В старинной притче говорится о том, что пошехонцы заблудились в трёх соснах. Нечто подобное случается и в современной Москве.

В старинной притче говорится о том, что пошехонцы заблудились в трёх соснах. Нечто подобное случается и в современной Москве. Например, люди блуждают между тремя домами с номером 30 (30; 30, корпус 1 и 30, корпус 2) на Перекопской улице. Так получилось, потому что Перекопскую улицу продлили, включив в неё квартал 32А Новых Черёмушек. (Кстати, в начале Перекопской улицы стоит памятник с удивительной надписью: «Героям Перекопа 1920—1944», как будто оборона Перекопа длилась 24 года.)

Похожая судьба постигла улицу Красикова: её влили в состав Нахимовского проспекта. Подобные переименования и переделки сопровождаются сменой вывесок на домах. Добавим тысячи человеко-часов, которые пришлось истратить жителям на новую прописку и переоформление документов о правах на квартиры.

Железнодорожную станцию Востряково переименовали в Сколково, хотя посёлок Сколково находится в пяти километрах оттуда, а Востряковское кладбище совсем рядом.

Секира переименований занесена над шестнадцатью Парковыми улицами: кому-то не нравится, что они пронумерованы. С четырьмя Мещанскими улицами уже расправились: осталась лишь одна, Четвёртая. С четырьмя улицами 8-го Марта расправились наполовину. Исторически сложилось так, что географические названия возникали группами, ансамблями, и это помогает ориентации. Если перед нами шестнадцать улиц, мы знаем, где искать Пятнадцатую, а где Вторую. Сравните линии Васильевского острова в Санкт-Петербурге: они пронумерованы, и всем понятно, где искать следующую. Когда ансамбль разрушается, мы теряем ориентацию и нам приходится запоминать расположение улиц с новыми названиями в большом городе.

Многим хочется переименовать станцию метро Войковская. Но за ней потянутся улица Войкова и пять Войковских проездов. Считают, что личность, в честь которой названы указанные объекты, не достойна такого уважения (участвовал в убийстве царской семьи). Но географические названия не награды, чины или звания, которые даются и отбираются. Войко — древнерусское имя, а про Петра Лазаревича Войкова никто не помнит. Имя образовано от древнерусского слова «вой», что значит «воин».

Сейчас во всём мире ведётся работа по стандартизации и стабилизации географических названий. Даже в далёких африканских странах проводятся специальные семинары, разъясняющие местным жителям, для чего нужны географические названия, как важны они в чрезвычайных обстоятельствах, когда нужно срочно доставить гуманитарные грузы в отдалённые места.

Географические названия идентифицируют объект и дают пространственную ориентацию. Такие названия, как Красноярск, Тюмень, Томск, отсылают нас в Сибирь. Если мы были в этих местах, перед нами встают образы названных городов. Если мы там не были, мы вспоминаем знания, полученные на уроках географии.

Идея переименований возникла сразу после революции 1917 года. Географические названия стали воспринимать как украшение, как символы новых идей или как средство увековечить память какого-нибудь революционера. После революции улицы переименовывали сотнями, создавая неудобства для транспорта, почты и обычных переездов людей по стране. Массовые переименования создают бесконечное повторение одних и тех же названий. В честь Молотова, Кирова, Куйбышева в разных частях страны появилось по тридцать — сорок одинаковых или почти одинаковых названий.

Мышление человека так устроено, что в каждую эпоху мы можем создать лишь ограниченное число названий. Многообразие географических наименований объясняется тем, что они создавались в разные эпохи, на разных языках. Даже такие самые русские названия, как Волга, Москва, Ока, не из русского языка, но глубоко вошли в него.

В 1837 году профессор Николай Иванович Надеждин писал: «Земля есть книга, где история человеческая записывается в гео-графической номенклатуре». Он отмечал, что географические названия — не пустые, лишённые смысла звуки; они — отражение прошлого, нашей культурной истории. Надеждин назвал их языком земли (Надеждин Н. И. Опыт исторической географии русского мира. Библиотека для чтения. — СПб., 1837. — Т. 22, ч. 2, с. 28). Но и сто лет спустя многие этого не понимали. Были переименованы такие города, как Нижний Новгород, Самара, Тверь, Пермь и многие другие, не говоря о деревнях и посёлках, которые часто переименовывались, а также переводились из одного района в другой. Основное назначение географических названий при этом игнорировалось.

В конце 80-х — начале 90-х годов XX века работала комиссия по восстановлению исторических географических названий под руководством академика Дмитрия Сергеевича Лихачёва. Она вернула многие утраченные названия. Ждут своего возвращения Симбирск и Вятка.

После распада СССР проблема переименований остро стоит во многих респуб-ликах. Там русские названия заменяют на национальные. Например, в Казахстане хотят заменить названия 600 населённых пунктов. Но тогда опять страдает ориентация по крайней мере у одного поколения. Во многих городах Казахстана уже изменили названия улиц, но и таксисты, и почтальоны всегда спрашивают: «А как эта улица называлась раньше?»

В разных странах отношение к географическим названиям различно. Например, в Англии за всё время её существования не было ни одного переименования. Даже такие названия, как Чёртова Дыра или Устье Дьявола, не вызывают отрицательного отношения, потому что они отражают какую-то географическую реалию. Англичанин говорит: «Мы живём в Чёртовой Дыре, и мы гордимся этим, чёрт возьми!»

Многие иностранные, давно заимствованные названия звучат в принявшем их языке иначе, чем в языке-источнике. Например, столица Сербии Белград произносится по-сербски Беóград. На Украине хотят заменить традиционное Белград на Беóград. Итальянская река По произносится по-чешски Пад, и чехи не думают заменять это название на По. Они считают это слово признаком глубокой древности и исторических связей с Италией. В Италии есть город Падуя, и в этом названии сохранилась более древняя форма имени реки. В России одно время хотели заменить названия столиц мира Рим, Париж, Лондон, Осло на Рома, Пари, Ландн, Ушлу. Но это невозможно из-за глубокой традиционности перечисленных названий в русском языке. С давних времён нам известен остров Цейлон. Находящееся на нём государство называется Шри-Ланка, но чай мы пьём цейлонский.

Переименования особенно нежелательны в труднодоступных районах: в горах, пустынях, по берегам морей. На берегах Северного Ледовитого океана расширенные устья рек называются губами. В погоне за эстетичностью названий предлагалось Грязную Губу переименовать в Губу Елькина. Но от переименований губа не станет чистой, а моряк утратит важный ориентир: где океанская вода теряет свою прозрачность, там начинается Грязная Губа.

Один из мотивов переименования — дружба с представителями других стран. Город Мелекес Ульяновской области в честь дружбы с Болгарией был переименован в Димитровград. Но болгары свой город в Мелекес не переименовали. Ставрополь-на-Волге стал Тольятти, но в Италии ничего в честь российских городов переименовано не было. В знак особой дружбы с Казахстаном станцию метро Братеево назвали Алма-Атинская. Но у нас приняты названия станций метро по соответствующим микрорайонам: Выхино, Марьино, Митино и др. Такое переименование нарушает сложившуюся в Москве традицию. Вокруг станции Братеево представлен ансамбль названий: Братеевская улица, Братеевский мост, который вошёл во все лоции Москвы-реки. Название Братеево известно по документам с 1628 года. Фактически оно существовало и раньше. Там же был и Братеевский холм. Такое русское по своему звучанию название не повторено нигде. Оно уникально.

Переименование станции метро в Алма-Атинскую даёт ложную ориентацию. К тому же название Алма-Ата — это русская народная этимология, в результате которой бывшая столица Казахстана истолковывалась как «отец яблок». Казахское Алматы — «яблочный», и никакого отца тут нет.

Автор однотомного Словаря русского языка Сергей Иванович Ожегов рассказывал, что до революции работавшие на почте люди по одним лишь названиям улиц могли узнать, в какой город адресовано письмо, настолько индивидуальными были эти названия. Сейчас подобных названий сохранилось немного: Щипок, Балчуг в Москве, Крещатик в Киеве, Дерибасовская в Одессе.

Чехи и поляки, на территориальную целостность которых неоднократно покушались немцы, бережно хранят свои исторические географические названия. Немецкие названия Карлсбад, Бреслау после войны получили славянские формы Карловы Вары, Вроцлав. Это не переименование, а возвращение исконных названий.

В России не берегут исторические названия городов, селений, улиц. Такое безразличное отношение к своему культурному наследию может превратить нас в Иванов, не помнящих родства.

№9, 2013