Последний реформатор монархии
Доктор исторических наук Генрих Иоффе.
После отмены крепостничества
Россия вступила в ХХ век под грузом социально-экономических проблем, и тяжелейшей из них — аграрной.
Сельскохозяйственные земли страны делились в основном на три вида. Земли частновладельческие, принадлежавшие дворянам-помещикам, а теперь уже — и просто богатым людям. Земли государственные, включавшие так называемые удельные и кабинетские, представлявшие собственность царской семьи. И наконец, земли общинные: ими наделялись крестьяне без права собственности. В зависимости от числа «едоков» или, например, земельных «неудобий» участки могли переделяться. При этом землю часто «нарезали» в разных местах, порождая «чересполосицу», весьма затруднявшую хозяйствование.
И всё же наиглавнейшая причина, тормозившая рост производительности труда в сельском хозяйстве (а значит, и развитие всей экономики), заключалась в том, что крестьяне, не владея землёй, не стремились вкладывать в неё силы и средства.
Выход из такого «аграрного ступора» разные социальные общественные силы видели по-разному. Наиболее радикальный предлагали левые — социал-демократы, эсеры и близкие к ним группы: ликвидировать частную собственность на землю и безвозмездно передать её либо в общенародную собственность (эсеровская социализация земли), либо, тоже безвозмездно, — в государственную собственность (социал-демократическая национализация земли). Либералы (в лице кадетов) выступали за отчуждение части государственной земли, а также части частновладельческой, и передачу её — «за справедливый выкуп» — крестьянам.
Сторонники названных программ видели основную причину отсталости сельского хозяйства в малоземелье общинных крестьян. Только лишь отчуждение частновладельческой земли в пользу крестьян могло, с их точки зрения, закрыть проклятый вопрос. Однако многие специалисты-аграрники считали, что беда лежит в другом — в отсталой технической оснащённости сельского хозяйства и в устаревших методах землепользования. И потому увеличение крестьянских наделов лишь усугубит ситуацию, а многие налаженные культурные помещичьи хозяйства в то же время пойдут прахом.
Главное, однако, заключалось в другом: программы левых партий вели к более или менее глубокой социальной ломке. Между тем по России, вступившей в XX век, уже полыхали крестьянские восстания и бунты, грозя революцией.
На развилке дорог
Представители власти и идейно близкие к ней люди — государственники — отвергали решение аграрной проблемы за счёт частновладельческой земли. По их убеждению, выход следует искать в многовековой крестьянской общине, в которой (как уже говорилось) общинники не владели землёй, а лишь наделялись ею. Смысл предлагавшегося государственниками решения — превратить общинного «надельщика» в частного собственника, что сразу повысит производительность его труда. Феодальная, по сути, сельская община прекратит своё существование, и сельское хозяйство России постепенно начнёт капитализироваться.
Идеи такого рода появились и стали обсуждаться вскоре после отмены крепостного права в 1861 году. Легко проследить цепочку разных правительственных комиссий, особых совещаний, комитетов — Витте, Стишинского, Горемыкина и других, — в которых анализировались и разрабатывались проекты сельскохозяйственной реформы. Но дело практически не двигалось. Всё, наконец, упёрлось в окончательное слово НиколаяII — человека, склонного к колебаниям и предпочитавшего сохранять статус-кво в момент, когда надо было делать чёткий выбор. Яркое свидетельство нерешительности царя — Манифест от 26 февраля 1903 года, провозглашавший незыблемость общинного крестьянского устройства, хотя и допускавший в нём некоторые подвижки.
Так было потеряно много лет для весьма необходимых аграрных преобразований. Удивительно сказал С.Ю.Витте на одном из совещаний: «Россия составляет в одном отношении исключение из всех стран мира. И как отнесётся к этому исключению история — покажет будущее. Исключение это состоит в том, что систематически народ воспитывается в отсутствие понятия о собственности и законности…»
Год 1905-й начался в России революцией, развивавшейся по нарастающей. Многовековая самодержавная монархия зашаталась. И 17 октября НиколайII подписал Манифест, скромно названный: «Об усовершенствовании государственного порядка». А тем не менее сей Манифест «даровал» населению гражданские права, свободу слова, расширил выборы до всеобщих и равных в Государственную думу (Первая уже готовилась к открытию). Манифест провозгласил: никакой закон не может «восприять силу» без её (Думы) одобрения. Как видим, всё это намного больше простого «усовершенствования». Бесспорно, Манифест не превращал Россию в парламентскую, конституционную монархию — верховная власть по-прежнему принадлежала царю, — но он явно выводил страну на путь к ней.
Россия оказалась, как витязь из сказки, на развилке дорог. Под воздействием левых (революционных сил и части либеральной оппозиции) страна могла отвергнуть Манифест, сочтя его уловкой власти, и свернуть на дорогу революционной ломки исторически сложившегося государства. Но страна с обновлённой (благодаря Манифесту) государственной системой могла встать и на эволюционный путь развития. (В исторической ретроспективе видно: революционную идеологию — правда, в её самом общем виде — наиболее полно и последовательно выражал большевизм, олицетворяемый В.Лениным с его стремлением «перевернуть Россию» революционным путём.)
Манифест 17 октября, внеся глубокие перемены во все стороны общественной жизни страны, потребовал и новых людей — как в оппозиционном лагере, так и в системе правительственного управления. Начиналось время публичной политики. Либеральная оппозиция сумела выдвинуть таких людей-златоустов, блиставших в Думе. В правящих верхах дело обстояло значительно сложнее.
Согласно Манифесту, в России впервые создавался Совет министров. А это предполагало взаимодействие правительства (министров — и прежде всего премьер-министра) с Государственной думой и её комиссиями. Иначе говоря, Манифест сделал весьма острой необходимость в такой государственной личности, которая была бы способна повести страну эволюционным путём, противостоя оппозиции и революции.
НиколайII такими качествами явно не обладал. А вот Столыпин был прирождённым лидером. Неслучайно монархист В.В.Шульгин впоследствии писал: «Столыпин говорил для России. Это очень подходило к человеку, который если не сел на царский трон, то при известных обстоятельствах был бы достоин его занять. Словом, в его манере и облике сквозил всероссийский диктатор. Однако диктатор такой породы, которому не свойственны были грубые выпады».
Против левых и правых
Пётр АркадьевичСтолыпин родился в апреле 1862 года. Род Столыпиных — старинный, древний, корни его прослеживаются ещё в XVI веке. Интересно напомнить, что прабабушка Петра Аркадьевича (по мужу — Арсеньева Е.А.) была бабушкой М.Ю.Лермонтова: Лермонтов и Столыпин — родственники. Отец Столыпина — генерал А.Д.Столыпин, герой обороны Севастополя — в последние годы службы был комендантом Кремля. Дружил с Л.Н.Толстым. Мать — княжна Н.М.Горчакова. Женой его стала праправнучка А.В.Суворова, Ольга Борисовна Нейдгардт, — невеста старшего брата, убитого на дуэли.
Окончив в 1884 году физико-математический факультет Петербургского университета, Столыпин служит в Министерстве внутренних дел, в департаменте сельского хозяйства. В конце 90-х годов он живёт в городе Ковно (ныне — Каунас, Литва), где его выбирают предводителем местного дворянства. В 1902 году Столыпина назначают губернатором в Гродно. (Впрочем, здесь он остаётся недолго — всего 10 месяцев.) Но, как и в Ковно, проявляет глубокий интерес к экономике, особенно к сельскому хозяйству. В начале 1903 года его переводят губернатором в значительно более крупную и считавшуюся намного более «трудной» Саратовскую губернию.
Вскоре ему впервые пришлось здесь столкнуться, чуть ли не лицом к лицу, с революционными выступлениями и крестьянскими бунтами, при этом он проявил бесстрашие и решительность характера. Находившийся в окружении Столыпина В.О.Лопухин так рассказывает об инциденте,которому был свидетелем. Столыпин направился к бушевавшей толпе без какой-либо охраны. Навстречу ему двинулся разъярённый мужик с явным намерением напасть. Кровавый исход не был исключён: уже наступило время, когда губернаторов — да и других высших чиновников — стреляли, как куропаток. Столыпин не дрогнул. На ходу он скинул с себя форменное пальто и, бросив его на руки мужику, крикнул: «Держи!» То ли от неожиданности, то ли от силы волевого окрика нападавший остановился как вкопанный, держа в руках брошенное ему пальто. Столыпин заговорил с толпой. Она стихла и постепенно разошлась.
Саратов оказался одним из центров не только революционеров и бунтовщиков, но и крайне правых агитаторов. Особую роль среди них играл получивший в те годы широкую известность иеромонах Иллиодор (Сергей Труфанов). Собирая массы простонародья, он произносил зажигательные речи против официальных властей и духовенства. Эти собрания и сходки нередко заканчивались побоищами. И Столыпин не раз вынужден был лично восстанавливать порядок. Борьба с левыми и правыми пройдёт через все годы деятельности Столыпина, до конца его жизни.
Премьер-министр
Работа Столыпина в Саратове не могла остаться незамеченной в Царском Селе. Николай II вызвал Столыпина и предложил ему занять пост министра внутренних дел. Это был наиболее ответственный, но и крайне опасный пост. Уже два министра внутренних дел — Д.С.Сипягин и В.К.Плеве — пали от рук террористов. Не страх останавливал Столыпина возглавить МВД: он считал, что недостаточно опытен для такого дела. Так и сказал царю: «Ваше Величество! По совести я не могу принять Вашего предложения». Тогда НиколайII назначил Столыпина приказом.
27 апреля 1906 года открылась 1-я Государственная дума. Её левизна оказалась ошеломляющей для власти. Раздражённый царь отправил премьер-министра С.Ю.Витте в отставку. Премьером стал старый И.Л.Горемыкин. И всё же некоторые новые министры, в том числе и Столыпин, были готовы к сотрудничеству с Думой, вели переговоры о предоставлении кадетам некоторых министерских постов. Но из-за левизны думского большинства это оказалось невозможным. Крайне левые требовали ответственности правительства не перед царём, а перед Думой. Они же выступали за принудительное отчуждение частновладельческих (помещичьих) земель, вплоть до отмены частной собственности на землю вообще…
В царском окружении и в правительстве начали обсуждать возможность роспуска Думы. Нужен был повод, и Дума сама дала его. Когда правительство обратилось к народу с критикой программ отчуждения частных земель, думские депутаты в ответ выступили со своим «контробращением», что противоречило закону. И 1-яГосударственная дума, просуществовавшая 72 дня, была распущена. Многие кадетские депутаты, протестуя, уехали в Выборг и оттуда обратились к населению с призывом оказывать власти пассивное сопротивление: не платить налоги, не отдавать сыновей в солдаты и т.д. Но революция уже шла на спад, и в ответ на «Выборгское воззвание» народ безмолствовал.
Одновременно с роспуском 1-й Думы в отставку ушло правительство Горемыкина. Премьер-министром 8 июля 1906 года был назначен Столыпин, сохранивший и пост министра внутренних дел. В его руках отныне сконцентрировалась огромная власть.
В основных законах Российской империи, принятых после Манифеста 17 октября 1905 года, была 87-я статья, которая позволяла правительству в перерывах между думскими сессиями принимать указы — правда, с последующим рассмотрением и утверждением Думой. Столыпин воспользовался этой статьёй и принял пакет чрезвычайных Указов Правительствующему Сенату, связанных с аграрным вопросом: о продаже крестьянам государственных земель; о правовом равенстве крестьян с другими сословиями; о расширении деятельности Крестьянского банка; о проведении землеустроительных работ… То был прямой подход к принятию главного Указа с длинным бюрократическим названием: «О дополнении некоторых постановлений действующего закона, касающихся крестьянского землевладения и землепользования».
Указ, опубликованный 9 ноября 1906 года, объявлял право крестьян закреплять свою надельную общинную землю в частную собственность. Разделённые чересполосицей участки крестьянских наделов могли сводиться в одно место, образуя, как тогда называли, отруб. Если же на отрубе ставился ещё и крестьянский дом, появлялся хутор. Так получило своё начало русское фермерство. Указ от 9 ноября 1906 года стал поистине историческим событием: никогда прежде российские крестьяне не владели землёй, на которой бы в поте лица своего трудились не только они сами, но их отцы, деды и прадеды.
Как и любая реформа, столыпинская несла в себе и разрушительное начало. Те, кто не обладал достаточной самостоятельностью характера и не мог приспособиться к новым условиям, пополняли ряды пролетариата, а иногда и спускались на дно общества. Кое-кто из противников Столыпина даже утверждал, что его реформа, раскалывая общину, пополняет слои революционных бунтарей.
А между тем революционные выступления в стране достигли пика. В авангарде шли эсеровские террористы (по некоторым данным, с начала революционных событий 1905 года было убито и искалечено более четырёх с половиной тысяч представителей власти разного уровня — от полицейских до генералов и министров). Положение осложняли и правые, крайне монархические террористы: их жертвами становились думские депутаты, лидеры революционных и либеральных организаций.
По инициативе Столыпина в губерниях, находящихся на военном или чрезвычайном положении (таких было 82), 19 августа 1906 года вводилось «Положение Совета министров о военно-полевых судах». Под эти суды подпадали уличённые в разбое и грабеже, в нападении и убийстве должностных лиц. Военно-полевой суд состоял из четырёх офицеров, назначенных генерал-губернатором или командующим военным округом, проходил без прокурора и адвоката. Приговор (чаще всего расстрел или повешение) выносили не позднее чем через 48 часов, и обжалованию он не подлежал.
Но именно в это тревожное время — 9 ноября 1906 года — Столыпин не поколебался объявить Указ о праве перехода надельной крестьянской земли в частнособственническую.
Революционные террористы вели настоящую охоту на самого Столыпина. По разным данным, на него было совершено, со времён Саратова, от 10 до 18 покушений! То, о котором пойдёт речь, произошло 12 августа 1907 года.
Столыпин жил в дачном доме на Аптекарском острове Петербурга и в полдень должен был начать приём посетителей. Ожидавших собралось много. Неожиданно к дому подъехал экипаж. Из него вышли двое одетых в жандармскую форму, прошли в дом и вдруг швырнули к одной из дверей первого этажа два туго набитых портфеля. Раздался взрыв оглушительной силы — в портфелях оказался динамит.
На месте сразу же погибло около 30 человек, многие тяжело раненные позднее скончались в больницах. Получили тяжёлые ранения маленький сын и 14-летняя дочь Столыпина. Как выяснилось позже, покушение подготовил и совершил «Союз социалистов-революционеров-максималистов». Если конкретнее, то организатором взрыва был некий М.И.Соколов, а взрывчатку готовили в мастерской большевика Л.Б.Красина.
Да, Столыпин действовал жёстко и бескомпромиссно, но он сумел нанести тяжёлый репрессивный удар по революции. За восемь месяцев существования военно-полевых судов они вынесли более 1100 смертных приговоров, из них около 700 были приведены в исполнение. В начале ХХ века, ещё не знавшего мировых войн с их миллионными жертвами, эти цифры ужасали. Депутат 2-й Думы кадет Ф.И.Родичев назвал виселицы военно-полевых судов «столыпинскими галстуками», за что Столыпин вызвал его на дуэль (Родичев, однако, извинился, и дуэль не состоялась).
Оправдывая действия военно-полевых судов, Столыпин говорил: «Бывают роковые моменты в жизни государства, когда государственная необходимость стоит выше и когда надлежит выбирать между целостью теорий и целостью государства… Кровавому террору нельзя дать естественный ход, ему надо противопоставить силу. Россия сумеет отличить кровь на руках палачей от крови на руках добросовестных хирургов».
«Государственный переворот»
Распустив 1-ю Думу, правительство пошло на выборы 2-й Государственной думы по тому же избирательному закону (с некоторыми поправками), по которому избиралась и 1-я. Столыпин надеялся, что кадеты и близкие к ним силы всё же «качнутся вправо» и откроют путь к взаимодействию правительства и Думы для проведения земельных указов в законы. Выступая, он даже демонстративно протянул депутатам Думы руку. Ничего не получилось. Вторая Дума оказалась даже левее Первой, поскольку на сей раз в избирательной кампании приняли участие социал-демократы, эсеры и другие левые партии, бойкотировавшие выборы в 1-ю Думу.
Вторая Государственная дума открылась 20 февраля 1907 года. И снова зазвучали не только требования отчуждения частновладельческой земли, вплоть до её национализации, но и политические требования левых — чуть ли не в ультимативной форме. Ни о каком рассмотрении столыпинского пакета земельных указов не могло быть и речи. Выступая, Столыпин отметил, что левые в Думе хотят разговаривать с правительством, крикнув ему: «Руки вверх!». Отвечая на выпады думцев в адрес правительства, он бросил своё знаменитое: «Не запугаете!»
Но приходилось отбивать и атаки крайне правых. Издатель газеты «Русское знамя» А.И.Дубровин писал: «Да будет ведомо Столыпину, что русский православный народ только смеётся над его словами “не запугаете”… Очень скоро наступит время, когда мы не позволим дурманить русских граждан обещаниями заморской конституции, кадетскими бреднями».
Со 2-йДумой власть поступила круче, чем с 1-й. Полиция засекла группу социал-демократических депутатов во время её нелегальной встречи с представителями петербургского гарнизона. Столыпин потребовал лишить участников этой встречи депутатской неприкосновенности. Дума тянула с ответом, создав комиссию для расследования инцидента. Но никаких решений думской комиссии Столыпин ждать не стал: 3 июня 1907 года 2-яДума была распущена с одновременным введением нового избирательного закона. Этим шагом Столыпин преступил закон: ведь по царскому Манифесту 17 октября 1905 года ни один закон не мог быть принят без согласия Думы. Противники Столыпина назвали это «государственным переворотом».
Следующая, 3-яГосударственная дума дала проправительственное большинство — депутатов партии «17-го октября» (правые либералы), националистов и близких к ним. И хотя между этими партиями нередко возникали разногласия, Столыпин всё же мог опираться на их большинство. После долгих проволочек Указ от 9 ноября 1906 года «О добровольном праве крестьян-общинников закреплять свои земельные наделы в собственность» был принят Третьей Думой и утверждён царём. 14 июня 1910 Указ стал законом.
Так, спустя полвека, Столыпин продолжил и фактически завершил великую реформу 1861 года АлександраII.
Переселение на Восток
Далеко не простым, как уже говорилось, оказался для многих крестьян переход от векового использования надельной земли к собственному хозяйству (а он начался уже с Указа Правительствующему Сенату от 9 ноября 1906 года). Жизнь порождала множество трудностей. И хотя община, бесспорно, сдерживала развитие сельского хозяйства, но значительная часть «надельщиков» нуждалась в её опеке, в её посильной поддержке в тяжёлые времена. Нужны были силы, умение, энергия, хватка, чтобы приспособиться к новым реалиям жизни. Но Столыпин делал ставку именно на таких людей. «Лишь освобождение наиболее энергичных и предприимчивых крестьян от гнёта мира (общины. — Прим. авт.), — говорил он, — может поднять, наконец, нашу деревню и упрочить её благосостояние». И Столыпин начал широко практиковать переселенчество крестьян из многонаселенных центральных регионов на восток — в Казахстан, Сибирь, Приморье.
Путь до места назначения был долог и труден. Переселенцы уезжали из родных мест со всем своим хозяйством, включая домашний скот. С учётом этого был создан специальный вагон, получивший название «столыпинский»: теплушка, разделённая на две части — для людей и для животных. За семь лет, начиная с 1906 года, на восток страны выехало около пяти миллионов человек. Правда, из-за трудностей устройства на новых местах какая-то часть переселенцев возвращалась…
Прибывавших встречал кто-либо из местного начальства: «С приездом, мужики! — обычно говорил встречающий. — Земли у нас много, берите сколько вам надо. Трудитесь, работайте, меньше пейте, молитесь Богу!»
Переселенчество на восток было важно не только для создания развитого сельского хозяйства. Раньше или позже — понимал Столыпин — восточные соседи обратят взгляды на громадные территории и богатства Сибири и Дальнего Востока. И если эти земли останутся малозаселёнными, плохо освоенными, у России могут появиться не только экономические, но и военно-стратегические проблемы.
Перестройка землевладения, начатая в России столыпинской реформой, переселение и обустройство на новых местах требовали времени. Столыпин считал, что для завершения его реформ стране необходимо дать 20 лет мирной жизни. И тем не менее уже за первые реформаторские пять лет был виден определённый прогресс.
Из общины вышло более двух миллионов крестьян (1,3 миллиона из них стали отрубниками и хуторянами). Общая урожайность хлебов и других культур выросла. Правда, урожайность с десятины по-прежнему отставала от урожайности в Европе и США — сказывалась техническая слабость сельского хозяйства в России. Но значительная часть русского хлеба шла на внутренний и международный рынки. Четыре миллиона крестьянских хозяйств вовлеклись в рыночной оборот. Это, в свою очередь, содействовало и развитию промышленного производства.
Но, пожалуй, важнее была другая — проявившаяся ещё потенциально — общественно-политическая «составляющая» столыпинских реформ. Несколько веков социальной опорой царского режима служило дворянство. Однако развитие капиталистических отношений (особенно после отмены крепостного права) всё больше набирало силу. Класс дворянства хирел, как выразился монархист В.В.Шульгин, — «съездился». Опора царской монархии ослабела. Но последовали столыпинский пакет указов от 9 ноября 1906 года и Закон 14 июня 1910 года, открывшие путь к отчуждению и продаже части помещичьей (дворянской) земли. Земля переходила в руки к выходившим из общины крестьянам. Многие из них становились достаточно крупными собственниками, применявшими наёмный труд. (Кстати сказать, во время революции 1917 года и Гражданской войны крестьяне с бóльшим ожесточением громили «своих» хуторян — кулаков, чем помещиков; но это происходило в совершенно иную эпоху.)
Дворянско-феодальная монархия ещё держалась на слабеющих плечах таких, как Гаев и Симеонов-Пищик — героев чеховского «Вишнёвого сада». Своим реформаторством Столыпин намеревался подвести под неё крепкие спины таких героев того же «Вишнёвого сада», как Ермолай Лопахин — сын и внук крепостных, сам бывший мужик. Аграрные перемены могли стать, по мысли Столыпина, ключом к созданию опоры обновлённой монархии. Думский депутат кадет М.В.Челноков вспоминал: «Столыпин говорил: прежде я только думал, что спасение России в ликвидации общины. Теперь я это знаю наверное. Без этого никакая конституция в России пользы не сделает».
Неверно, на мой взгляд, говорят, что история не знает сослагательного наклонения. Знает. И можно предположить, что если бы история дала Столыпину те 20 лет без войны, о которых он мечтал, Россия могла бы стать «Россией Столыпина», — Ленин допускал такую возможность. И тогда… И тогда о революции пришлось бы либо забыть, либо ждать её ещё долго.
Убийство
История не дала Столыпину 20 спокойных лет. По мере расширения и углубления столыпинской реформы, по мере её успехов у реформатора появлялось всё больше противников. Политики до мозга костей, они смотрели на деяния Столыпина, главным образом, с политической точки зрения. С левыми (социал-демократами, эсерами и частью либералов) всё понятно. Для них Столыпин — лишь душитель революции 1905—1907 годов, а его реформаторство они рассматривали как реакцию.
Не по нраву он был и правым. Они видели в политике Столыпина подрыв традиций монархизма, попытку либерализовать Россию по «западно-масонскому образцу», задурманивая её «кадетскими бреднями». У этих правых действовали свои организации — «Союз русского народа», «Союз Михаила Архангела», — связанные с полицией и Охранным отделением — «охранкой».
По воспоминаниям председателя 3-й Государственной думы и лидера партии октябристов А.И.Гучкова, Столыпин в последние годы жизни часто испытывал депрессию, предчувствовал, что скоро будет убит. Когда после смерти Столыпина вскрыли конверт с его завещанием, прочитали: «Я хочу быть погребённым там, где меня убьют». Гучков (да и не только он) утверждал: Столыпин считал, что убьёт его агент «охранки». (Впрочем, нельзя не учитывать, что Гучков был недругом царя и царицы.)
Охладел к Столыпину и царь. Когда революция была в разгаре, он видел в Столыпине чуть ли не спасителя Отечества. Но когда усилиями того же Столыпина революционный пожар был погашен, монарху и многим из его окружения стало казаться: страхи преувеличенны, происходили лишь беспорядки, которые можно было подавить, действуй правительство круче и жёстче. И тогда не нужны были бы уступки в виде реформ, лишь поколебавшие традиционный для России самодержавный режим.
Постепенное нарастание недоброго к себе отношения Столыпин прекрасно чувствовал. Теперь он нередко раздражал царя своими новыми реформаторскими советами и рекомендациями или настояниями убрать Григория Распутина… Даже сам внешний вид всегда подтянутого и делового премьер-министра лишь усиливал это раздражение.
Постоянное нервное напряжение сказалось на здоровье Столыпина, усиливалась стенокардия. И в марте 1911 года он подаёт в отставку. Царь тогда не принял её, тем не менее её вероятность «висела в воздухе».
Первого сентября 1911 года в Киеве проходили большие торжества, посвящённые 50-летию отмены крепостного права в России. Центральное событие — открытие памятника Царю-освободителю АлександруII. А вечером Киевский театр показывал с блеском поставленную оперу Н.А.Римского-Корсакова «Сказка о царе Салтане». На торжество прибыл царь с младшими дочерьми. Второе место на этом юбилее по праву должно было бы принадлежать Столыпину — прямому продолжателю реформы 1861 года: то, что не смогла выполнить она (дать землю освобождаемым крестьянам), теперь осуществлял Столыпин.
Действительность же выглядела так, как о том рассказывал Столыпин министру финансов В.Н.Коковцову: словно бы его, премьер-министра, и не приглашали на киевский праздник, в царском кортеже места Столыпину не нашлось. (В это трудно поверить, но, по некоторым воспоминаниям, ему якобы вообще не подали отдельного экипажа и пришлось нанимать извозчика.)
…Итак, в Киевском театре идёт опера «Сказка о царе Салтане». Второй антракт. Царь с дочерьми находился в ложе, а Столыпин стоял в партере, повернувшись спиной к оркестровой яме, рядом — министр Двора В.Б.Фредерикс и военный министр В.А.Сухомлинов. Некто Богров вошёл в театр и быстрыми шагами двинулся по проходу. Столыпин, кажется, заметил приближавшегося и, словно что-то чувствуя, внимательно смотрел на него. Подойдя, Богров дважды выстрелил в Столыпина из браунинга. Пули попали ему в руку и в грудь. В зале не сразу поняли, что произошло. Богров повернулся и побежал. Его схватили почти у выхода, где он едва избежал линчевания.
Тяжело раненного Столыпина отвезли в больницу. Поначалу казалось, что всё обойдётся, доктора давали хороший прогноз. Затем состояние Петра Аркадьевича резко ухудшилось. Он скончался 5 сентября 1911 года. Ему не было ещё и 50 лет. Следствие по делу Богрова прошло быстро — некоторые усматривали в этом стремление что-то скрыть. Военный суд приговорил убийцу к смертной казни, и утром 11 сентября он был повешен на Лысой горе. Даже палач был поражён безразличием и равнодушием Богрова перед смертью. Когда ему уже набросили на шею петлю, он спокойно спросил: «Голову поднять повыше, что ли?»
Может быть, и правы были члены сенаторских комиссий М.И.Трусевич и Н.В. Шульгин, которые пришли к выводам, что действия столпов охранного отделения — П.Г.Курлова, М.Н.Веригина, А.И. Спиридовича и Н.Н. Кулябко, — приведшие к убийству премьер-министра Столыпина, диктовались не преступным заговором, а были проявлением такой некомпетентности, которую трудно предположить.
Царь прекратил следствие по делу Курлова и других. Возможно, он не желал шумихи, компрометирующей «охранку», а с нею — и сам режим. Только Кулябко получил несколько месяцев тюрьмы. Другие поплатились лишь отставкой. После Февральской революции и падения монархии учреждённая Временным правительством Чрезвычайная комиссия намеревалась возбудить дело об убийстве Столыпина. Не успела…
Кто он, Богров?
Казалось бы, киевское Охранное отделение (его начальник — полковник Н.Н.Кулябко), а также прибывшее «охранное» начальство из других городов и Петербурга (товарищ министра внутренних дел, командир Корпуса жандармов генерал П.Г.Курлов, заместитель главы полиции М.Н.Веригин, начальник охраны царской семьи полковник А.И.Спиридович и другие) обязаны были принять и принимали в дни торжеств особо тщательные меры безопасности. И всё же…
Неожиданно к Кулябко явился интеллигентный молодой человек в очках-пенсне, Кулябко знал его как агента «охранки» под именами «Алянский» и «Капустинский», но примерно с 1910 года отошедшего от агентурной работы. Кулябко, конечно, знал и то, что пришедший к нему молодой человек в действительности был Дмитрием Григорьевичем (Мордехаем Гершковичем) Богровым — сыном очень известного адвоката, домовладельца, одного из богатейших людей Киева. А его брат — врач — награждён Анненским оружием «За храбрость» и орденами. Их дед приобрёл известность как еврейский писатель, творивший с ассимиляционных позиций.
Дмитрий Богров учился на юридических факультетах Мюнхенского и Киевского университетов, стал помощником присяжного поверенного (адвоката). Ещё в 1906 году примкнул в Киеве к группе анархистов-коммунистов. Но вскоре его декадентски неприкаянной натуре показалось там «пресно», а он искал чего-то сильнодействующего, будоражащего. В конце 1910 года Богров писал родным: «Всё мне надоело и хочется выкинуть что-нибудь экстравагантное». И в другом письме: «Жизнь неинтересна. В ней нет ничего, кроме множества котлет, которые мне предназначено съесть…»
По одной версии, добровольно, по другой — после ареста и вербовки Богров был «заагентурен» и стал работать на «охранку» как провокатор и осведомитель. Трудно сказать, что конкретно заронило в голову Богрова мысль о покушении на Столыпина. Уже будучи арестованным, он утверждал, будто бы думал об угнетённом еврейском народе, а Столыпина считал вдохновителем реакции. (Должен уточнить: именно Столыпин ставил перед царём вопрос об уравнении евреев в правах.) Но причина, скорее, была другая, куда более прозаическая: в 1910 году в революционной среде Богрова, по слухам, заподозрили в провокаторстве, и он рассчитывал «отмыться», совершив крупный теракт.
Однако до сих пор бытует и иная версия. Согласно ей, убийство, произошедшее в Киевском театре, — результат заговора «охранки» и некоторых представителей крайне правых сил. В истории убийства Столыпина действительно немало невыясненных моментов. Но Столыпин тут не одинок. Вспомним хотя бы убийства Сергея Кирова или Джона Кеннеди… Определённо доказать «охранную» версию убийства Столыпина пока не удаётся.
Столыпин приехал в Киев 27 августа. И вскоре Богров пришёл в киевскую «охранку» к Кулябко и другим деятелям «охранки» и сообщил им ладно скроенную историю: из Кременчуга в Киев прибыли некие Николай Яковлевич и Нина Александровна для организации покушения на Столыпина, а возможно, и для цареубийства. Оба террориста будут у Богрова на квартире. Террористический акт возможен в городском саду или в театре. Богров просил Кулябко выдать ему театральный билет, чтобы помочь арестовать террористов.
Конечно, не очень ясно, почему такой жандармский «зубр», как полковник Кулябко, на слово поверил Богрову? Почему не счёл возможным схватить Николая Яковлевича и Нину Александровну у Богрова? Выдачу билетов контролировали киевский губернатор А.Ф.Гирс, а в первые ряды партера (для особо важных персон) — лично Курлов. Он-то и разрешил Кулябко выдать билет Богрову. (Некоторых историков этот факт тоже наводит на мысль о возможности антистолыпинского заговора в «охранке».) На следствии Кулябко утверждал, что он видел в Богрове ценного агента. Так или иначе, а билет на оперу «Сказка о царе Салтане» оказался у Богрова в кармане…
●
Убийство Столыпина нанесло реформаторской политике тяжёлый удар. В стране не было государственных деятелей, способных и желавших продолжать столыпинскую политику модернизации. Мощный импульс, заданный ей великим реформатором, слабел и исчезал. Бывший министр внутренних дел, противник Столыпина П.Н.Дурново говорил: «Возможно, и я чем-то виноват перед Столыпиным, но, по крайней мере, наступит конец всем реформам».
А через три года Россия втянулась в мировую войну, чего так опасался Пётр Аркадьевич Столыпин. Перед страной вновь открылся революционный путь — путь для «России Ленина». Но это уже другая история.
***
Цифры и факты
● К началу ХХ века, за сорок лет после отмены крепостного права в 1861 году, население только европейской части России выросло с 50 до 86 миллионов человек.
● Как следствие, «надел земли на душу» сократился почти вдвое — с 4,8 до 2,8 десятины (1 десятина немного больше гектара, она равна 1,0925 га).
● Урожайность надельных крестьянских земель выросла в среднем лишь на треть (30%) и составила 39 пудов зерновых с десятины. Это на 15—20 процентов ниже, чем урожайность в соседних частных хозяйствах. И в три раза ниже, чем в Европе.
● С началом столыпинской аграрной реформы в Сибирь хлынул поток переселенцев из южных, западных областей России, Белоруссии, Украины. Их называли новопоселенцами, а тех, кто жил в Сибири не одно поколение, — старожилами.
● Переселенческое управление подыскивало на востоке страны пригодные для земледелия территории. Их распределяли по губерниям, а те, в свою очередь, — по уездам.
● Переселенцам государство обеспечивало проезд по железной дороге в так называемом столыпинском вагоне и пособие на первичное обустройство на новом месте.
● Не только освоение новых земель поддерживала реформа Столыпина. Не меньшее внимание отводилось росту урожайности, закупкам новой техники для сельского хозяйства, кредитам, льготным ссудам, развитию кооперации, опытных сельскохозяйственных станций, закупкам и раздаче племенного скота...
***
«Только то правительство имеет право на существование, которое обладает зрелой государственной мыслью и твёрдой государственной волей».
«Для лиц, стоящих у власти, нет греха большего, чем малодушное уклонение от ответственности. Родина требует себе служения настолько чистого, что малейшая мысль о личной выгоде омрачает душу и парализует работу».
«Каждое утро, когда я просыпаюсь и творю молитву, я смотрю на предстоящий день как на последний в жизни и готовлюсь выполнить все свои обязанности, уже устремляя взор в вечность. А вечером, когда опять возвращаюсь в свою комнату, то говорю себе, что должен благодарить Бога за лишний дарованный мне в жизни день. Это единственное следствие моего постоянного сознания близости к смерти как расплата за свои убеждения. И порой я ясно чувствую, что должен наступить день, когда замысел убийцы наконец удастся».
П.А.Столыпин
Читайте в любое время
