Часы «Павлин» и другие диковины
Лауреат Государственной премии Российской Федерации Михаил Гурьев, заведующий Лабораторией научной реставрации часов и музыкальных механизмов Государственного Эрмитажа
В Эрмитаже более трёх миллионов экспонатов, и чтобы остановиться у каждого из них хотя бы на минуту, потребуются годы.
В Эрмитаже более трёх миллионов экспонатов, и чтобы остановиться у каждого из них хотя бы на минуту, потребуются годы. Поэтому посетители выбирают что-то своё любимое. Один из самых любимых экспонатов — часы «Павлин». Смотрители в залах рассказывают, что юные посетители частенько оговариваются: спрашивая, как пройти в Павильонный зал, называют его Павлинным.
Сегодня рядом с клеткой «Павлина» стоит большой монитор, на котором непрерывно прокручивается видеоролик, показывающий механизм в работе. Сначала экскурсанты разглядывают самого «Павлина», фотографируются на его фоне, пытаются найти циферблат часов, а потом долго и с интересом смотрят на монитор и записывают на мобильные телефоны видео с экрана.
«Павлина» заводят для публики один раз в неделю, по средам, в 19.00 (в этот день Эрмитаж работает до 21 часа). Заводить часы необходимо не только для того, чтобы развлечь посетителей, но прежде всего для контроля за работоспособностью механизмов.
Часы «Павлин» были изготовлены в XVIII веке. В это время в Европе, в частности в Англии, был чрезвычайно популярен стиль шинуазри (по-русски — китайщина) и в моде были китайские товары: шёлк, фарфор, цветные лаки. Каждый год за ними снаряжались караваны судов, которые, обогнув Европу, Африку, Индию, доплывали до китайского порта Кантон (сегодня это Гуанчжоу) — единственного доступного в ту пору европейцам.
Торговать с Китаем было непросто. Он считал себя «центром вселенной» и демонстрировал Европе свою полную независимость и самодостаточность — ему не нужны были ни английские сукна, ни изделия из металла, никакие другие европейские товары. В результате суда, идущие «за три моря», были заполнены в основном балластом и расплачиваться приходилось не товарами, а чистым серебром. Европейцам это было невыгодно.
Так продолжалось до тех пор, пока китайский император не увидел европейские механические часы с музыкой. Они произвели на него сильнейшее впечатление. Такого здесь ещё не было. В Китае часы назвали «самозвенящими колоколами», поскольку самым поразительным оказалась не прозаическая способность измерять время (китайская система времяисчисления отличалась от европейской), а именно «механическая жизнь» — удивительное, парадоксальное, невиданное доселе проявление свойств живого в неживом.
А что любо императору — жизненно необходимо всем придворным. В Англии срочно наладили производство роскошных часов-игрушек, заводных музыкально-анимационных автоматов, призванных поразить воображение сочетанием «восточной пышности с западной гениальностью». И фирма Джеймса Кокса, которому приписывают авторство эрмитажного «Павлина», — один из основных поставщиков этого необычного товара. Конечно, организация подобного бизнеса — дело затратное, хлопотное и рискованное. Ведь прибыли, сколь велика бы она ни была, приходилось ждать минимум два года плюс превратности долгих путешествий и непредсказуемость реакции покупателя. Джеймс Кокс как глава фирмы занимался тем, что набирал кредиты, нанимал мастеров, разрабатывал дизайн, организовывал производство, договаривался с купцами и перевозчиками, формировал партии товара. Провожал корабли со своим необычным товаром. И ждал.
Период успешной торговли «самозвенящими колоколами» продолжался недолго, около 20 лет (а для Кокса — ещё короче, с 1766 по 1772 год). Рынок насытился, и корабли стали возвращаться с нераспроданными часами. В 1778 году Кокс обанкротился. К этому времени коллекция китайского императора составила около пяти тысяч удивительных механизмов, практически не имевших прямых аналогов. Впоследствии, в результате бурных событий китайской истории (войны, народные восстания, иностранная оккупация), б?льшая часть этой коллекции погибла, а некоторые её экспонаты вернулись в Европу в качестве военных трофеев. Но и сегодня в Пекине, в музеях Запретного Города, в император-ской коллекции находятся около двух тысяч часов и музыкальных механизмов.
В собрании Эрмитажа сохранилось несколько часов работы Джеймса Кокса. Среди них двое настольных с музыкальными механизмами (на снимках слева). Весьма характерны для Кокса многофигурные, многоярусные и разномасштабные композиции, в которых собственно часам отводится отнюдь не главная роль. Скорее, это сверкающие, немного аляповатые украшения интерьера, дорогие и нарядные игрушки для взрослых и одновременно — статусный символ («смотри, что у меня есть»). Сочетание броской внешности, сложной анимации и музыкального сопровождения должно было поразить зрителя, вызвать у него детское ощущение чуда. Например, в часах с носорогом, когда играет музыка, одновременно вращаются букеты по углам, лучи со змейками на восьмиконечной звезде и кружится диск со стразами вокруг циферблата.
Собственно, и часы «Павлин» несут те же функции — это механическая диковина, драгоценный курьёз, гигантская игрушка, поражающая гостей неожиданным спектаклем, в ходе которого оживают неподвижные фигуры металлических птиц в натуральную величину.
Можно сказать, что именно масштабностью наш «Павлин» и выделяется: он самый большой из сохранившихся автоматов XVIII века и одновременно самый сохранившийся среди больших.
Хотя в архивах нет прямых указаний на авторство Джеймса Кокса, всё же имеются описания двух удивительно похожих объектов. Это механические «Павлины», упоминаемые в каталогах выставки, которую Кокс организовал в Дублине в 1774 году. Описания многословные, но очень интересные:
«Номер шесть. ПАВЛИН. По размерам полностью соответствует оригиналу, с которого скопирован с максимальной точностью. Из меди, обильно вызолочен, позолота разных цветов. Все перья изготовлены по отдельности, имеют соответствующий рельеф и постепенно уменьшаются от хвоста к голове. Плюмаж замечательно отформован и тщательно отделан; это же можно сказать про голову, грудь и крылья. Их перья прикреплены к механическим элементам, которые связаны одним общим приводом, находящимся в теле птицы.
Павлин стоит на дубовом пне, сделанном из меди... Кора дерева тщательно проработана и обильно вызолочена... Сверху находится змея длиной шесть футов, выполненная с непостижимой прелестью, и каждая чешуйка её замечательно прочеканена; змея позолочена и, выглядя, как массивное золото, [двигается] самым естественным образом, так что голова её проходит между ног Павлина и нацеливается в грудь птице. Эта змея связана с механизмом, находящимся в теле Павлина, который не просто поднимает и раздвигает перья, но воздымает их абсолютно реалистично, вплоть до мельчайшего пёрышка, и с величайшей равномерностью, одновременно должным образом оживают и крылья. Голова и шея также двигаются в нескольких направлениях, клюв открывается и закрывается настолько натурально, что это не может не вызвать восхищения.
Движения змеи заставляют Павлина сложить хвост, перья и шею с поразительной точностью; всё так тщательно сбалансировано и уравновешено, что не только сохраняется фигура птицы, но и перья хвоста, необыкновенно изящные и длинные, сохраняют форму в любом положении, не гнутся и не цепляются друг за друга на протяжении всего подъёма. Мастер, создавший это чудо ... сконструировал все части так искусно, что на поверхности не видно ни единого винтика. Ноги Павлина — из стали и золота, не толще, чем следует из пропорции к туловищу птицы, и надёжно поддерживают тяжеловесный механизм.
Дерево, на котором стоит Павлин... имеет три ветви, выкованные из меди с предельной натуралистичностью и в разных местах как бы обрезанные или обломанные. Три большие ветви выше разделяются на пятьдесят малых, с прекрасной ажурной зеленью и золотыми желудями. Земля, на которой стоит дуб, — из богато вызолоченной меди, овальной формы, размером около шести футов в длину. Поверх земли — тыквенная плеть, усыпанная листьями, побегами... и плодами, скопированными с природы; с одной стороны — дубовый сук, отлитый из латуни и позолоченный; окрас листьев соответствует опавшим, увядшим и высохшим веткам. На этой стороне поверхности земли, как бы вылезая из неё, прямо под Павлином — большая змея бронзированной меди; она вытянулась в прямую линию и смотрит вверх, в сторону змеи на дереве, а хвост её виден с другой стороны и опирается на ветки дуба. Поверхность земли украшена также рептилиями из литой бронзы. Снаружи она окружена камнями и мхом, выполненными из литой латуни, не только позолоченной, но и усеянной камнями рубинового цвета; эта внешняя граница отполирована и позолочена, а между ней и основным устройством — замечательная рамка зелёного цвета... Описываемый предмет стоит на восьмиугольной платформе красного сафьяна, под величественным четырёхугольным павильоном, поддерживаемым белыми с золотом колоннами.
На каждой стороне [павильона] — ажурные панели из листьев; белые с золотом стойки и перекладины панелей богато украшены, и по периметру всё окружено цельным голубым занавесом, бахрома и кисти фестонами свешиваются с каждой стойки, охватывая предмет и представляя его зрителю. От стойки к стойке идёт роскошный карниз, поддерживающий великолепный купол, накрывающий всё полностью и соответствующий по роскоши и конструктивному устройству остальным частям павильона. Наверху расположены золочёные розы, а по центру купола — большая античная урна, прекрасно вырезанная и обильно позолоченная...»
«Номер восемь (пара к № 6). Так тщательно исполнен, что каждое движение... и каждая деталь этого великолепного произведения совершенно зеркальны первому [павлину] и вместе составляют пару, в соответствии с китайскими вкусами».
Подобно эрмитажному «Павлину», дублинские двигали головой и крыльями, распускали хвост; на поверхности основания, окружённого литым бронзовым кольцом с крупными стразами, так же как и у нас, лежали сучья, листья и тыквы, а ствол имел три крупных сука и массу мелких веточек с листьями и желудями. Однако само основание дублинских «Павлинов» не круглое, а овальное; часы, петух и сова отсутствовали, а вместо них имелись две змеи, атакующие «Павлина».
Можно предположить, что один из дублинских «Павлинов» и попал в Петербург (после существенной модернизации). Другой же «Павлин» проходил на аукционе 1792 года в Лондоне (с заявленной стоимостью 2000?), где распродавались остатки товаров Кокса со складов в Кантоне. Он имел следующее описание:
«Лот 29. Великолепный Павлин, изготовленный мистером Юри, который, для получения максимального сходства, купил и содержал такую птицу... Хвост Павлина сконструирован так искусно, что он поднимается и расправляется самым естественным образом; Павлин стоит на дубе, также скопированном с натуры; всё обильно вызолочено».
Отметим, что «Павлин» здесь уже один, без пары, и про змей также ничего не говорится.
Мистер Юри — это тот самый Фредерик Юри, которому Екатерина II, по рекомендации князя Потёмкина, выплатила в 1781 году 11 тысяч рублей «за привезённые из Англии часы». Эта же цифра прозвучала в 1792 году при составлении реестра мебели Конногвардейского дома (Таврического дворца) после смерти Потёмкина: «Дуб бронзовой работы, покрытый птицами, механическое движение имеющими, цена 11 тысяч рублей». Сумма эта эквивалентна 1800?, то есть близка к стоимости «Павлина» в Кантоне.
Примечательно, что в лондонской страховой ведомости за 1780 год Фредерик Юри назван не часовщиком, но «изготовителем часовых машин», то есть механизмов для автоматов. Это объясняет тот факт, что именно он, человек, который досконально был знаком с устройством часов, привёз их в Петербург. Скорее всего, для лучшей сохранности часы были привезены в разобранном состоянии. Значит, кто, как не автор, должен был здесь их собрать, настроить и продемонстрировать работу заказчику!
Вероятно, Джеймс Кокс, как глава фирмы, осуществлял общее руководство и финансирование проекта, возможно — общий замысел изделия, но не конструирование и изготовление.
Хотя считается, что Потёмкин купил часы для императрицы (причём за её деньги), но «Павлин» не покидал дворца князя до самой его смерти. Возможно, потому, что без квалифицированного присмотра такие сложные устройства быстро приходят в негодность, а значит, дарить уже нечего — и Кулибин писал в том же 1792-м: «...оная машина находилась в разных местах несколько лет разобранная... на многие мелкие части...». В самом Эрмитаже ситуация повторилась: в течение только ХХ века «Павлина» ремонтировали несколько раз, и лишь когда в 1994 году в музее была создана Часовая лаборатория, ситуация стабилизировалась и «Павлин» стал работать бесперебойно. Здесь, как в медицине, профилактика целесообразнее лечения.
Изучение других работ, подписанных Коксом, позволяет заключить, что использование в новом изделии узлов и деталей, изготовленных ранее, было нормальной практикой. Так и с «Павлином»: рассматривая вблизи его составляющие, нетрудно увидеть, что и «Петух», и «Сова», и часовой механизм конструктивно полностью автономны и до «воссоединения» с «Павлином», скорее всего, представляли собой самостоятельные экспонаты. Да, сегодня они последовательно взаимодействуют между собой: часовой механизм в конце каждого часа запускает механизм «Совы», тот через полторы минуты — механизм «Павлина», а последний — механизм «Петуха». Эта связь осуществляется посредством системы длинных дополнительных рычагов. Но, в принципе, каждый из механизмов можно вынуть (и он будет вполне работоспособен), а оставшиеся связать в единую систему. Кстати, и сегодня каждую из птиц можно запустить самостоятельно — на поверхности «земли» есть соответствующие ручки-грибки.
Можно предположить, что «Сова», «Петух» и часовой механизм были добавлены по желанию нового заказчика, Потёмкина, к одному из дублинских «Павлинов» (вероятно, уже лишившемуся змей, как и его кантонский близнец) для получения наиболее впечатляющего зрелища. К тому же часовой механизм, с одной стороны, каждые пятнадцать минут оглашал помещение мелодичным перезвоном колокольчиков, с другой — обеспечивал автоматический запуск механизмов движения птиц, что выглядело ещё эффектнее.
Здесь уместно заметить, что часовой механизм «Павлина», несмотря на необычную компоновку и ротационный циферблат, по кинематике и устройству полностью соответствует традиционному английскому механизму настольных часов с боем и музыкой, к тому же и мелодия для перезвона четвертей использована весьма популярная — Whittington chimes. Такие механизмы имеют, практически без исключения, восьмидневный завод (то есть неделя плюс запасной день). А вот у механизмов движения птиц, которые должны срабатывать каждый час, как кукушка в настенных часах, завода пружин хватает примерно на 8—10 циклов. То есть изначально и не предполагалась их непрерывная работа (да и кто будет ими любоваться, например, ночью?), но этого было достаточно, скажем, для званого вечера. Отработали — и стоят до следующей оказии, так-то целее будут: нагрузки в птичьих механизмах очень большие. К тому же, в отличие от часов, конструкции которых совершенствовались веками, эти сложные автоматы практически каждый раз были «ездой в незнаемое», с неизбежными в такой ситуации «детскими болезнями» — мелкими недоработками, резко снижавшими жизнеспособность системы. Поэтому эпизодический характер их работы существенно уменьшал, а точнее, оттягивал вероятность поломки.
Другое дело — часы: как никакой другой механизм, они должны идти круглосуточно, неделя за неделей, год за годом. А какие-то — и век за веком.
То, что заказчиком доработок «Павлина» был именно европеец (читай — Потёмкин), лишний раз убеждает европейская символика добавленных птиц: сова — спутник Минервы/Афины, петух — символ Христа. А в Китае бы ни за что не приняли ожившую сову, сова для них — дурной знак, символ смерти.
Помимо птиц (для размещения их «подземных» механизмов и понадобилось, видимо, скруглить основание) в композицию часов добавились три белочки. Одна из них, самая крупная, под клеткой «Совы», держит в руках золочёный жёлудь и является источником постоянных вопросов: «А что, белка сломалась? Почему не грызёт орешки?». И сама собой в голову закрадывается мысль, что камер-юнкер Пушкин видел в Зимнем дворце «Павлина» и грызущая орешки белочка появилась в «Сказке о царе Салтане» после знакомства поэта со знаменитыми часами.
Бело-золотой павильон дублинского «Павлина» в Петербург, видимо, не приехал. Вместо него в 1851 году местной фирме «Николас и Плинке» заказали застеклённый футляр из позолоченного дерева — тот, что мы видим и сегодня. А круглый барабан, обтянутый малиновым бархатом, и восьмигранная подставка под позолоченным футляром изготовлены уже в советское время. И уж совсем недавно, примерно в 1998—2000 годах, появились внутренняя подсветка и микрофончик перед «Петухом».
Часовой механизм часов «Павлин» работает постоянно, а фигуры птиц приходят в движение только один раз, в среду: их автоматический запуск отключён, чтобы сберечь древние механизмы. И каждый раз глаза юных посетителей Эрмитажа, заранее пришедших в Павильонный зал, горят восторгом — ведь в наше время виртуальных чудес всё меньше «честной и чистой механики».
Для иллюстрирования статьи использованы фотографии М. П. Гурьева, П.С. Деми-
дова, Ю.А. Молодковца, С.В. Суетовой, В.С. Те-
ребенина, Л.Г. Хейфеца.
© Государственный Эрмитаж, Санкт-Петербург, 2014.
Читайте в любое время
