От санскрита до иврита...
Дмитрий Казаков
До сих пор не до конца ясно, что такое этнос, но почти все исследователи одним из важнейших его признаков именуют язык.
(продолжение)Вперёд, в прошлое!
Следующий проект языкового нормирования возник, как это ни забавно, в противовес именно немецкому.
В XIV—XV веках Чешское королевство было заметным явлением на карте Европы, и трон там занимали люди не из последних. Например, Ян Слепой, настоящий гражданин мира, погиб в битве при Креси, а его сын Карл Четвёртый основал университет в Праге и стал правителем Священной Римской империи.
К тому времени древнечешский язык развился до литературного, на нём писали стихи, составляли документы, излагали тексты духовного характера. Возникло высокое наречие, которое именуют обычно «гуманистическим чешским языком» (humanistická čeština).
Но «gloria mundi», как известно, «transit» (мирская слава проходит); в битве при Мохаче в 1526 году погиб последний чешский король, его корона перешла к австрийским Габсбургам. Столетие спустя чешские протестанты (а у них была Библия на родном языке — так называемая Кралицкая) потерпели поражение при Белой Горе и лишились политического влияния, и примерно в то же время территорию Богемии охватила активная немецкая колонизация.
Обширные земли перешли в руки германских баронов, и те начали заселять их соотечественниками, перемещая целые деревни. Да и чешские паны, которым для общения с властями в Вене требовался в первую очередь язык Лютера, язык империи, быстро онемечивались. Иезуиты, проникшие в страну на волне рекатолизации, считали древние книги на чешском еретическими и занимались их истреблением.
К концу XVIII века единый язык распался на несколько диалектов, и те сохранились в основном среди крестьян; латынь в науке заменил тот же немецкий.
Но на территории бывшей Чешской короны нашлись люди, осознавшие, что их нации грозит полное онемечивание, лишение собственного языка, а следовательно — уничтожение.
Началось то, что позже назвали Чешским национальным возрождением.
Одним из его лидеров стал Йозеф Добровский, филолог, лингвист, литературовед, фольклорист, историк и просветитель. В 1809 году он издал первую грамматику — кодификацию «высокого», «настоящего» языка и в качестве ориентира взял всё тот же «гуманистический чешский» XVI века. А разница между ним и народным говором (точнее, говорами) была в то время очень существенной.
Всё, что происходило во времена австрийского владычества, Добровский считал «порчей языка». Но что интересно, к перспективам возрождённого чешского сам его создатель относился скептически и им практически не пользовался, хотя, вопреки историческим анекдотам, всё же владел.
Куда более последовательными оказались ученики Добровского, назвавшие то, что они пропагандировали, «obrozenská čeština» — «возрождённый чешский».
Йозеф Юнгман не только сам писал на чешском, но и переводил на него Мильтона, Гёте и Шиллера и составил пятитомный чешско-немецкий словарь, в котором предпринял попытки расширения словарного запаса с помощью словотворчества и заимствования из соседних славянских языков. Вацлав Крамериус создал книгоиздание и газетное дело на родном языке, Божена Немцова заложила основы современной чешской прозы, Карел Маха и Йозеф Тыл — поэзии.
Ян Гебауэр сочинил фундаментальные исследования истории и грамматики чешского языка и в своих работах ещё сильнее закрепил отрыв высокого языка науки и литературы от народного, «испорченного».
Разница между тем и другим начала уменьшаться только после 1918 года, когда в виде Чехословацкой республики было воссоздано чешское национальное государство. Возник Кабинет чешского языка, ставший позднее институтом, который принялся регулировать естественные до того процессы, формировать общую для всех норму.
Труды Добровского с учениками не пропали зря, уже через сто лет после его смерти на улицах Праги вновь заговорили по-чешски, а немецкий стал для её жителей иностранным, чужим языком.
Языковая лавина
Норвегия в своё время претерпела трансформацию не менее жёсткую, чем Чехия. В 1397 году она потеряла независимость и из могучей державы с собственными колониями, страны саг и конунгов на четыре века превратилась в колонию, в глухую провинцию не самой великой державы — Дании.
Датский и норвежский языки — близкие родственники, а второй (norrønt mal или norrøn tunga) всегда, с глубокой древности, состоял из множества диалектов (в каждом фьорде свой). Поэтому ничего удивительного, что язык чужаков оказался более лёгким для усвоения, единым во всех областях и на нём говорили и писали чиновники-датчане.
На датский перевели законы; после Реформации он заменил латынь в церквах и школах и стал языком образованных горожан, языком книг, науки и литературы. Норвежский (или, скорее, норвежские) уцелел в сельской местности, и им пользовался простой люд.
Но в 1814 году страна вновь обрела независимость.
А один из признаков «настоящей» независимости — свой язык.
И норвежцы ринулись его создавать, причём мейнстримом стала попытка «норвегизировать» литературный датский — легализовать городское (то есть преимущественно oслоское) произношение, отразить его в письме, ввести в литературный язык специфические норвежские слова, формы или обороты, заимствовать недостающие слова из других языков, в первую очередь латинского и немецкого.
В результате возник риксмол (riksmål, дословно «государственный язык»), в 1929 году переименованный в букмол (bokmål, «книжный язык»).
Но не всех устроил такой подход, ведь в конечном счёте основой национального языка стал тот же датский.
Наиболее радикальные реформаторы попытались вернуться к языку предков, истинному норвежскому, используя прекрасно сохранившиеся говоры сельской Норвегии. Идея создания гибрида из диалектов принадлежит историку Петеру Мунку, который писал: «Никакое диалектное произношение никогда не может стать литературным языком. Литературный язык — это гармония говоров, сведённых к простой, благородной, первоначальной форме языка».
Воплотил идею на практике лингвист-самоучка Ивар Осен, выпустивший в 1853 году книгу «Образцы деревенского языка Норвегии» («Prøver af Landsmaalet i Norge») — антологию текстов на разных норвежских диалектах (всего он использовал 31, из которых 5 восточнонорвежских и 26 западнонорвежских). В приложении к антологии Осен опубликовал несколько текстов на медиализованном языке, синтезе диалектных форм. Нормализованный норвежский этих текстов и стал первым образцом той письменной нормы, которая получила название «лансмол» (landsmål, «государственный язык» и одновременно «народный язык»).
С 1929 года он именуется «нюнорск» (nynorsk, «новонорвежский»).
Разница между первым и вторым значительна: в букмоле два рода (средний и общий), в нюнорске более привычная трёхродовая система; «я» на первом «jeg» (произносится как «йей»), на втором «eg» (произносится как «эг»).
Осен, будучи романтически настроенным патриотом, искренне думал, что возрождает язык предков, но на самом деле он невольно опирался на родные для него самого говоры Западной Норвегии, без особого на то основания считая их более древними, «исконными», не испорченными за время датского правления.
Ничего удивительного, что нюнорск и прижился в основном в западных частях страны, в других регионах его используют куда меньше, но всё же на нём в разное время говорили до одной пятой всех норвежцев.
Только вот языковые приключения страны викингов на этом не закончились.
В начале ХХ века возникла идея объединить букмол и нюнорск в единый язык («общенорвежский» — samnorsk).
И покатились одна за другой реформы (1917, 1938, 1959 годы), пришло в движение то, что один из исследователей-германистов назвал языковой лавиной: «…языковая лавина была приведена в движение, лавина, которая всё ещё скользит, и никто не знает, как её остановить, хотя многие были бы счастливы сделать это».
И сыпется она, и сыпется до сих пор, и парадокс, что в стране, где два государственных языка, не существует общей произносительной нормы. Каждый норвежец (хоть на букмоле, хоть на нюнорске или самнорске, их смеси или диалекте) имеет право произносить слова так, как ему хочется, и только написание для всех одно... нет, два... нет, три... или больше?
Мечтал ли о таком Ивар Осен? Сомнительно.
Статьи по теме
Читайте в любое время
