Космос — это судьба человечества

Академик М. Я. Маров

Шестьдесят лет назад, в октябре 1957 года, в год столетия со дня рождения основоположника теоретической космонавтики К. Э. Циолковского, началось практическое освоение космоса.

Шестьдесят лет назад, в октябре 1957 года, в год столетия со дня рождения основоположника теоретической космонавтики К. Э. Циолковского, началось практическое освоение космоса: был запущен первый искусственный спутник Земли. В сентябре нынешнего года прогрессивная общественность — позволим себе этот «старинный» оборот — отметила очередную дату со дня рождения Константина Эдуардовича. Однако многим наверняка хотелось бы узнать: а имеют ли сегодня ещё какое-то значение его идеи? И зачем вообще нам нужна астрономия?..

С этими и другими вопросами коррес-пондент журнала «Наука и жизнь» Наталия Лескова обратилась к академику М. Я. Марову, ведущему специалисту в области изучения Солнечной системы, сравнительной планетологии, природных и космических сред. Михаил Яковлевич возглавляет академическую комиссию по изучению научного наследия Циолковского и оргкомитет Циолковских чтений. Его стараниями (конечно, не только его) в школы с нынешнего года вернулась астрономия. К тому же в этом году вышла книга М. Я. Марова «Космос. От Солнечной системы вглубь Вселенной», адресованная самому широкому кругу читателей — в первую очередь, молодым. В книге, как сказано в аннотации, в сжатой и популярной форме излагаются современные представления о космосе и населяющих его телах…


Академик Михаил Яковлевич Маров. Фото Наталии Лесковой.

— Михаил Яковлевич, а смогут ли школьники понять вашу книгу?

— Я старался объяснить достаточно сложные вещи простым языком. Формул там почти нет. Сложная только последняя глава. Там речь не только о космологии, но и о физике элементарных частиц, и о синергизме макро- и микромира. Мои коллеги дали книге очень высокую оценку. Надо сказать, задача у меня была совсем не простой. Всё-таки я схватился за материал неподъёмный — рассказать всё о космосе в одной книжке. Задумал сначала 300 страниц, потом получилось 500 с лишним. Виктор Антонович Садовничий прочёл книжку и пригласил меня на вновь созданный факультет космических исследований, сказав, что эта книга — то, что им надо. Факультет этот нацелен в том числе на подготовку специалистов уровня государственного управления, ведь космос — это не дешёвое удовольствие.

— Если ваша книжка всё-таки сложновата, как думаете, по каким учебникам дети будут учиться и кто их будет учить?

— Это хороший вопрос. Наверное, я консерватор, но, по моему мнению, нет ничего лучше, чем сделал Воронцов-Вельяминов.

— Но это же совсем старый учебник! В те годы ещё не был запущен первый спутник…

— Верно, я сам по нему когда-то учился. Но астрономия существует более двух тысяч лет. Кстати, я недавно побывал на одном очень любопытном симпозиуме по археоастрономии. На меня некоторые вещи произвели очень сильное впечатление. Скажем, я знал, что определяющими для древних людей с точки зрения расширения их представлений о мире были повседневные нужды, такие как земледелие. Поэтому наблюдения вели прежде всего за Солнцем и Луной. Но для меня открытием стало то, что, используя совершенно примитивные каменные инструменты, они наблюдали очень интересные особенности в звёздных движениях, в том числе яркой звезды Веги, причём точность наблюдений составляла не градусы, а угловые минуты. Невероятно! И всё это благодаря очень хорошо обработанным кромкам камней, которые заменяли им мощные современные приборы.

Конечно, с тех пор мы ушли довольно далеко, но тем не менее осталось нечто незыблемое — любознательность, пытливость, мастерство человека, открывшего путь к звёздам. Это восхищает! В этом смысле Борис Александрович Воронцов-Вельяминов сделал главное — там основы. Безусловно, многое изменилось. Но фазы Луны не поменялись, и Земля, как ни стараются политики, продолжает вращаться вокруг Солнца. Всю остальную информацию можно брать из открытых источников — сегодня это не проблема.

А кто будет преподавать — пока это будут физики, как и было всегда. Разумеется, это должен быть хороший учитель, которому не лень вникнуть в астрономию. Астрономия всё-таки отдельная наука, имеющая свою специфику.

— 17 сентября исполнилось 160 лет со дня рождения Константина Эдуардовича Циолковского. Как вы считаете, насколько важна для нас эта личность? Ведь не секрет, что и сейчас находятся люди, в том числе в академической среде, объявляющие его сумасшедшим.

— Я неслучайно согласился возглавить комиссию по изучению научного наследия Циолковского и оргкомитет Циолковских чтений. У меня были великолепные предшественники. Первый состав оргкомитета возглавил академик АН СССР, дважды Герой Социалистического Труда, генерал-лейтенант артиллерии, заслуженный деятель науки и техники РСФСР Анатолий Аркадьевич Благонравов. Он и придумал эти Чтения. На протяжении многих лет научный форум возглавляли выдающиеся учёные страны — Бонифатий Михайлович Кедров, Всеволод Сергеевич Авдуевский. Судьба мне подарила великолепную возможность общаться и сотрудничать с Королёвым и Глушко. Они высочайшим образом ценили Циолковского и считали его вклад в развитие космонавтики бесценным. Так же, как Кондратюка или Цандера. Это наше наследие.

Академик Авдуевский был уже немолод и нездоров, когда обратился ко мне с просьбой заменить его на этом посту в 2001 году, и я долго не давал согласия, потому что ещё один рюкзак по узкой тропинке в гору — это тяжело. Но потом меня склонила к этому неизменный учёный секретарь комиссии Софья Аркадьевна Соколова. Это удивительный человек, и по уровню интеллигентности, и по преданности тому делу, которому она посвятила жизнь. Я сдался. И не пожалел. В том числе и потому, что это дало мне повод более глубоко познакомиться с работами Циолковского.

В моём представлении есть формула: идея интересная, но недостаточно сумасшедшая. Очень часто люди — генераторы свежих, прорывных идей — выламываются из общего представления об окружающем мире. Они могут сильно отличаться от остальных и не соответствовать их представлениям о «нормальности».

Я в жизни никогда не создавал кумиров, но и у меня их было несколько. В их числе — мой дорогой учитель Мстислав Всеволодович Келдыш, которому я во многом обязан своим местоположением в науке, это Пётр Леонидович Капица, от которого я тоже воспринял нечто очень для меня важное…

— И которому, кстати, приписывают высказывание, что наука — это то, чего не может быть. То, что возможно, — это технологии.

— Совершенно верно. Мне довелось с ними общаться в неофициальной, домашней обстановке. И вы знаете, всех этих выдающихся людей можно было заподозрить в некотором сумасшествии. Не говоря уже о Ландау, чьи лекции я слушал. Как к нему могли относиться люди? У меня есть масса таких примеров. Если мы говорим о генерации идей, будь то наука о природе или другая духовная сфера: музыка, живопись или поэзия, — ведь наиболее выдающиеся, гениальные люди во всех этих областях отличались большими странностями. Они не укладывались в общие представления о рациональном отношении к миру.

С удивлением прочёл, что величайший мыслитель современности Альберт Эйнштейн незадолго до смерти сказал совершенно потрясшую меня вещь: «Только теперь, на пороге ухода в другой мир, я понимаю, почему столько людей на свете колет дрова. По крайней мере видишь результаты своей работы». Лучше не скажешь!

Возвращаясь к Циолковскому, могу сказать: очень неровная, неординарная личность. Но в основе, в фундаменте — абсолютно твёрдое отношение к выбранному в жизни пути, непоколебимая вера в самое лучшее будущее человечества и целый ряд прогнозов и сценариев, как этот выход в счастливое завтра осуществить.

Представьте — в девять лет после скарлатины он теряет слух, а это важнейший орган чувств! Замыкается в себе. Многие люди в таком состоянии совершенно теряются, не знают, как жить дальше, а я читал его записи о том, что ему это в какой-то мере помогло.

Недавно ушёл из жизни мой друг Володя Белецкий — один из создателей нашей теории ориентации спутников Земли, навигационных систем. Великолепный механик. Он почти не слышал. Как-то он мне сказал: «Вот эта отрешённость от внешнего мира, который часто тебя напрягает, раздражает и распыляет, даёт возможность сосредоточиться на по-настоящему важных для тебя задачах и кумулятивным образом продвигаться в своей области».

— Близкие вспоминали, что Циолковский часто не слышал то, что ему не хотелось слышать, то есть иной раз пользовался соей глухотой.

— Совершенно верно. Есть люди с великолепным слухом, которые точно так же не слышат для них нежелательное. Это некоторое подобие субъективного идеализма: не существует того, чего я не знаю. Очень удобно. Такое сознательное самозаточение в своём мире.

Так вот. Циолковский трижды безуспешно поступал в Бауманское техническое училище. Казалось бы, ничего не получилось. Но он продолжал постигать науки. Я очень хорошо его понимаю. Всю жизнь человек учился, преодолевая многочисленные трудности. Ему не хватало фундаментального образования, и он это прекрасно понимал. Самообразование — это удивительная возможность, если человек хочет и может, чего-то добиваться. Циолковский был как раз таким. Он хватался за области, подчас для него совершенно новые. Известен хороший эпизод. Он начал заниматься физикой разреженного газа. У меня есть целый ряд работ в этой области, и я могу себе представить, каково ему было в одиночку всё это постигать.

Он написал работу и послал её в физический журнал. И ему ответил — кто бы вы думали? Менделеев! Прислал отзыв, что это очень интересно, но сделано 25 лет назад.

Циолковский был изолирован. Живя в Вятке, в Рязани, в Боровске, в Калуге, он фактически не имел доступа к научной информации. Наверное, для окружающих, для провинциальных обывателей, он казался сумасшедшим. Он выламывался из общего ряда! Ездил в Москву и просиживал там целыми днями в библиотеке. Тратил все свои скудные заработки на книги, научные журналы, инструменты. Над ним смеялись. Но именно он создал целый ряд совершенно фантастических, прорывных, гениальных работ, позволивших человечеству вырваться в космос.

Это свойственно многим людям: с высоты своего сегодняшнего образования, каких-то современных знаний снобистски судить о том, что сделал Циолковский. Я с огромным увлечением прочёл его «Грёзы о Земле и небе», а это работа 1896 года, «Исследование мировых пространств реактивными приборами»… Чтобы быть объективным, нужно поставить себя на место человека, отбросив собственный уровень познания мира на столетие назад.

Статьи по теме

 

Читайте в любое время

Портал журнала «Наука и жизнь» использует файлы cookie и рекомендательные технологии. Продолжая пользоваться порталом, вы соглашаетесь с хранением и использованием порталом и партнёрскими сайтами файлов cookie и рекомендательных технологий на вашем устройстве. Подробнее

Товар добавлен в корзину

Оформить заказ

или продолжить покупки