Наука о морских  низших  животных  в  настоящее время занимает  умы значительного большинства зоологов  и анатомов.

Наука о морских низших животных в настоящее время занимает умы значительного большинства зоологов и анатомов. Все, и старые, и молодые ученые с жадностью набросились на этот морской мир, оставив совершенно в стороне высших позвоночных животных. Право, можно подумать, что это последние уже изучены во всех их мельчайших подробностях, а, ведь, в сущности, сколько еще осталось неизвестного и неисследованного в мире позвоночных! Кто следит за новейшими открытиями и исследованиями в области зоологии, тому, без всякого сомнения, известно, что не проходит дня без того, чтобы кто-нибудь из зоологов не занялся описанием или нервной системы, или органов питания и размножения какого-нибудь морского червя, морского ежа или разновидности каракатицы.

Не следует думать, что открытия и исследования подобного рода совершаются в больших центрах, в университетских городах и в лабораториях профессоров. Напротив, в большинстве случаев, в лаборатории профессора учатся исследовать, приготовляются, так сказать, для будущих самостоятельных работ, который впоследствии совершаются, большею частью, где-нибудь в захолустье, на берегу океана или пролива, в особенных, с этою целью устроенных, учреждениях.

Некогда зоолог, желая приготовить специальную работу над морским животным, принужден был отправляться один одинешенек на берег моря, рыться в морском песку, поднимать камни наугад с тем, чтобы найти предмет своих исследований. Нередко его принимали за чародея, и жизнь его была в опасности. Так, лет тридцать пять тому назад, когда настоящее светило французской зоологии, Лаказ Дютье, явился в первый раз на берег Ламанша, в Роскофе, то в местечке немедленно распространился слух, что по берегу моря бродит чародей. То был не кто иной как молодой Лаказ-Дютье, охотившийся за морскою губкой, которую он избрал сюжетом своей диссертации. Тернистый был путь тогдашних зоологов! Не то теперь: времена переменились, благодаря прогрессу цивилизации. Если в настоящее время зоолог имеет намерение приготовить специальное исследование касательно какого-нибудь морского животного, он также отправляется на берег моря, но в особо для этого устроенное учреждение, так -называемую зоологическую станцию, где он находит гостеприимный приют, нужные сведения, иногда и даровую квартиру (Роскоф). Обыкновенно всякая зоологическая станция управляется директором и его помощником (препаратором). Оба прекрасно знают местную фауну, и они-то снабжают естествоиспытателя всеми необходимыми сведениями для его исследований.

Вот об этих-то зоологических станциях мы и намерены поговорить с нашими читателями. Первая приморская зоологическая станция была основана во Франции, в местечке Канкарно, знаменитым в свое время натуралистом Костом, в 1859 году. Она самая старая станция, но далеко не наилучшая. Первое место между приморскими зоологическими станциями, бесспорно, занимает Неапольская станция во всех отношениях, и по количеству специальных трудов оттуда выходящих, и по обстановке и удобствам для работы. Она основана знаменитым немецким зоологом Дорном, который управляет ею и по сиё время. Эту станцию прилично было бы назвать интернациональной, так как она получает субсидии от некоторых Европейских государств, где зоологические станции недостаточно усовершенствованы, или вовсе отсутствуют; взамен этого профессоры того или другого из этих государств пользуются столом, при котором они и работают: так, есть русский стол, бельгийский и т. д. Как уже выше было сказано, Неапольская станция великолепно обставлена во всех отношениях и многим способствовала развитию прогресса зоологии; тем не менее да позволено будет нам здесь заметить, что, по мнению некоторых авторитетных зоологов, станция эта не вполне отвечает потребностям начинающих заниматься зоологией.

Последним условиям вполне соответствуем другая зоологическая станция, не менее важная, чем Неапольская, это Роскофская, основанная всемирною знаменитостью Лаказ-Дютье в том самом месте, куда он в первый раз пришел искать предмет темы для докторской диссертации по зоологии и где местное население приняло его за чародея. Эта станция лежит на берегу Ламанша, в Роскофе (Roscoff), в Финистерском департаменте.

Если Неапольская станция первая с точки зрения специальных работ, то Роскофская, бесспорно, занимает выдающееся место по удобствам и великолепной обстановке для учащихся, для студентов. На этой станции мы остановимся несколько подробнее, во-первых, потому, что она одна из интереснейших, а во-вторых, потому, что мы ее лучше других знаем, так как имели честь там лично работать в прошлом году.

Зоологическая станция Роскофа состоит из двух зданий, из которых одно заключает в себе залу для начинающих (студентов ) и библиотеку в нижнем этаже, а квартиры для работающих — во втором: другое содержит великолепный аквариум и залу для специалистов (приготовляющих самостоятельный труд), причем оба здания соединены длинным коридором. Зала для студентов имеет около двадцати мест, и всякий учащийся располагает микроскопом, двумя бочонками воды (один пресной, а другой морской), холстяным ведром, бокалами, инструментами, словом, всеми необходимыми для работы принадлежностями. Мало того, два раза в неделю, студенты пользуются учеными конференциями экстраординарного профессора Сорбонны, Пруво, по предмету, выбранному учащимися. Что касается залы специалистов, то она разделена поперечными перегородками, с правой и левой сторон, на комнаты (около пятнадцати); проход в середине. Всякий из работающих в этой зале имеет в своем распоряжении также микроскопы, микротом для разрезов и другие аппараты. Кроме того, каждая комнатка снабжена электрической лампочкой Эдисона, так что специалист имеет возможность работать по вечерам при электрическом освещении. Что касается начинающих, то они послёдним удобством не пользуются: им предоставлено и рекомендовано гулять по вечерам.

Что касается персонала станции, то он состоит из директора, помощника его, даровитого молодого зоолога Делажа, препаратора и моряка. Последний управляет маленьким пароходцем и несколькими лодками во время морских экскурсий, имеющих громадное значение при изучении морских животных. Посмотрим теперь, с какою целью совершаются эти экскурсии. Всякому известно, что такое прилив и отлив морской. На всякой станции имеется подробное распределение последних. Наибольший отлив бывает в последних числах октября. Во время отлива морские животные собираются кучками частью под камнями (скалами), частью в морском песку, смотря по натуре животного. Тогда-то именно и предпринимаются научные морские экскурсии в намеченные заранее окрестности. В назначенный день и час, сообразно тому, в какое время бывает отлив, все, и профессора и ученики, с холстяными ведрами и бокалами в руках, обутые в эспадрильи, на пароходе отправляются в море. По прибытии на выбранное место, на грэв (greve) профессор принимается за объяснение, где и как нужно искать животных, описывает их образ жизни и т. д.

Нет ничего поучительнее картины, представляющей более или менее многочисленную группу молодых юношей, с засученными рукавами и загнутыми панталонами, внимательно и благоговейно слушающих своего опытного учителя, который ясно отчеканивает каждое слово под аккомпанемент морских волн. Нужно быть самому в этой группе, чтобы понять величие этой картины! Понабрав различных животных, все отправляются на пароход, где утоляют голод и жажду, а затём отправляются обратно на станцию. Добыча разбирается и кладется в отдельные бассейны, или в общий, сообразно природе животного. В случае надобности, работающий имеет право пользоваться животными какого угодно бассейна. Легко догадаться, что станция с такими удобствами должна быть переполнена. И действительно, не только французские профессоры и студенты, но много и заграничных профессоров приезжают в Роскоф (Roscoff) провести лето, некоторые даже со всем семейством. Это, впрочем, очень понятно, если припомнить, что занятия на этой станции совершаются летом, в течете каникул.

Что, в самом деле, может быть приятнее и полезнее и для профессора и для студента, как провести месяца два на берегу моря, где они имеют возможность восстановить расстроенное в течете целого года здоровье (купаньем в море, дыханием свежим морским воздухом ), занимаясь в то же время и наукой. Надо отдать справедливость французами они умеют соединять полезное с приятным!

Любопытно также и то обстоятельство, что преобладаний элемент иностранных профессоров, посещающих вышеупомянутую станцию, — русские. Русские знаменитости, как напр., Ковалевский, Мечников, Данилевский и Коротнев работали на этой станции. Что касается студентов, то, насколько нам известно, очень редко можно встретить такового, что, впрочем, очень легко понять: слишком далеко и слишком дорого.

Вот каким образом естествоиспытатели, старые и молодые, проводят свои каникулы во Франции. Надо также заметить, что Лаказ-Дютье не забыл и тех молодых юношей, которые намерены работать зимою. Он основал, несколько раньше Роскофской станции, другую, так называемую «Араго», на берегу Средиземного моря в Banuylssur-mer. Там работают исключительно готовящие самостоятельный труд для защиты диссертации на ученую степень. Обыкновенно, работающее на этой станции переёзжают на лето в Роскоф, для дополнения своих занятая, так как в это время в Ванюлсе до того жарко, что парафин тает.

Ясно, что на станции «Араго» бывает не так много народу, потому что занятия совершаются зимою, когда профессора и студенты заняты и проживают в университетских городах. Чтобы закончить описание этих двух станций, прибавим, что обе составляют дополнение Естественного факультета Парижской Сорбонны. Роскофская зоологическая станция представляет наилучший тип всёх существующих во Франции: все другие более или менее приближаются к первой, как по устройству, так и по порядку работ. Их сравнительно очень много во Франции, и последнюю смело можно было бы назвать первою страною зоологических станций в Европе. Всякий более или менее известный зоолог имеет свою. Так, знаменитый натуралист Жорж Пуше, профессор в Парижском Музее Естественных Наук, управляет станцией в Конкарно (Concarneau), в Малой Бретани, на берегу Атлантического океана, той самой, которая впервые была основана Костом в 1859 году. Она, подобно Роскофской, вполне отвечает потребностям начинающих. Есть также таковая в Вильфранше, недалеко от Ниццы, где работает в настоящее время известный Фоль. Булоньская и Вимрэйская менее важны.

Что касается зоологических станций других стран, то кроме вышеупомянутых, надо упомянуть Tpиестскую. У нас в России две: одна в Севастополе, а другая на Соловецких островах, в Белом Море. Первая более посещаема и, благодаря неутомимой деятельности директора её, М-mе Переяславцевой, успела уже достаточно зарекомендовать себя в западной Европе.

Что касается научного значения зоологических станций, то оно столь важно, что могло бы составить само по себе сюжет для статьи.

Мы остановимся на самом главном.

Стоит только вспомнить, в каком бедном состоянии находилась наука о морских животных лет пятьдесят тому назад, когда никто и не думал о возможности существования зоологических станций, и в каком она находится в настоящее время, когда все страны ими переполнены, чтобы составить себе приблизительно верное понятие о том, какую роль должны были играть станции подобного рода в развитии зоологии.

И действительно, только со времени основания приморских станции, научная литература стала обогащаться различными открытиями по всем отраслям морской зоологии: кто стал изучать огромных морских животных, кто совершенно маленьких и микроскопических. Эти последние стали особенно интересовать зоологов, работавших на берегу моря.

Это, впрочем, легко объясняется. Что, в самом деле, может быть легче, находясь при море, как взять да покататься в лодке, набрать морской воды, взять каплю и рассмотреть под микроскопом, где наблюдателю открывается целый мир так называемых невидимых. Не один исследователь таким образом выбрал предмет для своих исследований!

Для основательного изучения невидимых нужен был ряд приспособлений, — а отсюда усовершенствование микроскопической техники. И вправду, с каждым днем микроскоп все более и более совершенствуется и. вместе с тем, наука о микроорганизмах вообще оказывает громаднейшие успехи, а кому неизвестно значение микробов в экономии человека и животных?

Приморския станции также способствовали объяснению некоторых других явлений, как например фосфоресценции морей и пр.

Посмотрим теперь, какую роль играют зоологические станции в отношении научного воспитания начинающего заниматься зоологией (учащихся).

Легко понять, что в лаборатории профессора учащийся имеет возможность диссекировать (препарировать) отдельные органы того или другого животного, изучать физиологию этих органов; что же касается образа жизни, нравов, он читает об этом в руководствах.

Не то бывает, когда судьба забросить студента на одну из приморских станций. Там он увидит воочию то, что он вычитал в учебниках об образе жизни и нравах животных. Кроме того, не следует упускать из виду и то обстоятельство, что на берегу моря учащийся имеет в своем распоряжении сколько угодно испытуемых животных, тогда как в лаборатории, если один препарат не удался, то вряд ли можно иметь случай его проделать на другом экземпляре, по той простой причине, что обыкновенно терпится недостаток в животных для диссекции во всех университетах. Затем, более частое соприкосновение с профессором, в течение более или менее продолжительного времени, дает учащемуся возможность научиться делать самостоятельные наблюдения и исследования.

В заключение, скажем вместе с Лаказ-Дютье, что приморские зоологические станции дают научное воспитание начинающему и значительно облегчают труд опытных натуралистов, двигающих науку вперед.

Париж. 12 Decembre 1890.

Натуралист.

№50, 1890