Трагедия Эйнштейна, или Счастливый Сизиф. Очерк третий. Эйнштейн в Америке
Кандидат физико-математических наук, доктор естествознания (Германия) Евгений Беркович
В работе над единой теорией поля, которой без остатка были посвящены все силы Эйнштейна, надежда сменялась разочарованием.
Продолжение. Начало см. «Наука и жизнь» №№ 1, 2, 2020 г.
«Концлагерь Принстон»
В работе над единой теорией поля, которой без остатка были посвящены все силы Эйнштейна, надежда сменялась разочарованием, вслед за которым снова рождалась надежда. Это хорошо видно по переписке с другом молодости Морисом Соловиным. Письмо от 4 марта 1930 года дышит оптимизмом: «Моя теория поля имеет хорошие успехи. В этой области успешно работает Картан. Я сам работаю с одним математиком (В. Майером из Вены. — Прим. А. Эйнштейна), замечательным человеком, который уже давно получил бы профессорскую кафедру, не будь он евреем»1.
В 1933 году с приходом Гитлера к власти нормальная жизнь Альберта Эйнштейна закончилась, но его научная работа продолжалась в любых условиях. Потеряв жильё и работу в Германии, Эйнштейн на время поселился в бельгийском курортном городке Ле Кок, откуда он пишет Морису 19 мая 1933 года: «Несмотря на все неурядицы и помехи, мне вместе с моим учёным другом удалось написать изящную работу, чему я очень рад»2.
В письме, отправленном через пять лет, 10 апреля 1938 года, из Принстона (США), уже слышны грустные нотки: «Меня ещё высоко ценят тут как старый музейный экспонат и как своеобразную диковину, но это хобби уже проходит. Я снова с увлечением работаю вместе с несколькими очень храбрыми молодыми коллегами. Я ещё могу мыслить, но работоспособность моя значительно упала. И, наконец, умереть — не так уж плохо»3.
Слова о «храбрых молодых коллегах» требуют пояснения. Никогда прежде не работал Эйнштейн с молодыми физиками так интенсивно, как в Принстоне. В письме другому товарищу молодости Мишелю Бессо от 9 июня 1937 года Альберт сообщает: «Я живу теперь как старый отшельник в милом домике, утопающем в зелени, и с прежним удовольствием бьюсь над проблемами. Самое прекрасное здесь то, что я могу работать вместе с молодыми коллегами»4.
Молодые исследователи не числились в штатном расписании принстонского Института перспективных исследований ассистентами или помощниками Эйнштейна. Они приходили по своей воле помогать ему в работе, не обращая внимания на то, что такое поведение здесь не поощрялось. Независимость в суждениях, стремление к справедливости, заметный общественный темперамент создателя теории относительности сделали его неудобным человеком в глазах руководства института, прежде всего директора Абрахама Флекснера. В науке и в частной жизни Эйнштейн не признавал компромиссов с совестью. Он часто высказывался о политике и общественных проблемах, которые пытался решить с позиций пацифизма и общечеловеческих, наднациональных ценностей. По словам Роберта Оппенгеймера, «в нём всегда была какая-то волшебная чистота, одновременно и детская и безгранично упрямая»5.
В глазах Флекснера публичная активность великого физика вредила репутации института. Пригласив Эйнштейна в Принстон, он пытался — ещё до переезда учёного в Америку — запретить6 ему выступить в лондонском королевском Альберт-Холле 3 октября 1933 года7. И в Принстоне Флекснер требовал от Эйнштейна «не высовываться», помалкивать и не раздражать политических противников. Он изложил свои условия в письме, написанном 13 октября 1933 года, когда Эйнштейн был на пути в Новый Свет. Это письмо вручили Эйнштейну члены попечительского совета института Эдгар Бамбергер и Герберт Маас при встрече на таможне Нью-Йорка. Флекснер предупреждал: «Нет сомнений, что в нашей стране существуют организованные банды безответственных нацистов. Я совещался с местными властями и с правительственными чиновниками в Вашингтоне, и все они убеждали меня, что для Вашей безопасности в Америке Вам необходимо хранить молчание и воздерживаться от публичных выступлений. Вас и Вашу жену с нетерпением ждут в Принстоне, но, в конечном счёте, Ваша безопасность будет зависеть от вашей собственной осторожности»8.
Альберт Эйнштейн и сам не очень любил шумихи публичных выступлений, но стерпеть посягательства на свою свободу не мог. Тем более что Флекснер явно терял чувство меры и впадал в истерики по пустякам. Его выводили из себя даже такие мелочи, как разговор Эйнштейна с представителями какой-то школьной газеты. А после того как Эйнштейн собрался выступить со скрипичным номером в благотворительном концерте в Нью-Йорке в пользу беженцев из Европы, Флекснер устроил скандал организаторам концерта, угрожая уволить Эйнштейна за такое своеволие9.
Дело дошло до того, что Флекснер стал вскрывать почту Эйнштейна и отвечать отказом на приглашения учёному выступить где-то с докладом. Каплей, переполнившей чашу терпения, стало приглашение из Белого дома от президента Франклина Делано Рузвельта. Приглашение организовал хорошо знавший Эйнштейна раввин Нью-Йорка Стефен Вайс, ожидавший, что Эйнштейн привлечёт внимание президента к судьбе других еврейских беженцев из Германии, оказавшейся под властью нацистов. В начале ноября 1933 года письмо из Белого дома пришло в принстонский институт, и Абрахам Флекснер, не говоря ничего Эйнштейну, ответил президенту Соединённых Штатов Америки: «Профессор Эйнштейн приехал в Принстон, чтобы в тишине заниматься научной работой, и абсолютно невозможно даже в виде исключения ради общественных интересов прерывать её»10.
Ещё одним аргументом Флекснера стала забота о безопасности Эйнштейна, которому якобы угрожают «безответственные нацистские банды». Письмо в Белый дом заканчивалось сообщением, что руководству принстонского института пришлось, с согласия Эйнштейна, отказаться от приглашения научного сообщества, работой которого профессор действительно интересуется, из чего можно было сделать вывод, что встреча с президентом США для него интереса не представляет.
Этот казус с приглашением в Белый дом, которое не дошло до адресата, и отказом от встречи с президентом стал известен Эйнштейну благодаря сообщению Генри Моргентау, заместителя министра финансов в правительстве Франклина Рузвельта. Реакция учёного была незамедлительна. Во-первых, он сразу же написал супруге президента Элеоноре Рузвельт о своей безусловной заинтересованности во встрече с её мужем, который «с огромной энергией берётся за самые громадные и тяжелейшие проблемы нашего времени»11.
Во-вторых, Эйнштейн выразил раввину Вайсу своё возмущение поведением Флекснера, указав в адресе отправителя письма «Концлагерь Принстон». Наконец, в-третьих, он послал в попечительский совет принстонского института длинный список бестактностей, ошибок, самоволий Флекснера с просьбой оградить его от вмешательств в личную жизнь и обеспечить условия для спокойной работы. Если это невозможно, то недавно назначенный профессор физики предлагал начать переговоры о достойном прекращении отношений с Институтом перспективных исследований12.
Угроза подействовала. Флекснер оставил Эйнштейна в покое, но отношения между ними были безнадёжно испорчены. А в Белом доме великий физик всё же побывал: в январе 1934 года он с Эльзой гостил у президента Рузвельта и провёл ночь в кабинете Бенджамина Франклина13.
Не жаловал директор Института перспективных исследований и тех сотрудников, которые работали с мятежным профессором. По воспоминаниям Леопольда Инфельда, в институте ходил упорный слух, будто в интересах научной карьеры молодым сотрудникам лучше держаться от Эйнштейна подальше14. Поэтому молодые исследователи, помогавшие Эйнштейну в работе, явно рисковали своим карьерным ростом. Прямых доказательств, конечно, нет, но фактом остаётся то, что ни один из добровольных ассистентов Эйнштейна не получил постоянной должности в Принстоне — ни в штате Института перспективных исследований, ни в университете15.
«Эйнштейн предупреждает мир»
Весной 1946 года шестидесятисемилетний профессор Альберт Эйнштейн перешёл в статус почётного профессора, эмеритуса, хотя внешне в его жизни ничего не изменилось: Институт перспективных исследований в Принстоне сохранил ему оклад, рабочий кабинет и все прежние условия для работы. В письме Эрвину Шрёдингеру от 20 мая 1946 года Эйнштейн поясняет: «…так как я угрожал, что при выходе на пенсию оставлю Принстон, что при моей популярности сочли нежелательным»16.
Осенью того же года директором института в Принстоне стал известный физик Роберт Оппенгеймер, бывший в годы войны научным руководителем Манхэттенского проекта, общепризнанный «отец атомной бомбы». Талантливый учёный и организатор научных исследований, Оппенгеймер отличался неуравновешенным характером и иногда непредсказуемым поведением.
В 1926 году, в самый горячий период становления квантовой механики, двадцатидвухлетний Оппенгеймер приехал в Гёттинген, чтобы учиться теоретической физике у Макса Борна. Юноша быстро схватывал новый материал, отличался сообразительностью и неплохой подготовкой, но его поведение на семинаре гёттингенского профессора быстро восстановило против него всех слушателей. Роберт мог прервать любого докладчика, не обращая внимания на его возраст и заслуги, побежать к доске и показать, как тот или иной вывод можно получить логичнее или проще, чем у выступающего. Другим слушателям семинара такие постоянные прерывания и поправки явно не нравились. Попытки профессора мягко указать энергичному американцу правила корректного поведения на научном семинаре оказались безуспешными. В конце концов, терпение слушателей лопнуло, и Борн получил от них письменный ультиматум. Организатором этого действа была любимица Борна, талантливая студентка Мария Гёпперт, будущий лауреат Нобелевской премии по физике.
На листе бумаги, который выглядел как кусок пергамента, в стиле средневекового документа была составлена угроза, что все участники семинара будут его бойкотировать, если не прекратятся постоянные прерывания докладчиков.
Интеллигентный профессор не знал, как поступить. Напрямую входить в конфликт со своим студентом из Америки он не хотел и потому нашёл другой выход: оставил документ на лекторском пульте так, чтобы его содержание было хорошо видно тому, кто подойдёт к доске, а сам на несколько минут покинул аудиторию.
Расчёт полностью оправдался. Когда Борн вернулся, он нашёл Оппенгеймера бледным и непривычно молчаливым. После этого прерывания докладчиков полностью прекратились.
Щепетильный Макс Борн опасался, что нанёс гордому молодому человеку смертельную обиду, но тот внешне это никак не показал. А после успешной защиты сделал профессору ценный подарок — оригинальное издание «Аналитической механики» Лагранжа.
Однако Борна после этого эпизода никогда не приглашали в Принстон, в Институт перспективных исследований, которым после войны руководил его бывший студент, хотя многие физики-теоретики побывали там по приглашению Оппенгеймера. В своих воспоминаниях Макс Борн подчёркивает, что не знает точной причины, почему его не приглашали: может быть, помимо личной обиды, сыграл свою роль отказ Борна участвовать в атомных проектах17.
Альберт Эйнштейн ценил нового директора принстонского института как «необычайно способного человека с многосторонним образованием», однако близких контактов между ними не было — возможно, потому, что их «научные взгляды были диаметрально противоположны»18.
С приходом в руководство института деятельного нового директора обстановка сильно изменилась. Оппенгеймер привлёк к работам много талантливой молодёжи, воспитанной на квантовой механике и не представляющей другой её интерпретации, кроме копенгагенской.
Идеи Эйнштейна были этим молодым людям далеки, никто из них не стремился присоединиться к его работе. На великого физика смотрели как на историческую достопримечательность, как смотрели бы на Исаака Ньютона, внезапно появившегося в Принстоне.
И тем не менее Эйнштейна окружала такая аура, которая действовала на всех. Абрахам Пайс (на написанную им биографию Эйнштейна мы часто ссылались) описывает свои ощущения во время работы научного симпозиума, проходившего в Принстоне 19 марта 1949 года по случаю 70-летнего юбилея автора теории относительности: «Мы уже сидели, когда вошёл Эйнштейн. На мгновение в зале воцарилась полная тишина, а потом все встали, приветствуя его. Думаю, такая реакция была типичной не только для молодёжи. Несколько раз я разговаривал с Эйнштейном в присутствии Паули, отнюдь не страдавшего застенчивостью, но и в его поведении что-то немного менялось. Чувствовалось, насколько он почитает Эйнштейна. Поведение Бора, несмотря на научные разногласия, было примерно таким же»19.
К атомной тематике, которая с приходом нового директора стала занимать всё больше места в программе Института перспективных исследований, Эйнштейна не привлекали — у него не было допуска к секретным материалам, — поэтому совещания Оппенгеймера с другими бывшими участниками Манхэттенского проекта проходили на втором этаже в закрытом режиме, без посторонних. На этих совещаниях под большим секретом обсуждались вопросы создания водородной бомбы. Ни с Энрико Ферми, ни с Джоном фон Нейманом, ни с Эдвардом Теллером и с другими участниками совещаний Эйнштейн обсуждать вопросы ядерного оружия не мог.
После того как стало известно, что Советский Союз провёл в 1949 году успешные испытания собственной атомной бомбы, президент Гарри Трумэн решил форсировать свою программу создания термоядерной водородной бомбы, по разрушительной силе во много раз превосходящей атомные. Об этом он заявил в радиообращении к американскому народу 31 января 1950 года.
Через две недели, 12 февраля 1950 года, Альберт Эйнштейн выступил в телевизионной программе, посвящённой проблемам термоядерного оружия. Его выступление записывалось на плёнку в Принстоне.
Ведущей круглого стола в телестудии была вдова скончавшегося пять лет назад президента Франклина Делано Рузвельта Элеонора Рузвельт. В передаче участвовал, кроме Эйнштейна, и Роберт Оппенгеймер, бывший в то время ещё и главой Генерального совещательного комитета недавно созданной Комиссии по атомной энергии и одним из главных консультантов президента США Гарри Трумэна. Как ни странно, в этот раз взгляды обоих учёных совпали, оба были против создания супербомбы — правда, по разным причинам. Эйнштейн так объяснил своё возражение против новой программы правительства: «Водородная бомба возникает в общественном сознании как вполне вероятная достижимая цель. Президент торжественно объявил о её ускоренном создании. Если это произойдёт, то она принесёт радиоактивное заражение атмосферы и связанное с этим уничтожение всего живого на Земле в пределах её технических возможностей. Развитие происходит незаметно. Каждый шаг представляется неминуемым следствием предыдущих. А в результате нам всем всё отчётливее светит общее уничтожение»20.
Роберт Оппенгеймер тоже высказался против проекта водородной бомбы, но совсем с другим обоснованием. Аргументы Эйнштейна он считал несерьёзными, как и всю его деятельность в последние десятилетия. Не случайно он как-то назвал принстонского профессора «полностью чокнутым»21.
Оппенгеймер считал новый проект водородной бомбы нереалистичным и слишком дорогим. Эти деньги, по его мнению, лучше было бы направить на расширение атомного арсенала Америки. Через год, когда Эдвард Теллер и математик Станислав Улам разработают новую схему водородной бомбы, Оппенгеймер изменит мнение и поддержит идею её ускоренной реализации. Однако колебания с поддержкой проекта супербомбы в феврале 1950-го ему припомнят члены Комиссии по расследованию антиамериканской деятельности, когда через четыре года встанет вопрос о политической неблагонадёжности «отца атомной бомбы»22.
Резонанс от выступления Эйнштейна по телевидению 12 февраля 1950 года был оглушительным. На следующий день газета «New York Post» вышла с огромным заголовком через всю первую страницу: «Эйнштейн предупреждает мир: запретите водородную бомбу или погибните»23. Многие газеты мира перепечатали этот материал.
С темпераментом молодого человека вмешивался семидесятилетний Альберт Эйнштейн в политические проблемы Америки и всего мира. Во времена, когда сенатор Джозеф Маккарти организовал серию политических гонений на лиц, сочувствовавших коммунистам, Эйнштейн защищал права человека и призывал к гражданскому неповиновению. В послевоенной Америке учёный снова оказался в том же положении, как в Веймарской республике: левые и либералы его поддерживали и прославляли, правые же обвиняли в предательстве и требовали лишить его гражданства и выслать из страны24.
Особенно волновала учёного интеллектуальная свобода человека, которая в то время в США всё более и более ограничивалась. Его лаконичные, но сочные высказывания находили широкую аудиторию и выполняли главную задачу: поднять тревогу, привлечь внимание общества к той проблеме, которая его сильнее всего заботила. Он написал 18 ноября 1954 года в газету «Reporter»: «Если бы я был молодым человеком и стоял бы перед выбором, как лучше всего зарабатывать средства к жизни, то я бы не стал ни исследователем, ни учёным, ни преподавателем, а стал бы жестянщиком или уличным торговцем в надежде, что этим я сохраню хотя бы небольшую часть независимости, которая при нынешних обстоятельствах ещё возможна»25.
Такое яркое противопоставление относительной свободы жестянщиков с несвободой интеллектуалов снова вызвало общественный шок. Газету забросали письмами возбуждённые читатели. Карикатуристы всего мира рисовали учёного то в фартуке розничного торговца, то с раздвижным слесарным ключом. Профсоюз слесарей-водопроводчиков и слесарей-монтажников из Чикаго принял Эйнштейна своим почётным членом, выдав ему профсоюзный билет. Главное, что газеты Америки вынуждены были обратиться к теме зажима интеллектуальных свобод. Выскажись в подобном ключе кто-то другой, вряд ли бы это вызвало такой резонанс. Но Эйнштейн всегда был в центре внимания прессы, знал это и использовал свою популярность на благое дело.
Коллеги великого физика знали, что он серьёзно верит в то, за что борется. И всё же ему приходилось разъяснять свою позицию. В письме Эйнштейна Артуру Траубу из Йельского университета от 24 ноября 1954 года читаем: «Я бы хотел подчеркнуть, что методы невежд, которые, пользуясь своим высоким властным положением, сплошь и рядом неразумно тиранизируют профессиональных интеллектуалов, не могут безропотно быть приняты этими самыми интеллектуалами. Подобным образом действовал Спиноза, который отказался от профессуры в Гейдельберге (в противоположность Гегелю. — Прим. А. Эйнштейна), чтобы зарабатывать себе на хлеб, не закладывая свою свободу»26.
Общественные и политические дела волновали его не менее научных. В начале января 1955 года семидесятипятилетний Эйнштейн благодарит своего старого друга, бельгийскую королеву-мать Елизавету Баварскую за новогодние поздравления и тут же переходит к политике: «Когда я смотрю сегодня на человеческий мир, ничто не поражает меня столь сильно, как короткая память в вопросах, касающихся политики. Вчера Нюрнбергские процессы, сегодня вооружение Германии, проводимое под большим давлением»27.
Главную опасность для человечества Эйнштейн видел в грядущей мировой ядерной войне. Ему оставалось прожить всего два месяца, но и за это время судьба дала ему возможность ещё раз послужить обществу на этом фронте. Началом акции стало письмо его любимого английского философа Бертрана Рассела от 11 февраля 1955 года с предложением убедить общественность и правительства ведущих стран, что в ядерной войне, если она произойдёт, не будет ни победителей, ни побеждённых, а человечеству грозит общее уничтожение. Рассел просил великого физика: «Есть ли у Вас возможность собрать под Вашим руководством примерно шесть человек высшей научной репутации, чтобы выпустить совместную декларацию, которая разъяснит необходимость предотвращения войны? Эти люди должны быть в своих политических взглядах столь различны, чтобы подписанная ими декларация очевидным образом не могла иметь ни прокоммунистическую, ни антикоммунистическую направленность»28.
Альберт Эйнштейн, который перед этим перенёс тяжелейший приступ болезни, оборвавшей через два месяца его жизнь, ответил на той же неделе, 16 февраля 1955 года: «Я согласен с каждым словом Вашего письма от 11 февраля»29.
К Расселу у Эйнштейна было особое отношение: он высоко ценил не только смелость и последовательность его политических взглядов, но и литературный талант писателя и философа. В то время, когда сестра Майя была прикована тяжёлой болезнью к постели в его доме, Альберт читал ей вслух разные книги. В письме Мишелю Бессо, написанном 12 декабря 1951 года сразу после её кончины, Эйнштейн сообщает: «В годы её страданий мы вместе прочитали большую часть лучших книг, написанных во все времена. Но больше всего она любила Бертрана Рассела, и я, кстати, тоже. Стиль его достоин восхищения, и до глубокой старости он так и остался каким-то озорником»30.
Бертран Рассел подготовил окончательный текст декларации, получившей название «Манифест Рассела—Эйнштейна». Альберт попытался привлечь к общему делу Нильса Бора, признанного главу школы квантовых физиков. Он написал своему давнему другу и вечному оппоненту письмо от 2 марта 1955 года в таком шутливом тоне, будто разговаривал с ним в копенгагенском институте: «Дорогой Нильс Бор, не хмурьтесь так, речь идёт не о наших старых разногласиях по физике, а о том, в чём между нами царит полное единство мнений»31.
Эйнштейн признался, что не хотел бы подписывать декларацию первым, чтобы не навредить общему замыслу: «Моя подпись была бы полезна в Европе, но не в США, где меня считают паршивой овцой (не только в вопросах науки. — Прим. А. Эйнштейна)»32.
Несмотря на «полное единство мнений», Нильс Бор отказался участвовать в этой акции. Эйнштейн подписал Манифест 11 апреля 1955 года и послал его с коротким сопроводительным письмом Расселу. Это была последняя подпись великого физика под официальным документом.
Помимо Рассела и Эйнштейна декларацию подписали ещё восемь учёных из шести стран: Перси Бриджмен и Герман Мёллер из США, Сесил Пауэлл и Джозеф Ротблат из Великобритании, Фредерик Жолио-Кюри из Франции, Леопольд Инфельд из Польши, Хидэки Юкава из Японии и Макс Борн из Германии. К ним вскоре присоединился Лайнус Полинг из США. Всего под Манифестом подписались одиннадцать известных учёных; все они, за исключением Ротблата и Инфельда, нобелевские лауреаты.
Бертран Рассел послал копии подписанного Манифеста главам основных заинтересованных правительств: президенту США Дуайту Эйзенхауэру, председателю Совета министров СССР Николаю Булганину, премьер-министру Великобритании Энтони Идену, президенту Франции Рене Коти, председателю КНР Мао Цзэдуну, премьер-министру Канады Луи Сен-Лорану.
Сорок с лишним лет назад Эйнштейн подписал другой манифест, вошедший в историю как «Призыв к европейцам». Он был составлен в год, когда началась Первая мировая война, известным врачом-кардиологом, профессором Берлинского университета Георгом Фридрихом Николаи. Автор манифеста призывал людей, которым дорога культура, объединиться и создать «Союз европейцев», под управлением которого войны на континенте станут столь же невозможными, как война между Баварией и Вюртембергом внутри Германии33. Тогда идея манифеста Николаи—Эйнштейна провалилась, документ, кроме его автора Георга Николаи и Альберта Эйнштейна, внёсшего в текст небольшую правку, практически никто из берлинских интеллектуалов не подписал.
Судьба Манифеста Рассела—Эйнштейна оказалась совсем иной. О нём заговорила пресса многих стран. Даже в Ватикане призыв остановить ядерную войну нашёл положительный отклик: официальный печатный орган папского престола газета «L’Osservatore Romano» назвала Манифест благородным призывом и сожалела только о том, что аналогичный призыв Римского папы не получил столь широкое признание34.
Манифест Рассела—Эйнштейна лёг в основу решений первой Пагуошской конференции учёных за мир, разоружение и безопасность, состоявшейся в июле 1957 года в канадском городе Пагуоше (провинция Новая Шотландия). С тех пор такие конференции проводятся регулярно, один-два раза в год, а с 2007 года решено собираться раз в два года.
Альберт Эйнштейн судьбу подписанного им Манифеста уже не застал, он скончался через неделю после того, как подписал его, и за три месяца до того, как документ был официально опубликован.
Редакция благодарит автора за предоставленные иллюстрации.
(Окончание следует.)
Комментарии к статье
1 Эйнштейн Альберт. Письма к Морису Соловину. Собрание научных трудов в 4 томах. Том IV, с. 547—575. — М.: Наука, 1967, с. 552.
2 Там же, с. 554.
3 Там же, с. 555.
4 Переписка А. Эйнштейна и М. Бессо. 1903—1955. В книге: У. И. Франкфурт (сост.). Эйнштейновский сборник 1977, с. 5—72. — М.: Наука, 1980, с. 10.
5 Пайс Абрахам. Научная деятельность и жизнь Альберта Эйнштейна / Пер. с англ. В. И. и О. И. Мацарских. Под редакцией А. А. Логунова. — М.: Наука, 1989, с. 18.
6 Fölsing Albrecht. Albert Einstein. Eine Biographie. — Ulm: Suhrkamp, 1995, S. 766.
7 Это выступление подробно описано в моей книге «Революция в физике и судьбы её героев. Альберт Эйнштейн в фокусе истории ХХ века» — М.: URSS, 2018, с. 328—330.
8 Пайс Абрахам. Научная деятельность и жизнь Альберта Эйнштейна / Пер. с англ. В. И. и О. И. Мацарских. Под редакцией А. А. Логунова. — М.: Наука, 1989, с. 434.
9 Fölsing Albrecht. Albert Einstein. Eine Biogra-phie. — Ulm: Suhrkamp, 1995, S. 766.
10 Там же, S. 767.
11 Это письмо Эйнштейна от 21 ноября 1933 года цитируется по книге: Fölsing Albrecht. Albert Einstein. Eine Biographie. — Ulm: Suhrkamp, 1995, S. 767.
12 Там же.
13 Пайс Абрахам. Научная деятельность и жизнь Альберта Эйнштейна / Пер. с англ. В. И. и О. И. Мацарских. Под редакцией А. А. Логунова. — М.: Наука, 1989, с. 435.
14 Infeld Leopold. Leben mit Einstein. Konturen einer Erinnerung. — Wien: Europa-Verlag, 1969, S. 52.
15 Fölsing Albrecht. Albert Einstein. Eine Biographie. — Ulm: Suhrkamp, 1995, S. 781.
16 Там же, S. 822.
17 Born Max. Mein Leben. Die Erinnerungen des Nobelpreistragers. — Munchen: Nymphenburger Verlagshandlung, 1975, S. 312—313.
18 Fölsing Albrecht. Albert Einstein. Eine Biographie. — Ulm: Suhrkamp, 1995, S. 822.
19 Пайс Абрахам. Научная деятельность и жизнь Альберта Эйнштейна / Пер. с англ. В. И. и О. И. Мацарских. Под редакцией А. А. Логунова. — М.: Наука, 1989, с. 14.
20 Einstein Albert. Über den Frieden. Weltordnung oder Weltuntergang? Hrsg. von Otto Nathan und Heinz Norden. — Neu Isenburg: Abraham Melzer Verlag, 2004, S. 520.
21 Брайен Дэнис. Альберт Эйнштейн / Пер. с англ. Е. Г. Гендель. — Минск: Попурри, 2000, с. 674.
22 См. статью Александра Шварцбурга «Дело Оппенгеймера: “суд чести” или “процесс ведьм”?» // «Наука и жизнь», 2015, № 10.
23 Fölsing Albrecht. Albert Einstein. Eine Biographie. — Ulm: Suhrkamp, 1995, S. 824.
24 Там же, S. 825.
25 Einstein Albert. Über den Frieden. Weltordnung oder Weltuntergang? Hrsg. von Otto Nathan und Heinz Norden. — Neu Isenburg: Abraham Melzer Verlag, 2004, S. 608.
26 Hermann Armin. Einstein. Der Weltweise und sein Jahrhundert. Eine Biographie. — Munchen: R. Piper, 1994, S. 540.
27 Einstein Albert. Über den Frieden. Weltordnung oder Weltuntergang? Hrsg. von Otto Nathan und Heinz Norden. — Neu Isenburg: Abraham Melzer Verlag, 2004, S. 610.
28 Там же, S. 618.
29 Там же, S. 621.
30 Переписка А. Эйнштейна и М. Бессо. 1903—1955. В книге У. И. Франкфурт (сост.). Эйнштейновский сборник 1977, с. 5—72. — М.: Наука, 1980, с. 41.
31 Einstein Albert. Über den Frieden. Weltordnung oder Weltuntergang? Hrsg. von Otto Nathan und Heinz Norden. — Neu Isenburg: Abraham Melzer Verlag, 2004, S. 625.
32 Там же, S. 626.
33 Беркович Евгений. Революция в физике и судьбы её героев. Альберт Эйнштейн в фокусе истории ХХ века. — М.: URSS, 2018, с. 44.
34 Einstein Albert. Über den Frieden. Weltordnung oder Weltuntergang? Hrsg. von Otto Nathan und Heinz Norden. — Neu Isenburg: Abraham Melzer Verlag, 2004, S. 664.
Статьи по теме
- Трагедия Эйнштейна, или Счастливый Сизиф. Очерк первый. Эйнштейн против Бора. Квантовая механика
- Трагедия Эйнштейна, или Счастливый Сизиф. Очерк второй. Эйнштейн против Паули. Единая теория поля
Читайте в любое время
