Золото в кубышке
Кандидат филологических наук Дарья Зарубина, Ивановский государственный энергетический университет
Архаизмы и диалектизмы — вот истинное сокровище, червонное золото языка, которое единственно и могло сохраниться вдали от больших городов.
Когда говоришь взрослым: «Я видел красивый дом из розового кирпича, в окнах у него герань, а на крыше голуби», — они никак не могут представить себе этот дом. Им надо сказать: «Я видел дом за сто тысяч франков», — и тогда они восклицают: «Какая красота!»Антуан де Сент-Экзюпери. Маленький принц
Любому, кто работает со словами, только дай повод вывернуть слово наизнанку, разобрать на винтики и, как говорил кровожадный Джон Сильвер по прозвищу Окорок, увидеть, «какого цвета у него потроха». И в этой цитате из сказки Антуана де Сент-Экзюпери видится мне не только страшная правда о «взрослых», но и правда о словах.
Они действительно похожи на деньги. Мы используем их, чтобы достичь цели, пересыпаем и складываем от скуки или чтобы развлечься, сгоряча или от широкой души бросаем на ветер.
Есть привычные, знакомые, «мелочёвка» — для быта, «банкноты» — для бизнеса, науки или политики. Мятые купюры газетных штампов, хрустящие ассигнации официально-деловых клише. Затёртые до матовой безликости медяки обиходно-бытовых, «нейтральных» слов. Необычные монетки экзотизмов. Биткойны неологизмов и свеженьких модных заимствований, чей курс сегодня взлетает до нфебес, а завтра пикирует в забвение. Просторечия и матизмы, крепкие «солёные» словца — выщербленные, исцарапанные, но такие характерные, заметные. Сразу ясно, немало судеб решалось таким вот словом-монеткой в извечной орлянке жизни. Включившись в этот суетный обмен привычными словами, мы забываем о тех, что редко приходятся «ко двору» здесь и сейчас, но составляют истинное сокровище для тех, кто понимает, какие захватывающие истории способны рассказать старинные монеты и слова. Но я сейчас не об историзмах, которые уходят в архив прошлого, как устаревшие клише и штампы монетного двора.
Архаизмы и диалектизмы — вот истинное сокровище, червонное золото языка, которое единственно и могло сохраниться вдали от больших городов, где в трущобах и офисах золото быстро разбавляется свинцом, а после и заменяется бумажными банкнотами — удобно, легко, утилитарно, но… безлико.
Почему биткойн и привлекателен так для современного делового человека — это деньги «без лица». Не определить, от кого они пришли, куда идут. И слова сегодня ценны безликие — максимально нейтральные, лишённые печати местного и даже национального колорита, толерантно не содержащие оценочного компонента и дипломатично скрывающие эмоции.
Но разве может сравниться электронный рубль на вашей банковской карте — с серебряным николаевским рублём или новгородским рублём границы XIV—XV веков. Тогда он и монетой-то ещё не был, а был серебряным слитком, лили который из запасов серебряных монет других государств, как «льём» мы веками русские слова, переплавляя в речи заимствования из самых разных наречий. История, связь веков и поколений — вот что хранят в себе старинные монеты и слова.
Стираются, крошатся со временем. И только в кубышках отдалённых сёл и деревень, в «шифоньере» у бабы Маши находят сберегаемые порой веками истинные сокровища, способные рассказать нам, поглощённым вопросом: «Куда идём?», о том, откуда.
Владимир Даль полагал, что женщины в вопросе сохранения слов бережливее мужчин; многие исследователи отмечают, что речь деревенских бабушек насыщеннее диалектными и устаревшими словами, чем неспешные разговоры стариков.
«Ну што ты пишошь за мной, нешто я предсёдатель? Даве всё записала, так нет не што, опять глазам хлопат. И не проси, — смеётся моя нижегородская бабушка Валя. — Всё пишошь, пишошь. Цельный уповод сижу, словно и дел у меня нет без тебя».
А сколько это — «уповод»? Отыскалось знакомое с детства слово и в толковом словаре Владимира Даля, и в этимологическом словаре Макса Фасмера, да только в несколько ином значении и среди устаревших. Уповод — это промежуток времени от 2 до 4 часов, столько времени можно работать без перерыва на еду и отдых. Или ехать, не давая отдыха и корма лошадям. Может, потому и слышится в слове «уповод» так явственно «повод», а в синонимичном ему «упруге» — «пруг»: подпруга, упряжка. Да только ушли в прошлое конные экипажи, и связанные с ними «лошадиные слова» устарели. «Упруг» сейчас — только краткая форма мужского рода от прилагательного «упругий» (охотно избавляется живой и сильный язык от случайных омографов). А вот «уповод» остался в севернорусских диалектах, легко прижился, по мысли исследователей, принесённый новгородичами, в языке коми, но в более общем значении — «долго, некоторое продолжительное время».
Причём сохранилось оно в диалектах с отчётливо негативным эмоциональным оттенком. Не просто долго, а «уповод»! Здесь и раздражение, и нетерпение, и негодование. Все те чувства, что испытывал путник, тащась на перекладных, скажем, из Петербурга в Москву. Это сейчас «Сапсаном» мы добираемся меньше чем за 4 часа (почитай, один уповод), а почти два с половиной века назад писатель и философ Александр Радищев потратил на тот же путь без малого неделю, всякого навидался, многое успел передумать.
Сколько досады на то, как много времени потрачено впустую, в дороге, в вынужденных чаепитиях на станции в ожидании лошадей, в ругани со смотрителями и пустых разговорах с другими несчастными путешественниками — и вся она сконцентрировалась в одном слове «уповод». Ворчит рачительный хозяин, привыкший ценить каждую копейку, каждое слово, каждый час своей жизни, грозит кулаком: «Вот я тебе ужо!».
А что это за «ужо»? Новое сокровище, новая история, запертая, скрученная в плотный клубок внутри одного слова?
Но об этом — в следующий раз.
Читайте в любое время
