Страницы героической летописи
Из летописи бессмертного подвига народа
900 Дней
4 сентября 1941 года немецкие батареи начали обстрел Ленинграда. Через два дня фашистские самолеты впервые прорвались к городу. А 8 сентября гитлеровцы захватили расположенный в устье Невы Шлиссельбург и блокировали с суши Ленинград, где оставалось более 2,5 миллиона человек. Началась героическая оборона осажденного города, продолжавшаяся более двух с половиной лет, почти 900 дней.
С первых дней войны ленинградские ученые показали себя активной, действующей патриотической силой. Многие из них добровольцами ушли в Красную Армию и народное ополчение. Научный сотрудник Института этнографии Л. Лавров писал в дневнике: «Среди добровольцев встречаю докторов наук: математика Линника, биолога Макарова, известного археолога Воронина...» А вот что писал профессор Ленинградского университета К. Ф. Огородников, который вместе со своими коллегами профессорами Д. Н. Насоновым, С. В. Солдатенковым, О. В. Цехновицером и другими одним из первых записался в ополчение: «Можно ли было поступить иначе? Конечно же, нет. Тогда каждый глубоко сознавал, что не только малодушие, но и простая пассивность навсегда лягут на тебя несмываемым позорным пятном».
Ни на минуту не прекращалась научная жизнь города. Еще в июле 1941 года при горкоме партии была создана комиссия по реализации оборонных изобретений, в которую вошли академики Н. Н. Семенов (председатель), А. Ф. Иоффе, Б. Г. Галеркин, член-корреспондент АН СССР М. А. Шателен, профессора Я. Б. Зельдович, А. А. Петров, Н. Н. Миролюбив, Д. В. Тищенко, Ю. Б. Харитон. Только за первые месяцы работы комиссия рассмотрела 847 оборонных изобретений. Академик А. Ф. Иоффе писал в 1942 году: «Нигде, никогда я не видел таких стремительных темпов перехода научной идеи в практику, как в Ленинграде в месяцы войны».
Вот лишь некоторые из задач, определявших «научную проблематику» того времени. К октябрю 1941 года на военных складах сражающегося Ленинграда оставалось около 300 тонн тротила, в то время как потребности в нем исчислялись тысячами тонн. Группа ученых, руководимая профессором Горного института А. Н. Кузнецовым, разработала новый вид взрывчатки с условным названием «Сигнал», в состав которой входили селитра и древесные опилки. Взрывчатка «Сигнал» широко использовалась для изготовления гранат и противотанковых мин в деревянном корпусе.
Научные сотрудники Ленинградского текстильного института во главе с профессором П. А. Якимовым создали для бутылок с зажигательной жидкостью влагостойкие запалы, которые назывались по имени института «запалы ЛТИ».
Коллектив, возглавляемый академиком А. А. Байковым, работал над тем, чтобы предотвратить воспламенение самолетов от зажигательно-разрывных пуль. Радиевый институт готовил светосоставы для армии и партизан. Группа инженеров под руководством профессора Б. М. Аше сконструировала газогенераторную батарею для обогрева блиндажей. Ботанический институт, не прекращая научной работы, сумел вырастить 6,5 миллиона штук рассады брюквы, щавеля, капусты. Лесотехнической академией и Научно-исследовательским гидролизным институтом была разработана технология изготовления пищевых дрожжей из древесины. Профессор В. И. Шарков возглавил группу ученых и инженеров, решавших проблему превращения целлюлозы в пищевой продукт. Физиологи во главе с А. А. Ухтомским работали над проблемой травматического шока, имевшей первостепенное значение для всей военной медицины. Астрономический институт готовил навигационные материалы для летчиков и моряков.
Выполняя свой патриотический долг, трудились ленинградские историки, филологи, искусствоведы. Сохранилось воспоминание о том, как директор Эрмитажа академик И. А. Орбели, вернувшись в свой кабинет после воздушной тревоги, сел за переводы Алишера Навои. А вот что писал академик В. М. Алексеев о своем коллеге академике И. Ю. Крачковском, который возглавлял во время блокады Всесоюзное географическое общество, Институт востоковедения, а с декабря 1941 года еще и Комиссию по делам ленинградских учреждений АН СССР: «...во всем и всем давая пример, здоровый или даже больной, без всяких самопослаблений и снисходительный только к другим, он вел свои занятия в Институте востоковедения и в университете в 1941 и 1942 годах в Ленинграде, где, кроме всего прочего, он сам же рубил и носил дрова, доставал воду из проруби, страдал от голода и жестокого холода, подвижнически охраняя научные ценности Ленинграда и достоинство его научных коллективов». Академик И. Ю. Крачковский в первый год блокады подготовил к печати 14 глав «Истории арабской письменности» объемом 28 печатных листов.
Научные работы велись в тяжелейших условиях. Ученые голодали, теряли последние силы, тяжело болели. Многие из них так и не дожили до прорыва блокады: зимой в осажденном Ленинграде умерли академики С. А. Тебелев, П. К. Коковцев, член-корреспондент Академии наук П. А. Земятчинский. Из-за последствий дистрофии скончался А. А. Ухтомский, которого И. П. Павлов называл «крупнейшим представителем выдающейся русской физиологической школы». Умерли от голода десятки профессоров и преподавателей вузов, докторов и кандидатов наук – сотрудники академических институтов.
И все же ученые занимались исследованиями, изобретали, писали книги, защищали диссертации. Вот как описывает одну из таких защит профессор О. Л. Вайнштейн: «Ученый совет заседал ввиду происходившего очередного налета в подвальном помещении факультетского здания, где единственным источником света была древняя лучина, вновь получившая право гражданства. Члены совета, диссертант и его оппоненты сгрудились вокруг железной печурки, так как на расстоянии двух-трех шагов от нее температура была на несколько градусов ниже нуля. Пар клубами выходил из уст оратора, выступавшего в полушубке и валенках. Баллотировочным ящиком служила шапка одного из участников заседания. Все это, однако, не мешало прениям развернуться по всей форме».
В конце 1941 года были моменты, когда продовольствия, в частности муки, в городе оставалось на один-два дня, даже в расчете на скудные нормы того времени. Основным путем, по которому могло осуществляться снабжение города, была «дорога жизни» – восьмиколейная автомобильная трасса по льду Ладожского озера. Движение по этой трассе проходило в чрезвычайно трудных условиях. Достаточно сказать, что на подъездных путях и подо льдом озера погибло более тысячи грузовых автомобилей.
Создание и эксплуатация «дороги жизни» были сложной организационной, технической и научной проблемой, в решение которой внесли свой вклад и ученые города. Группа, возглавляемая профессором П. П. Кобеко, исследовала свойства ледового покрова, пластическую деформацию и вязкость льда, его грузоподъемность и условия пролома, работу ледового покрова под нагрузкой. Составлялись таблицы и выводились формулы для расчета грузоподъемности льда. Н. М. Рейновым был создан прибор прогибограф, с помощью которого можно было исследовать «усталость» льда, его суточные движения и ветровые колебания. В итоге были сделаны существенные выводы об условиях безопасного движения по «дороге жизни». Этот прибор сейчас выставлен в Музее истории Ленинграда и как бы является символом того большого вклада, который ленинградские ученые внесли в дело защиты и освобождения города.
Читайте в любое время
