Журнал «Наука и жизнь» пригласил писателей, критиков и издателей принять участие в обсуждении темы «Что могут фантасты в XXI веке?».

3. Какие проблемы современности и возможного будущего могут стать объектами внимания писателей-фантастов?

Николай Романецкий — член Союза российских писателей, лауреат нескольких литературных премий. Более десяти лет был ответственным секретарём журнала Бориса Стругацкого «Полдень, XXI век». Ответственный секретарь оргкомитета Международной премии имени А. и Б. Стругацких («АБС-премии»).

Прежде всего, во избежание терминологических разночтений, замечу, что, на мой взгляд, фантастика — это вид литературы, состоящий из разных жанров: научная фантастика, социальная, фантреализм и т. д.

Если основываться на традиционном определении, что научная фантастика (НФ) — вид литературных произведений, где сюжет основывается на какой-то пусть фантастической, но всё-таки научной идее, то вроде бы с ней всё в порядке. Произведения разных объёмов сочиняются и печатаются.

Что касается традиционного понимания её задач, то тут всё гораздо хуже...

Существовало прежде широко распространённое мнение, что главная роль фантастических опусов — подталкивать учёных к открытиям. Может, так оно и было сто лет назад, но с некоторых пор, когда наука стала настолько сложной, что даже учёные мужи порой не понимают друг друга, литератору тут вообще делать нечего. Те же, кто работает на переднем крае науки, чаще всего не обладают таким уровнем сочинительского таланта, чтобы создать произведение достаточно высокого литературного уровня. Особенно это касается естественных наук. Хотя, конечно, некоторым писателям и удаются отдельные прорывы. К примеру, Юлия Зонис, будучи изрядно образованным биологом, способна и на высокий уровень литературного мастерства. Но это лишь исключение, подтверждающее правило…

Как там писал Козьма Прутков? «Специалист подобен флюсу…»?

Так что, на мой взгляд, та НФ, какой она была в прошлом веке, определённо скончалась. Время её прошло. Вместе с изменениями реалий окружающего мира изменились и её задачи.

Наука сама по себе на месте не стоит. Новые поколения, как и во всех сферах жизни, должны сменять предыдущие, а смену необходимо учить. И пусть научно-фантастическая литература ныне не способна, в массе своей, выдавать пионерские идеи, но пробуждать фантазию, психологически готовить молодых учёных к обстановке научного поиска — вполне в её силах.

Вот этой важной задачей НФ и занимается.

Однако молодым писателям, обращающимся к НФ, надо понимать, что лёгкого пути к признанию у них не будет. Никто не ждёт их на этом празднике жизни с распростёртыми объятиями. И прежде всего, не ждёт рынок.

Основной массе читателей милее эскапистская литература «а ля фэнтези», уводящая от сложностей окружающей нас реальности.

А вот что касается футурологической составляющей, присущей старой НФ, то здесь положение кардинально иное. Особенно для социального направления нашего рода литературы. Ведь гуманитарные науки развиваются отнюдь не так стремительно, как естественные. Тут вполне могут существовать достаточно интересные произведения-антиутопии, анализирующие возникновение и вероятное развитие социальных проблем, связанных с реализацией сюжетообразующей научно-фантастической идеи.

Примером может служить повесть Андрея Мансурова, опубликованная в электронном альманахе «Полдень» (№ 3, 2015 год). Действие повести происходит в том варианте Будущего, где успехи медицины и биологии позволили избавить женщин от детородной и воспитательной функций. Автор раскрывает социальные и психологические проблемы мира, где у женщины осталась только одна социальная задача — сексуально-развлекательное обслуживание мужчины. И убедительно доказывает, что проблемы, с точки зрения конкретной человеческой личности, окажутся достаточно серьёзными и болезненными.

В общем, как говорил Илья Ильф ещё в 30-е годы прошлого века, «радио есть, а счастья нет…».

Конечно, от автора, берущегося за такое произведение, обязательно потребуются определённые знания — как минимум в области социологии и психологии, но тут пока никаких революционных прорывов в соответствующих науках не предвидится. Человек как личность меняется намного медленнее, чем развивается естество-знание. Собственно, и предвидимые в будущем социальные сложности отчасти возникают именно по этой причине.

Какие же проблемы современности и возможного будущего в силу этого способны стать объектами анализа в научно-фантастических произведениях?

В первую очередь — связанные с вполне вероятной биологической революцией. Изменения человеческого организма и возникающие в их процессе вероятные социальные конфликты могут оказаться такими, что мало не покажется никому.

Источником серьёзных угроз имеет все шансы сделаться дальнейшее развитие наднациональных корпораций, способное вызвать их неизбежное срастание с существующими государственными структурами, и, более того, полное подминание оных структур под интересы банковско-производственного сектора человеческой деятельности. Рекламное оболванивание и фактический обман потребителя уже сейчас становятся серьёзным фактором, порождающим у многих людей недоверие к официальным и неофициальным средствам массовой информации. Именно в этом я вижу одну из причин архаизации человеческого мышления. Там, где нет реального знания (а реклама — что угодно, но только не источник реального знания), на первый план выходят вопросы веры.

По этому же пути ведут нас уже вовсю полыхающие информационные войны…

Сейчас пока совершенно непонятно космическое будущее человечества, но и тут, как мне кажется, последнее слово учёными и инженерами ещё не сказано…
А значит, не сказано оно и писателями.

Но кажется мне, что НФ, в силу исторических причин, оказалась ныне в гетто. Гетто внутри гетто, так сказать…

Люди во все времена с гораздо большим интересом откликались на те проблемы, с которыми связана их жизнь. А потому ведущую роль в нашем роде литературы всё равно будет играть фантастический реализм, тот жанр, где сюжетообразующая идея — метод, с помощью которого автор делает более выпуклым и острым существующий в реальности межличностный или социальный конфликт. И, используя живые образы, которым хочется сопереживать, заставляет читателя искать пути выхода из него.

А уж в каких вымышленных реалиях этот поиск происходит — вопрос далеко не главный.

№4, 2016