Истсайдская история
Александр Алексеев
Самое интересное в истории — многоцветье народов, стран, цивилизаций, которые влияют друг на друга и друг у друга учатся.
Историю обычно учат кусками: здесь Древний Египет, тут Месопотамия, там Греция, Рим, потом немножко про арабов, Китай и Индию. Дальше европейское Средневековье, затем Новое время — тоже почти исключительно европейское. И совсем отдельно — история России. От этого возникает впечатление, что каждая территория развивалась обособленно, сама по себе, а основные исторические события происходили в Европе и в нашей собственной стране.
Между тем самое интересное в истории — многоцветье народов, стран, цивилизаций, которые влияют друг на друга и друг у друга учатся. Вперёд вырывается тот, кому удаётся усвоить чужой опыт и на его основе самому создать что-то полезное. Народы, не желающие учиться, застревают на обочине истории.
Итак, о победителях и побеждённых в этой бесконечной гонке…
Лауреат Нобелевской премии по экономике 1974 года Гуннар Мюрдаль как-то написал, что если весь машинный парк Швеции перенести в некую африканскую страну, то уровень жизни в этой стране несколько поднимется, а в Швеции упадёт. Но лет через двадцать всё вернётся на «круги своя». Иными словами, не машины, а люди с их волей, знаниями и умениями — главный элемент прогресса.
Путь человечества от наскальных рисунков и мотыги до граффити и роботов занял всего 10—12 тысяч лет. На создание самого человечества у эволюции ушло значительно больше времени.
«Зачем мы сделались людьми?»
От кого бы ни выводил свою родословную отдельный человек — от русского крестьянина или от нормандского рыцаря, пришедшего в Британию с Вильгельмом Завоевателем, — за спиной его прародителя череда предков, уходящая в глубь не столетий и даже не тысячелетий…
Откуда начать родословную человечества?
Ну, например, с наступления кайнозойской эры.
У Юнны Мориц есть красивое стихотворение о юности:
Когда мы были молодые
И чушь прекрасную несли,
Фонтаны били голубые
И розы красные росли.
Юность наших предков-приматов протекала в обстановке куда более прозаической. Не били голубые фонтаны, до выведения красных роз оставалось примерно 65 миллионов лет, а нести чушь, тем более прекрасную, они не имели возможности, поскольку не обладали даром речи.
Никаких Карибских морей ещё не было на свете; Южная Америка плавала отдельно от Северной, не отделившись окончательно от Австралии и Антарктиды; Индостан ещё не пристыковался к Евразии, а Гренландия от неё не оторвалась. Среднегодовая температура в Европе была градусов на 20 выше, чем сегодня. Для сравнения: за последние полтора века температура выросла на 1,6 градуса, и это называют «глобальным потеплением».
На заре кайнозоя произошла какая-то глобальная катастрофа, сопровождавшаяся массовой гибелью более или менее крупных животных. Выжила мелочь — рыбы, мшанки, морские ежи да ещё те самые приматы. Размером они были кто с мышь, кто с кошку, но уже имели пять пальцев, причём не с когтями, а с самыми настоящими ногтями! Началось похолодание, достигшее пика 5,3 миллиона лет назад. Стали расти ледники. Землю трясло, как больного в лихорадке; горные системы поднимались, моря отступали, в океане менялись границы тёплых, холодных, пресных и солёных слоёв.
Млекопитающие понесли большой урон, — одни их виды исчезли, другие появились. Приматы-гоминиды — обезьяноподобные предки человека — в то время жили на деревьях в Африке, на нашей исторической (вернее, доисторической) родине. Мозгов у них, судя по всему, хватало, чтобы справляться с проблемами выживания. Зачем же им понадобилось умнеть? Почему их мозг начал усиленно развиваться? Почему, к примеру, разделились функции его полушарий: за правым остались сны и образное мышление, а левое всё более специализировалось на анализе и речи?
Толчком, похоже, послужили резкие изменения климата. В Африке поднялся участок горячей мантии — той части планеты, которая находится между её ядром и корой. Кора лопнула, образовалась впадина, окружённая горными хребтами, отгородившими Восточную Африку от влажных западных ветров. В результате джунгли отступили в поймы крупных рек и озёр. Гоминидам пришлось приспосабливаться к жизни сначала в редеющих лесах, а потом и вовсе в саванне. Те из них, кто предпочёл не расставаться с деревьями, вымерли или стали предками современных шимпанзе. Наши же прародители выбрали жизнь на земле. Можно сказать, что с этого времени и начался процесс очеловечения.
В лесу гоминиды успешно конкурировали с другими видами, но, спустившись на землю, оказались беззащитными: бегали неважно, больших зубов и когтей у них не было. Чтобы выжить, пришлось учиться ходить на задних конечностях. Освободившимися передними они уносили от опасностей своих детёнышей, изготавливали всё более сложные орудия, привыкали прицельно бросать камни, а потом и копья. Это требовало очень точной координации движений, которая прежнему мозгу была бы не по силам.
Некоторые, правда, считают, что развитию интеллекта способствовали усложнение общественной жизни и конкуренция самцов из-за самок и власти. Но у других млекопитающих сообщества устроены тоже достаточно сложно. А если бы самки предпочитали лишь умных партнёров, сегодня кумирами женщин были бы хилые, лысоватые и близорукие научные сотрудники. Так или иначе, у части гоминидов развился мозг, далеко превосходящий потребности не только вчерашнего, но и сегодняшнего, и, вероятно, завтрашнего дня.
«Дети Люси» идут по свету
Все современные люди родом в конечном счёте из Восточной Африки. Французский антрополог Ив Коппенс назвал процесс становления человечества «истсайдской историей» (East Side — восточная сторона).
Древнейшими нашими предшественниками, возможно, были австралопитеки — то ли двуногие обезьяны, то ли люди с обезьяньими головами. Их черепа впервые обнаружены в известняковых пещерах Южной Африки (отсюда и название — австралопитек, то есть южная человеко-
образная обезьяна), сначала в 1924 году в пещере Таунг — череп ребёнка, затем в 1947-м в пещере Стеркфонтейн — череп женщины, получившей имя миссис Плез.
Экспедиция Коппенса нашла останки австралопитека другого вида в долине реки Аваш, в Эфиопии. Это была самка (или уже женщина?) чуть выше метра ростом. Она жила около трёх миллионов лет назад и, представьте, ходила на двух ногах! Когда 24 ноября 1974 года антропологи наткнулись на её кости, с их магнитофона звучала песня «Битлз» — «Люси в алмазных небесах», — вот потому покойницу и окрестили Люси. А вскоре другая песня, исполненная группой «Арми оф Лаверс», провозгласила, что «все мы — дети Люси». Сородичи Люси изготавливали орудия — сперва из дерева и костей, позже из камня.
Однако многие антропологи отказываются признавать австралопитеков предками человека. На роль основателя нашего рода Homo, относящегося к семейству гоминидов, успешно претендует «человек прямоходящий» (Homo erectus) — малопривлекательная личность с низким лбом. «Прямоходящие» одевались в шкуры, жили в пещерах, поддерживали огонь и готовили на нём пищу — в том числе друг из друга. Около двух миллионов лет назад часть их ушла из Восточной Африки в Евразию через сухопутный коридор, который при низком уровне океана существовал на месте Баб-эль-Мандебского пролива. Первой волне ушедших потребовался миллион лет, чтобы заселить юг Евразии — от Ближнего Востока до Тихого океана. Слово «заселить» здесь не следует понимать слишком буквально: по расчётам генетиков, взрослых «прямоходящих» на всей Земле было в то время от 18 до 26 тысяч.
Примерно 800—600 тысяч лет назад из Африки хлынула вторая волна мигрантов. Её представители были значительно сообразительнее ранних «прямоходящих». Они намного лучше обрабатывали камни и сумели за каких-нибудь 10—30 тысяч лет расселиться от Африки до Австралии. В их число входили «денисовский человек» на Алтае, синантроп в Китае и питекантроп в Юго-Восточной Азии.
Уровень океана был тогда на 120 метров ниже нынешнего, а потому Ява и Суматра ещё не превратились в острова, до них можно было добраться сушей через Индокитай и Малакку. Дальше цепочка островов тянется от Бали до Тимора. Эти острова были в то время куда крупнее, чем сейчас, а расстояния между ними — значительно меньше, потому и люди, когда плыли в хорошую погоду, всегда видели перед собой новую землю. Так «прямоходящие» добрались до Сахула — ещё не разделившихся Новой Гвинеи и Австралии.
По данным генетиков, алтайские «денисовцы», часть населения Вьетнама и папуасы Новой Гвинеи относятся к одной генетической группе. На Новой Гвинее сохранились языки, не похожие ни на какие другие. На всей Земле (включая Евразию, Америку, Африку и Австралию) примерно пять тысяч языков, объединяемых по степени родства в семь или восемь макросемей. А среди папуасов не такой уж большой Новой Гвинеи распространено ещё около тысячи языков, образующих несколько самостоятельных макросемей. Если эти языки восходят к «денисовцам», жившим на Алтае полмиллиона лет назад, значит, «денисовцы» уже умели говорить!
В Европу переселенцы второй волны, похоже, не попали. Здесь, от Британии, Испании и до Белоруссии, находились поселения «гейдельбергского человека». Это были, можно сказать, «дети эмиграции»: они появились уже в Европе в ходе эволюции прежних «прямоходящих». А уж от «гейдельбергцев» (примерно 100 тысяч лет назад) произошли всем известные неандертальцы. Среднего роста, волосатые, массивные, с короткими ногами и руками, с наклонённой вперёд головой, сидящей на короткой шее, с маленьким подбородком, низким лбом, широкими скулами и мощными надбровными дугами, неандертальцы стали для нас символом первобытной дикости. Но для своего времени они были вполне прогрессивными… скажем так, существами. Держались они довольно прямо и сегодня в толпе, скорее всего, не слишком бы выделялись.
Неандертальцы широко расселились по Евразии. Они пользовались не только рабочим инструментом, но и короткими деревянными копьями с каменными наконечниками. А вот метательного оружия, по-видимому, не имели. Возможно, они были людоедами, однако раненых соплеменников не ели, а выхаживали.
Разумные и ещё разумнее...
Восточную Африку, эту колыбель человечества, населяли по меньшей мере восемь видов рода Homo, но выжил из них только один, получивший у антропологов имя Homo sapiens — «человек разумный».
Примерно 200 тысяч лет назад, то есть ещё задолго до появления в Евразии неандертальцев, на востоке Африки, несколько южнее экватора, обитало племя «разумных», насчитывавшее одну-две тысячи человек. Жили они тем, что собирали всё съедобное, включая трупы павших или убитых животных, за которые приходилось драться с грифами, львами, шакалами и гиенами. Так вот, по мнению генетиков, одна из женщин этого племени стала последним общим предком всех ныне живущих людей по материнской линии. То есть у каждого из нас предков хоть отбавляй, но именно та женщина и есть наша с вами общая пра-пра… прабабушка (и повторите «пра» примерно 7500 раз). Эта Ева была чернокожей и уже имела все черты современного человека — лишь с очень небольшими отличиями. Хотя генетики не исключают, что Ева — не единственная.
Около 110 тысяч лет назад началась последняя ледниковая эпоха, а 70—75 тысяч лет назад мир пережил очередную катастрофу: грандиозное извержение вулкана Тоба на Суматре, выбросившего в атмосферу огромную массу пепла, который, как экраном, заслонил Землю от Солнца. Средняя температура на Земле понизилась не менее чем на 10 градусов, множество животных вымерло. Группы собирателей из Восточной Африки начали разбредаться в разные стороны. Двигавшиеся на юг дошли до южных районов Африки, где сегодня обитают их потомки — бушмены и другие народы Южно-Африканской Республики. Кожа у них светлее, чем у негроидов, губы тоньше. Те же, кто двигался на север, в итоге оказались на территории нынешнего Израиля. Здесь некоторые пещеры в течение тысячелетий переходили из рук в руки — от «разумных» к неандертальцам и обратно. В Европу «разумные» тогда не попали. Они добрались до Юго-Восточной Азии, смешались там с «денисовцами» и только после этого двинулись на запад. Около 40 тысяч лет назад их племена вторглись в Европу, где прежде безраздельно господствовали неандертальцы.
Неандертальцы многое переняли у своих более сообразительных собратьев. У них появились украшения — ожерелья из медвежьих когтей, раскрашенные продырявленные ракушки. Им же приписывают уникальный рисунок на кости, изображающий леопарда, камень, напоминающий человеческое лицо, и кость с четырьмя дырочками, которую некоторые считают неандертальской «флейтой». Другие, правда, думают, что эту кость использовали для разведения огня, а третьи вообще видят в дырочках следы зубов гиены.
Тем не менее борьбу с «разумными» неандертальцы проиграли. Некоторые из них ушли в Центральную Азию и Южную Сибирь, другие отступили на Пиренейский полуостров, где продержались ещё несколько тысячелетий. Остальных «разумные» частью съели (на их стоянках находят обглоданные кости неандертальцев), частью ассимилировали: в геноме современного человека имеется от 1 до 4 процентов неандертальских генов.
Потомков африканской Евы, смешавшихся с более древним населением Африки и Евразии, часто называют кроманьонцами — по гроту Кро-Маньон во Франции. Примерно 15 тысяч лет назад, в разгар ледникового периода, кроманьонцы добрались до Северной Америки, которую ещё соединял с Азией нерастаявший ледник.
Они были… Впрочем, чтобы примерно представить их внешность, достаточно посмотреть в зеркало. От кроманьонцев происходят ныне живущие люди, не просто Homo sapiens, а Homo sapiens sapiens, — так сказать, «вдвойне разумные». У всех у нас геном совпадает на 99,9 процента, а все особенности — расовые, национальные и личные — укладываются в оставшуюся одну десятую долю процента.
Необычное животное
«Человек разумный» — один из видов животного мира. Что нас роднит с другими видами?
Да почти всё. Судите сами: со времени появления первых многоклеточных животных прошло примерно 600 миллионов лет, первых позвоночных — 450 миллионов, первых приматов — 70—100 миллионов, первых гоминидов — 6—7 миллионов. Наш род Homo ответвился от других гоминидов примерно 2 миллиона лет назад. И всё это — наши предки.
Геномы человека и коровы совпадают на 80 процентов, а человека и шимпанзе — на 99. Оттуда, из миллионов лет общей эволюции, — всё то, что нами движет и что позволяет ориентироваться в окружающем мире.
У людей и высших животных одни и те же чувства. Мы одинаково радуемся, когда у нас всё благополучно, одинаково страдаем от боли, в несчастье испытываем гнев, горе или страх, ощущаем ужас перед смертью. Неустойчивость существования и у человека и у животного порождает тревогу, а чрезмерное однообразие наводит скуку (хотя животные в целом консервативнее людей).
Как и всех общественных животных, эволюция наделила нас стремлением общаться с себе подобными. Дружеская беседа доставляет людям такое же удовольствие, как обезьянам вычёсывание друг у друга блох. Одиночество порождает эмоциональный голод, а при длительной изоляции человек сходит с ума.
Как всем животным, нам совершенно необходимо проявлять свою волю. Нам приятно распоряжаться людьми и вещами; на инстинкте собственности и стремлении командовать основаны все общественные системы. Но при этом нам не меньше, чем волку или бабуину, важно одобрение сородичей. Мы мучаемся, если окружающие от нас отворачиваются, мы ищем поддержки, нам приятно, когда нас хвалят, а ещё лучше — прославляют. Политик, артист или литератор, пользующийся успехом, радуется точно так же, как собака, которую чешут за ухом.
Как у всех стадных животных, наши сообщества пронизаны иерархией: одни командуют, другие подчиняются. Часто мы заискиваем перед вожаками и ради их одобрения предаём других сородичей. Но и способность сочувствовать обиженным, защищать слабых и даже жертвовать собой ради других — это тоже из нашего «звериного» прошлого.
В наших желаниях и действиях разные потребности тесно переплетаются. Еда, например, не только утоляет голод: богатое меню разнообразит жизнь, ежедневная яичница по утрам позволяет ощутить устойчивость мира, а возможность есть то, чего нет у других, тешит тщеславие.
Итак, человек — животное. Но животное очень необычное. В процессе эволюции он приобрёл прямостоящий скелет, трёхмерное цветовое зрение, чрезвычайно подвижные руки и пальцы, улучшенную систему энергообмена. У лошади и собаки треть энергии уходит на обновление массы тела, а у человека — только 5 процентов. Поэтому люди гораздо деятельнее животных: мы, когда не спим, постоянно чем-то заняты. Природа позаботилась и о том, чтобы вознаградить нас за активность. В организме млекопитающих любое удовольствие вызывает выброс эндорфинов — естественных лёгких наркотиков. Так вот, наш организм вырабатывает эндорфинов примерно на 20 процентов больше, чем организм ближайших родичей — шимпанзе.
Самка у большинства млекопитающих может забеременеть только во время течки, и только в это время она интересует самцов. А у самок человека и человеко-образных обезьян появились менструальный цикл и способность к беременности в течение всего года. Это очень сильный стимул для создания устойчивой семьи.
Сознание и речь
Важнейшие изменения связаны с появлением сознания и речи. У млекопитающих есть ген FOXP2, который управляет разными видами общения: у птиц — пением, у мышей — ультразвуком, у летучих мышей — радиолокацией. Шимпанзе унаследовал старый тип этого гена, а неандерталец уже имел его улучшенный вариант.
Язык во рту есть даже у рыб, но подвижным он становится только у наземных позвоночных, которые используют его для захвата пищи. Человеческий язык эволюция приспособила для произнесения слов. У предшественников «человека разумного» ещё не было выступающего подбородка, глотки и гортани, формирующих гласные. Поэтому древние люди напоминали немых, которые, отчаянно жестикулируя, выговаривают, точнее, выкрикивают что-то похожее на слова. У «человека разумного» гортань опустилась, клыки уменьшились. Слова стали разборчивее, нужда в жестикуляции отпала (однако и сегодня в разговоре мы часто помогаем себе руками).
Ещё Дарвин пришёл к выводу, что различия в интеллекте человека и высших животных имеют скорее количественный характер, чем качественный. То есть разные животные и птицы худо-бедно умеют делать всё то же самое, что и мы. Например, вороны пользуются разными предметами, чтобы размачивать твёрдую пищу или раскалывать её о камень, они способны различать множества, включающие до 20 элементов, и складывать в пределах четырёх. Однако думать животным и птицам мешает организация их памяти.
Все мы помним множество картинок, звуков, запахов. Но в мозгу животных и птиц всё хранится по отдельности: мир для них существует как бы в разобранном виде. Даже если два банана почти одинаковые, обезьяна всё равно запоминает каждый из них отдельно, из-за чего её память перегружена подробностями. Она способна догадаться, что палкой можно достать банан, но для этого ей надо видеть одновременно банан и палку — только тогда в её мозгу образуется ассоциативная связь между ними. И если завтра она увидит другой банан и другую палку, она не сможет вспомнить эту связь: прежняя ассоциация касалась только вчерашней палки и вчерашнего банана. Ей придётся заново решать задачу.
По мере того как наш предок учился говорить, в его памяти вокруг каждого слова складывалось понятие — целый куст картинок, звуков, запахов. Шли тысячелетия, рядом с частными понятиями появлялись более общие.
Благодаря словам и понятиям разнородные предметы и явления в нашей памяти связаны ассоциациями. То, что мы называем мыслями, — чаще всего цепочки непроизвольных ассоциаций, где одно слово цепляется за другое: «Хорошее вчера купил мясо; а носки купить опять забыл; вообще часто стал забывать; не забыть поздравить на работе Комарова с днём рождения; а зарплату на работе дадут только в пятницу» и так далее в том же роде. В литературе это называется «поток сознания».
Становясь людьми, наши предки научились быстро и целенаправленно отыс-
кивать в памяти нужную ассоциацию («7×9=63»). Но значительно дольше им пришлось учиться мыслить логически, то есть сознательно выстраивать цепочки ассоциаций («если я сюда пешкой, он двинет слона, и мой король под угрозой, а если я ферзём, он просто прикроется своей пешкой…»). Иногда нужная ассоциация возникает как бы сама собой: это значит, что в мозгу замкнулась связь между понятиями. Тогда впору, подобно Архимеду, выскочить из ванны с криком «Эврика!».
Мыслить логически люди (по крайней мере некоторые) в конце концов научились. Однако мы способны и отключать логику, закрывая глаза на то, чего не можем или не хотим исправить. Без этого умения жизнь в целом была бы намного лучше, но для каждого в отдельности — значительно труднее.
Помимо долговременной памяти есть ещё память кратковременная, рабочая. От её размера зависит, сколько разных понятий мы можем связывать одновременно. У человека это число равно семи (плюс-минус два), а у шимпанзе — не больше трёх. Согласитесь, фора огромная!
С появлением речи в мозгу человека стала складываться модель мира со всеми его связями. Со временем эта модель становится всё сложнее. Мы по-прежнему, как и другие животные, отзываемся на всё, что происходит вокруг нас. Но мы также реагируем на собственные воспоминания и размышления. Они заставляют нас волноваться, злиться и радоваться, даже если вокруг ничего не происходит. А вот собаке память о прошлых бедах и ожидание новых не мешают спать спокойно.
Появление сознания и речи дало людям огромное преимущество в накоплении и передаче знаний. Волки, столкнувшиеся с капканом, могут научить волчат его бояться. Но, умея говорить, передавать накопленный опыт гораздо проще. Обретя речь, человечество двинулось вперёд семимильными шагами, конечно, в сравнении с прежними черепашьими темпами.
Без хэппи энда
«Человек появляется в эпоху голоцена» — так озаглавил один из своих романов Макс Фриш. Голоцен начался примерно 13—14 тысяч лет назад. И хотя наша родословная, как мы убедились, несравнимо длиннее, в чём-то швейцарский писатель прав. С началом голоцена на Земле резко потеплело, — возможно, из-за падения огромного метеорита то ли в Мексике, то ли в канадском Квебеке. Ледники стали таять, уровень океана поднялся на 130 метров. Вода затопила сухопутные перемычки, соединявшие Британские острова с Европой, Азию — с Северной Америкой, а острова Индонезии — с Малаккой, Новой Гвинеей и Австралией.
Очертания материков и островов приняли знакомый нам вид. Вымерли мамонты, мастодонты, саблезубые тигры и гигантские ленивцы. А люди не только выжили, но и сделали, вероятно, самый важный шаг в своей истории: перешли от потребляющего образа жизни к производящему. После этого им потребовалось всего лишь 10—15 тысяч лет, чтобы превратиться в сегодняшнее многомиллиардное человечество с машинной цивилизацией, электричеством и громадным количеством накопленной информации.
Древние народы образовались из разросшихся родов. Авторитет родовых старейшин — первая основа власти в ранних цивилизациях. Семья и род, построенные целиком на подчинении старшим, сводили к минимуму свободу отдельного человека, не позволяли ему развернуться. Но они же обеспечивали защиту от голода и от врагов, то есть от всех остальных родов. И ещё они помогли человеку ощутить себя частью большого целого, которое не кончается с его смертью.
Заметим: любое общество, удовлетворяя одни потребности человека, подавляет и ограничивает другие. Собственно говоря, вся история человечества — это поиск баланса в удовлетворении разных потребностей очень разных людей.
При чтении учебника истории иногда создаётся впечатление, что первобытные люди только тем и занимались, что обрабатывали камни. Действительно, за тысячелетия многие роды и племена накопили огромный хозяйственный опыт. Они научились делать прекрасные орудия и утварь, они поняли, как прорастают упавшие в землю зёрна, что помогает им расти и что мешает.
Но они не были узкими прагматиками. Ещё не научившись толком говорить, они создали довольно сложную технологию производства охры из железистой руды и возводили деревянные леса — всё для того, чтобы расписывать охрой стены пещер. Они стремились понять, почему восходит солнце, гремит гром и сверкает молния, почему умирают люди. Какой-то неведомый гений (а скорее, несколько гениев в разных регионах и в разные эпохи) выдвинул грандиозную гипотезу: сознательно действуют не только живые люди, но и покойники, а также быки, медведи, Солнце, Луна, ветер, моря, реки и т.д.
Это предположение заполнило дыру в знаниях, создав непротиворечивую модель мира. Сегодня физики делают то же самое с помощью «стандартной модели». А при уровне знаний первобытного человека такой подход привёл не к открытию «тёмной материи» и бозона Хиггса, но к появлению заклинаний, табу, культов природных сил. Религия помогла вернуть миру устойчивость, в которой все мы остро нуждаемся. Некоторые историки полагают, что и скотоводство развилось из культов животных: кое-кого из тех, кому поклонялись, стали разводить.
Итак, основой цивилизации стали родовые отношения и религия. И ещё, как ни прискорбно, война. Иноплеменники, говорящие на непонятном языке, «своими» уже не считались. Людоедство, пытки и война стали побочным продуктом прогресса человечества. Правда, ко времени появления ранних цивилизаций обычай есть друг друга уже вышел из употребления, зато эпоха войн только начиналась. Военные вожди наряду со старейшинами родов и жрецами возглавили первые государственные образования.
На этой не вполне оптимистической ноте заканчивается, собственно говоря, «истсайдская история» детства и юности человеческого рода. Начинается история цивилизаций, в которую человечество вступило вооружённое не только оралом, но и мечом.
Фото Натальи Домриной.
(Продолжение следует.)
Читайте в любое время
