огонь шёл от дворцовой церкви и при необычайном ураганном ветре быстро охватывал одни за другим пышные покои. Петербургский генерал-губернатор М. А. Милорадович лично возглавил пожарную команду, проскакав за час 22 версты от Петербурга до Царского Села. Император требовал прежде всего спасать Янтарную комнату. Самоотверженными усилиями пожарных удалось отстоять половину здания. Бранд-майор Добрончеев, отличившийся большой отвагой, получил чин статского советника, а его два сына были определены в Лицей.

При императоре Николае I в моду вошло подражание средневековой готике. И в Царском Селе появились выполненные в этом духе постройки архитектора А. А. Менеласа — Арсенал, Шапель, Белая башня. По воле Николая I архитектор И. Монигетти на берегу Большого пруда поставил точную копию мечети в Адрианополе. Внутренним её убранством стали трофеи, вывезенные после того, как русские войска захватили этот город в ходе очередной русско-турецкой войны. Но выполняла мечеть функции… летней бани. Едва окончили её отделку, как началась Крымская война, исход которой доказал, что самолюбивый император явно поторопился торжествовать своё превосходство над турками таким обидным для них образом.

А. Ф. Тютчева, в то время фрейлина двора, вспоминала: летом, когда семейство Николая I выезжало за город, императрица Александра Фёдоровна любила пить утренний кофе в каком-либо из павильонов, ежедневно их меняя. Но при этом соблюдался непреложный церемониал, согласно которому её дети и внуки приходили к ней поздороваться и почтительно поцеловать руку. Тютчева писала: «В Царском и Петергофе по утрам можно было видеть большой запряжённый фургон, нагруженный кипящим самоваром и корзинами с посудой и с булками. По данному сигналу фургон мчался во весь опор к павильону, назначенному для встречи». А вслед за этим на аллеях парка появлялись великокняжеские семьи, жившие в разных местах: «Великие князья в форме, великие княгини в туалетах, дети в нарядных платьицах, дамы и кавалеры свиты поспешно направлялись к намеченной цели». Порой эта торжественная процедура занимала всё утро до самого обеда.

И всё же Царское Село приобрело особую значимость для россиян не столько из-за того, что оно стало одной из самых величественных резиденций русских венценосцев, а прежде всего потому, что тут прошла юность воспитанника Лицея А. С. Пушкина. Здесь пробудился его поэтический дар. Благодарные воспоминания о лицейской поре стали одним из лейтмотивов его творчества. Знаменательно, что и произведение, обратившее внимание на юного поэта признанных литературных авторитетов того времени, носило название «Воспоминания в Царском Селе».

Позже сам поэт признавал, что наравне с лицейскими воспитателями на его личностное и творческое становление влиял и сам парк с его

… чертогами, вратами,
Столпами, башнями, кумирами богов,
И славой мраморной, и медными хвалами
Екатерининских орлов…

Скульптура парка давала пищу не только уму и воображению юноши, но и эмоциям, погружая его в атмосферу высоких чувств и сильных страстей. В стихотворении 1830 года он вспоминал:

Любил я светлых вод и листьев шум,
И белые в тени дерев кумиры,
И в ликах их печать недвижных дум.
Всё мраморные циркули и лиры,
Мечи и свитки в мраморных руках,
На главах лавры, на плечах порфиры —
Всё наводило сладкий некий страх
Мне на сердце, и слёзы вдохновенья
При виде их рождались на глазах…

Пушкинские стихотворения посвящены фонтану «Девушка с кувшином», статуям Н. С. Пименова «Парень, играющий в бабки» и А. В. Логановского «Парень, играющий в свайку». А в конце XIX века изображение самого Пушкина в пору его лицейской юности, сделанное Р. Бахом, пополнило ряд достопримечательностей Царского Села.

Ныне живёт этот городок общими для всех россиян буднями и заботами, но, когда попадаешь в него, вспоминаются строки из царскосельского цикла Ф. И. Тютчева:

Тихо в озере струится
Отблеск кровель
золотых,
Много в озеро глядится
Достославностей
былых.
Жизнь играет,
солнце греет,
Но под нею и под ним
Здесь былое чудно веет
Обаянием своим.

№6, 2010