Полуторамесячного котенка сиамского окраса мы купили на Староконном базаре за 5 долларов и 3 гривны в январе 2001 года. Когда я его увидела, поразили глаза — они были необыкновенного небесно-голубого цвета и, не мигая, смотрели на меня. Назвали его Маркизом в честь прожившего у нас семь лет и трагически погибшего сиамского красавца. Так у меня за пазухой котенок приехал домой.

Наука и жизнь // Иллюстрации

Живущая с нами несколько лет маленькая рыжая собачка Зита (помесь пинчера и болонки) уже не обращала внимание ни на котов, ни на другую живность. В них она видела только конкурентов на мясные косточки и на хозяйскую любовь. Когда мы с Маркизом пришли домой, Зита, как всегда, приветливо завиляла хвостом. Я выпустила котенка на пол. Он, выгнув спинку дугой, грозно заурчал и шмыгнул под диван. Зита просто игнорировала нового жильца. При встрече с ним оттопыривала верхнюю губу, что означало крайнюю степень презрения, и, если он лез к ней, всегда незлобно огрызалась. Чтобы Маркизу не было скучно, в подружки ему принесли маленькую крысу, которую назвали Муния (Мунька). Так они вместе и росли: вначале в одном аквариуме (конечно, без воды), а после, когда Маркиз подрос, Муньке соорудили в аквариуме двухэтажную “квартиру”.

Иметь на девятом этаже подрастающего кота слишком рискованно, и во избежание дальнейших неприятностей его пришлось кастрировать. После операции кот превратился в упитанного лоснящегося поросенка. На улицу он не просился, единственное беспокойство ему доставляли птицы, облюбовавшие балкон. Наблюдая за ними из окна, этот домашний увалень мгновенно преображался, превращаясь в грациозного хищника с горящими глазами. С приходом теплых дней мы иногда выпускали его на балкон.

И вот однажды я увидела моего кота балансирующим на узких перилах. Немедля он был водворен в квартиру, и на этом его балконные променады закончились. Пришлось довольствоваться обществом Муньки. Крыса бегала по нему, а он лежал в кресле, не обращая на нее никакого внимания, иногда позволяя себе обнимать ее и легонько покусывать. Зита же обращалась с ним, как с нелюбимым соседом по коммунальной квартире. Полное игнорирование и презрение. И если Маркиз по своей наивности подбегал к ее миске с едой, Зита как фурия с рычанием набрасывалась на него. Когда я кормила их, она, явно проявляя признаки одного из человеческих пороков, старалась сначала опустошить кошачью миску, а потом уже свою. Пришлось кормить их порознь.

Прошел год. 20 января 2002 года Маркиз, как обычно, наблюдал за голубями из окна. Как ему хотелось выйти! Глядя на меня, он подбегал к балкону и просил: “Выпусти!” Я не смогла устоять. Кот пулей вылетел на балкон, отчего вся сидевшая там птичья компания, мгновенно захлопав крыльями, улетела. Возвращаться в комнату, судя по его озабоченному виду, он не собирался. “Пусть посидит до моего возвращения” — решила я и ушла. Вернувшись, подошла к балкону и, открыв дверь, с ужасом увидела, что там никого нет. Так и есть! Случилось самое страшное. Очевидно, увлекшись пичугой, Маркиз на какую-то секунду расслабился, не удержался и сорвался с балкона. Со страхом, подойдя к перилам, посмотрела вниз. На голой, серой земле никого не было.

Начались поиски. Ни расспросы жильцов и вездесущих мальчишек, ни объявления на семи подъездах дома, ни мои ночные походы по подвалам результатов не дали. Представляя себе, как мой кот, абсолютно не знавший улицы, зимой где-то сидит голодный и полуживой, я вновь отправлялась на поиски. Единственным утешением была мысль, что его кто-то подобрал — уж больно он красивый.

1 мая, в выходной день, я решила съездить на дачу. Около 9 часов утра спешила на автобус. Мое внимание привлекла соскучившаяся по теплому солнышку и выползшая из подвала кошачья братва. Аборигены подвальных апартаментов, развалившись на зеленой травке, не обращали абсолютно никакого внимания на прохожих. Но были и другие, “новобранцы”, вкусившие свободы, очевидно, недавно и испуганно жавшиеся возле стены и кустов.

Особо выделялось существо непонятного цвета с черной головой и черными лапами. Я остановилась. Проходившая мимо женщина, увидя мое замешательство, сказала: “Да это же сиамский кот!” Сжавшись в комок, он уже собрался нырнуть в амбразуру подвального окна. Еще не веря, я остановилась и громко крикнула: “Маркиз!” Кот вздрогнул, мгновенно повернулся, издав хрипло-трубным голосом что-то среднее между “М-а-у” и “Г-а-у”. Я остолбенела: на меня смотрели до боли знакомые небесно-голубые глаза. Боясь вспугнуть, почти по-пластунски подползла к нему, непрерывно повторяя: “Маркиз, Маркиз...” Кот не изменил своего намерения нырнуть в подвал и, сохраняя ту же позу, не сводил с меня глаз, при этом оглашая воздух гортанным “М-а-у”. В последний момент перед прыжком моя рука успела накрыть его.

Мне показалось, что пальцы схватили грабли. Он или не он?! Перевернув его на спину, я увидела, что вся шерсть от передних лап и почти до середины живота вылезла. Сиреневая тонкая кожица обтягивала выпирающую грудную клетку и то, что когда-то было мощным кошачьим чревом. Внизу — знакомое белое пятнышко. Правая рука автоматически ощупывала кончик хвоста — он был загнут! И окончательно я убедилась, что это Маркиз, увидев “отсутствие мужского присутствия”. Немедля кот оказался у меня за пазухой — о даче не могло быть и речи.

В квартире первым делом он подбежал к собачьей миске и выпил всю воду. Зита, оттопырив губу, молча наблюдала за ним, всем своим видом показывая: “Откуда ты снова взялся на мою голову!” После, опустив хвост, отошла в сторону и, вздохнув, легла на свое место.

Я взвесила Маркиза, в нем оказалось 1,7 кг. За три месяца “вольной” жизни он потерял 69 процентов первоначального веса. В ход были пущены все деликатесы, какие были в доме, но на еду Маркиз не реагировал. Казалось, он забыл, что такое еда. Видеть это спокойно я не могла, взяла его на колени, задрала голову, разжала челюсти и влила две чайные ложки молока. Маркиз не сопротивлялся.

После была ванна. Все процедуры воспринимал безразлично, не царапался, не кусался, только притихшим голосом издавал очередное “М-я-у” и смотрел на меня затравленными глазами. Высушив феном, который кот ранее ненавидел, я повезла его в ветлечебницу.

Врач, осматривая Маркиза, только качал головой. Сделали рентген. Вместо грудной клетки у него было какое-то сросшееся месиво из переломанных костей и ребер. Но уколы, примочки, мази сделали свое дело. Уже через двое суток животное понемногу стало приходить в себя.

Постепенно стресс проходил. Через четверо суток кот окончательно понял, что спасен. Боже, как же он был благодарен! Не успев открыть дверь, я уже слышала знакомое “М-я-у, М-я-у...” Он подбегал ко мне, терся о ноги, заглядывал в глаза, и стоило только позвать его по имени, как квартиру оглашало многократное, протяжное “М-я-я-я-у...” И столько было боли, обиды, жалости, будто бы выговаривал: “Вот ты меня бросила, не искала, знаешь, как мне было тяжело и плохо...” Я брала его на руки, и наступало перемирие. Маркиз вытягивал свою черную мордочку, норовя уткнуться мокрым носом в лицо, и при этом, громко мурлыча, перебирал лапками с выпущенными коготками. Уже через несколько дней возобновилась и дружба с Мунькой.

В народе бытует мнение, что кошки, падая с высоты, не разбиваются. Какая чушь! Я была свидетелем гибели двух взрослых котов, упавших с девятого этажа. Причем один из них падал “правильно”, на четыре лапы. Маркиза, очевидно, спас штакетник для винограда, который был под моим балконом и за который он, скорее всего, зацепился. Об этом говорит сломанная грудная клетка.

Сейчас Маркизу четвертый год, он снова весит 5,5 кг и о страшном приключении напоминает только грудной горб. Да иногда, видать, что-то вспомнив из своей бродяжнической жизни, кот вдруг издает жалобно-обиженное “Мяу, Мяу...”

№4, 2004