Со стен "военного зала" Эрмитажа с сотен поясных портретов (лишь некоторые написаны в рост) на вас смотрят красивые мужественные лица, "полные воинственной отваги", как сказал о них Пушкин. На груди, переливаясь, словно плавясь на свету, горят высокие награды родины, муар орденских лент, золотое шитье мундиров, аксельбантов, эполет... И все это Джордж Доу. Писал он масляными красками, размашистыми сочными мазками, писал легко, изящно, виртуозно. Портреты получались живыми, поразительно похожими на оригинал. Художник прекрасно чувствовал объем, цвет, ловил малейшие волнения души и все это быстро переносил на холст.

Но почему портреты русских полководцев, национальной гордости русской армии, нарисовал по заказу Александра I художник-иностранец, специально для этого приглашенный из Англии, а не русский портретист, каких в России тогда было немало? Достаточно сказать, что в расцвете сил находились П. Ф. Соколов, В. А. Тропинин, братья К. П. и А. П. Брюлловы, О. А. Кипренский, В. И. Мошков, Р. М. Волков и еще по крайней мере полдюжины первоклассных мастеров, вышедших из школы Рокотова, Левицкого, Боровиковского.

Трудно представить, что у российского монарха было предубеждение против отечественных портретистов, чьи таланты высоко ценились в Европе, а сам Александр только что восторгался картинами русских художников. "Лейпцигское сражение" В. И. Мошкова (1815 год), на переднем плане большого полотна - Александр I и Барклай-де-Толли верхом на лошадях. Именно после этой работы Мошков становится академиком живописи. Или "Портрет Александра I" художника Р. М. Волкова. Император в рост, волосы гладко зачесаны, виски колечками, на груди Андреевская звезда и лента, орден Георгия в петлице. Портрет нравится государю (на нем он "сходнее прочих") и он "Высочайше жалует" художнику громадную сумму - семь тысяч рублей.

И тем не менее выполнение специального императорского заказа было поручено иностранному художнику. Не странен ли такой поворот событий? Ответ на вопрос, скорее всего, надо искать в политике, которая оказалась важнее патриотизма.

В 1818 году в небольшом городке Ахене (месте коронации германских королей), на стыке Франции, Германии и Бельгии, собрались главы союзных стран в войне с Наполеоном, чтобы утвердить новые границы в Европе. Благодаря победе при Ватерлоо в этой встрече участвовали и представители Англии, вместе с которыми в Ахен прибыл молодой художник-портретист Джордж Доу. Незадолго до того он написал портреты английских генералов, отличившихся в битве (среди них - портрет фельдмаршала Артура Веллингтона), а в Ахен прибыл для увековечивания важных особ, военных и дипломатов.

Хотя атмосфера встречи была дружественной, в воздухе витал и ощущался дух исключительной роли Англии в окончательном крушении Наполеона. И некоторые основания были. Ведь это они, англичане, поставили последнюю точку в судьбе Бонапарта. Это они пленили его после Ватерлоо, и они же на своем корабле и под своим конвоем отправили его в последнюю ссылку на остров Св. Елены в южную Атлантику - подальше от Европы. Англичане успели многое сделать и для увековечения своей победы: на холме Сен-Жен при Ватерлоо, где располагалась ставка Веллингтона, они возвели Памятник победы, а в европейских столицах провели выставки портретов своих героев кисти Джорджа Доу.

Александр I конечно же был наслышан о Доу (тем более, что в Ахене тот писал портреты и его сподвижников) и уловил новое веяние. Возможно, работы Доу и натолкнули российского императора на мысль о создании портретной галереи своих полководцев. Но, пожалуй, более основательной можно считать другую версию. Полагая себя, Россию, свой народ главным победителем Наполеона, Александр I решил создать галерею русских полководцев 1812 года, подобную английской, и для выполнения этой работы пригласить Джорджа Доу, чтобы та же кисть, которая прославила героев Англии, прославила и русских героев, и Россию перед Европой и всем миром.

Условия были предложены "королевские", и маэстро, зная о России лишь понаслышке, без колебаний принял предложение российского монарха и не мешкая отправился в путь. Выехав из Лондона в январе 1819 года, художник заехал в Германию, в Веймар, к Гёте, написал его портрет и двинулся дальше. Весной того же года Джордж Доу очутился в "дальней дали", в столице России Санкт-Петербурге.

Что мы знаем об этом художнике?

Доу родился в Лондоне в 1781 году в семье гравера и с ранних лет готовился унаследовать профессию отца, интересную, почетную и довольно "хлебную". Он учится в лондонской Академии художеств, получает звание свободного художника, но вскоре отходит от семейного ремесла, берется за крупномасштабные полотна на мифические и библейские сюжеты. И вот первая награда. В 1804 году Доу получает большую золотую медаль лондонской Академии художеств за картину "Бешенство Ахиллеса при вести о смерти Патрокла" (по мотивам "Илиады" Гомера). Вскоре от той же Академии он получает еще одну высшую премию за картину "Сцена из Цимбелина", а следом такую же награду - за картину "Ноэминь". Доу становится известным, его знают в Англии и Европе. Казалось, поймав удачу, можно было продолжать работать в этом же направлении.

Но не таков Доу. Заметив в себе дар портретиста, решительно меняет жанр. Отныне он пишет только портреты. Тонко чувствуя политическую конъюнктуру, Доу создает прославившие его портреты коронованных особ, а затем и участников сражения при Ватерлоо.

И вот Доу в России. Один из залов Зимнего дворца был отдан ему под мастерскую, и художник сразу приступил к работе. Надо сказать, что столичными художниками и интеллектуальной элитой России приезд Доу был встречен крайне враждебно. Они считали оскорбительным для России, что создание галереи русской славы поручено неизвестному в России иностранному живописцу.

Доу работал на одном дыхании, быстро и неистово. Каждые три-четыре дня появлялся очередной портрет. Современники отмечали, что художник мгновенно схватывал суть образа, и вскоре портрет становился узнаваемым - сходство было поразительным, и это всех удивляло.

Ему позируют живые герои, а погибших и умерших к тому времени он пишет по сохранившимся в семьях изображениям и рассказам очевидцев. Порой Доу приходилось покидать столицу в поисках удачных изображений или описания облика героя со слов родных и близко знавших его. Так, для создания портрета Барклая-де-Толли, которого к тому времени уже не было в живых, пришлось изучить четыре имевшихся портрета кисти разных художников: Карделли (1809 год), Вендрамини (писавшего генерал-фельдмаршала дважды - в 1809 и 1812 годах) и Зенфа (портрет, созданный с натуры в 1816 году и, по свидетельству очевидцев, очень похожий на фельдмаршала, и гравюра с него). Поэтому за основу и был взят портрет кисти Карла Зенфа, художника и гравюриста, профессора Дерптского университета. (Кстати, замечательный портрет Барклая-де-Толли, исполненный Джорджем Доу, вдохновил А. С. Пушкина на создание гениального стихотворения "Полководец".)

Доу работает как высочайший профессионал, продолжая сохранять свой стиль и изящную манеру письма. Поражает обилие ракурсов - фас, сбоку, сзади с поворотом тела, головы; разный взгляд - вверх, вниз, вбок. Вскоре, однако, Доу понял, что исполнить гигантский труд ему не по силам, и запросил помощи. Художники с именем отказались от предложения, и тогда в помощь маэстро были предложены юные даровитые художники - Гейтман, Тон, Голике, а вскоре и Поляков, искусный крепостной художник, выкупленный на два года в мастерскую Доу за 800 "крепеньких" (рублей) у костромского помещика генерала Корнилова. (Впоследствии Александр Поляков получил вольную и стал свободным художником.) Однако, не поделив что-то, двое первых вскоре покинули маэстро.

Но Голике и Поляков надолго связали свою судьбу с Доу, став для него незаменимыми помощниками. За годы работы с Доу они так усвоили манеру и стиль своего патрона, что могли заменять его во время недомоганий и болезней, дорабатывая не законченные им портреты. Копии Голике и Полякова с оригиналов Доу были неотличимы от подлинников и делались по его просьбе для зарубежных выставок, которые проходили в Варшаве, Мюнхене, Вене, Париже и других городах Европы. Но все равно они оставались "изделиями" Доу. На них ставили "знак" Доу и тем приравнивали к подлинникам.

Куда потом девались копии, остается загадкой и поныне. Очень может статься, что часть полотен Доу в Эрмитаже вовсе и не Доу, а Голике и Полякова, но эта тайна, скорее всего, не будет раскрыта никогда. В отличие от лучших в Европе итальянских копиистов, работавших независимо от автора и другим инструментом, включая краски, холсты и кисти, у Доу и его помощников все было одинаковым и общим. Даже Пушкин, любивший и понимавший живопись, будучи с Дельвигом летом 1827 года на выставке картин на Невском у дома Таля, высказал ему свое мнение об искусстве копиистов: "...Хм! Кисть, как перо: для одной - глаз, для другого - ухо. В Италии дошли до того, что копии с картины до того делают похожими, что, ставя одну оборот другой, не могут и лучшие знатоки отличить оригинала от копии. Да, это как стихи, под известный каданс можно их наделать тысячи, и все они будут хороши..."

Сведений, что Поляков и Голике писали с натуры, нет. Это делал только сам маэстро. Основной работой его помощников были аксессуары: мундиры, ордена, наградные ленты, пояса, пуговицы, ранты, эполеты и только иногда - части фигуры, лица и рук.

Уже через год, в 1820-м, - первая большая выставка в Санкт-Петербурге - и ошеломляющий успех. Безвестный дотоле в России художник из Англии теперь популярен, моден. Он завален заказами от самых знатных лиц столицы. Портреты невероятно дороги - по 800-1000 рублей, что в 9-10 раз выше, чем платили другим художникам. Иметь в семье портрет кисти Доу стало престижно, модно.

Выставки следуют одна за другой. К 1827 году Доу состоял членом Петербургской и Лондонской академий художеств, был избран в Венскую, Флорентийскую, Парижскую, Мюнхенскую, Дрезденскую и Стокгольмскую академии. Галерея Уффици в Италии запрашивает его автопортрет в свой Зал знаменитостей. Посылать было нечего. Доу не написал автопортрета, и, казалось, мы навсегда могли лишиться возможности увидеть, каким был художник. К счастью, портрет Доу появился в кисти другого работавшего в России английского художника и гравера, Томаса Райта, с оригинала неизвестного художника. Похоже, что этот портрет Доу был сделан после запроса из галереи Уффици и даже, возможно, после отъезда художника из России.

День 25 декабря 1826 года стал большим триумфом для художника. В присутствии императора Николая I, его семьи и ближайшего окружения, большой группы прославленных генералов, изображенных на портретах Доу, зарубежных гостей и культурной элиты столицы состоялось официальное открытие постоянно действующей "Военной галереи" Зимнего дворца. 332 портрета героев Отечественной войны 1812 года и 12 лепных венков за самые блистательные победы русской армии в войне с Наполеоном были представлены присутствующим. Части войск петербургского гарнизона торжественным маршем прошли по площади мимо Зимнего дворца. Самоотверженный труд художника был отмечен высокой наградой Российской империи. А вскоре он получил звание "первого портретного живописца Его Императорского Величества".

Популярности Доу в России очень помог прибывший следом за маэстро его племянник Генрих Доу, превосходный гравер, выполнивший большое количество гравюр с портретов, созданных дядей. Мягкость линий, глубина картины, тонкая игра света, точная экспрессия и документальность оригинала - все это было у Генриха Доу. Ведь английская гравюрная школа с ее давними традициями вместе с германской, следовавшей от Дюрера, считалась лучшей в Европе.

Мы мало знаем о жизни Доу в России. Но вот о характере мэтра кое-что известно. Он был скуповат, любил деньги, но скромен в тратах, трудолюбив. Заказов принимал больше, чем мог выполнить. Стараясь все успеть, Доу зачастую жертвовал качеством, и тогда его небрежность была видна даже неспециалистам. Но он быстро брал себя в руки и старался не допускать подобных послаблений, - и вновь оказывались на высоте его рвение, талант и мастерство.

Девять лет в России - и более 400 полотен (а с неучтенными сторонними - больше 500), несмотря на частые недомогания и болезни. И хотя известно, что не все портреты Доу исполнял один, весь художественный процесс, весь внутренний механизм творения образа и львиная доля физического труда ложились на плечи самого мастера.

Да, портреты Доу зачастую чересчур парадны, в них нет того тонкого психологизма, которым покоряют работы русских портретистов. Все так, но надо понять и художника. Доу, как уже говорилось, прежде создал портреты героев Ватерлоо. Надо сказать, что Ватерлоо далось Англии не просто, за эту победу она заплатила жизнями 20 тысяч своих подданных. И уже поэтому акцент отваги, героизма на портретах героев битвы был оправдан. Знакомство художника с военной историей России привело его к осознанию величия культа боевого русского офицера, солдата, генерала. Русские генералы, как ни в одной армии мира, часто шли в атаку, в бой в одной стрелковой цепи с солдатом. Честью было умереть на поле боя. Доу знал, что прославленные русские полководцы, будучи уже генералами, получали на поле боя тяжелейшие ранения: Кутузов - два в голову, Барклай-де-Толли - в ногу и руку, Багратион - тяжелое в ногу, Дохтуров и Раевский с двумя ранениями оставались на поле боя и продолжали командовать сражением.

Доу заочно полюбил своих героев, в их портретах он хотел оттенить черты доблести, мужества и решимости победить врага.

После смерти Александра I работы Доу курирует новый "цензор", император Николай I, который относится к художнику далеко не так, как его венценосный брат, пригласивший Доу в Россию. У Николая I новый придворный живописец - Франц Крюгер. Теперь только он переносит на холсты лица "августейших" и их ближайшего окружения. Неровен был в поступках государь. Он то хвалил Доу и платил большие деньги, то вдруг возмущался качеством картин, заставлял переделывать многие полотна, а другие дорабатывать и исправлять по его личным замечаниям. И это при том, что Николай Павлович, как известно, не был тонким знатоком живописи, знал лишь, где висеть ордену и ленте и как согнуть руки при игре на барабане... Доу делал "по-государеву", но не добился его расположения.

Возможно, высочайшее недовольство творениями художника и послужило причиной того, что в мае 1828 года Доу получает распоряжение покинуть Россию. А может быть (и это тоже загадка), причина высылки в чем-то ином?

Но самая большая загадка Доу связана с именем А. С. Пушкина - встречались ли они в Петербурге? Государева воля развела художника и поэта: прибытие Доу в Санкт-Петербург почти совпало с удалением поэта из столицы - сначала в южную ссылку, затем в Михайловское.

Доу был на вершине славы, когда весной 1827 года (после месяцев, проведенных в Москве, и поездки в Михайловское) в столицу вернулся Пушкин. Уже не дерзкий молодой повеса, но признанный всеми первый поэт России и слава русской поэзии. Имя Доу на слуху, он известен, моден, вершит великий труд для России. Пушкин еще не знаком с Доу, но теперь для их встреч были самые веские причины. Ведь поэт еще не видел сотен полотен мастера, среди которых есть изображения его знакомых, друзей. Доу творил в одном из залов Зимнего, но во дворце жил и друг Пушкина В. А. Жуковский. Здесь же вскоре окажется Е. К. Воронцова (свои чувства к ней поэт выразит в стихотворениях "Талисман" и "Ангел"). Доу напишет ее портрет. А знаменитые салоны столичного "бомонда": Олениных, Фикельмон, литературный Карамзиных, субботы Жуковского, салоны Хитрово и Россет, где мог бывать Джордж Доу и, конечно, вернувшийся из ссылки поэт! А разве сам художник не хотел увидеть великого поэта России и поговорить о многом?

Однако ни в дневниках, ни в записях, ни в письмах Пушкина, ни в воспоминаниях современников и друзей поэта, ни в подробной хронике жизни А. С. Пушкина (составленной сначала П. В. Анненковым, а позже - В. В. Вересаевым) нет подтверждений встречи поэта и художника. Могло ли такое быть? Думается, что нет. Пушкин не мог не посетить недавно открытую "Военную галерею" Зимнего дворца из 332-х портретов, которую уже видели его друзья, и мог там встретить Доу.

Но вот и находка. У П. В. Анненкова промелькнуло слово "приятель" в отношении Доу к Пушкину при отъезде художника на родину, в Англию, весной 1828 года. Не означает ли это, что они были хорошо знакомы и состояли в приятельских отношениях? И еще. В "Путешествии в Арзрум" (весна 1829 года) Пушкин вспоминает портрет генерала А. П. Ермолова кисти Доу ("поэтический портрет, писанный Довом"), который он мог видеть в 1827 году при осмотре "Военной галереи" или при посещении выставки художника в Академии художеств в том же году. И там и здесь он мог видеть Доу.

И все-таки встреча Пушкина и Доу определенно состоялась весной 1828 года при необычных обстоятельствах. Грандиозный труд художника близился к завершению, когда Джордж Доу получил повеление от государя императора срочно покинуть пределы Российской империи. Доу навсегда уезжал из России. В "Санкт-Петербургских ведомостях", в №№ 36 и 37, в списках отъезжающих за границу 9 мая 1828 года значится и "Джордж Доу, великобританский подданный. Спрос. 1-й Адм. Части 1-го кварт. в доме под № 47, 1". И надо же было так случиться, что 9 мая 1828 года А. С. Пушкин оказался спутником Доу на пароходе, отвозившем художника в Кронштадт, где уезжавшие за границу пересаживались на морские суда, следующие в Европу. Поэт и художник говорили, вероятно, о многом. Художник с интересом рисовал Александра Сергеевича в свой большой альбом, а Пушкин писал ему стихи "Господину Дау":

"Зачем твой дивный карандаш
Рисует мой арапский профиль?
Хоть ты векам его предашь,
Его освищет Мефистофель.
Рисуй Олениной черты
В жару сердечных вдохновений,
Ведь юности и красоты
Поклонником быть должен гений".

"Арапский профиль" поэта остался, к сожалению, в альбоме маэстро и до сих пор не обнаружен. Где он? Утерян ли окончательно или хранится в чьей-нибудь английской коллекции?

Этому эпизоду есть подтверждение у первого биографа А. С. Пушкина П. В. Анненкова: "...Мы знаем с достоверностью только то, что в мае 1828 года он был в Петербурге и провожал тогда одного из своих приятелей за границу. На самом пароходе написано было стихотворение "To Dawe Esq-r" ("Господину Дау") и в тетрадях Пушкина помечено: "9 мая 1828 года. Море".

"Гений..." - так оценил мастерство Джорджа Доу Пушкин.

Имя Олениной в стихах Пушкина не случайно. Ее знали и Доу и Пушкин. Она была для поэта "ангелом Рафаэля" и о ней же: "Я вас любил так искренно, так нежно..." И все же эпизод на море оставлял какую-то неясность. Но вот недавно обнаруженная пометка Пушкина, относящаяся к маю 1828 года, на черновике стихотворения "Увы! Язык любви болтливой" внесла полную ясность: "9 мая 1828 года. Море. Оленины. Доу". Вероятно, это значило, что английского художника Джорджа Доу провожали Оленины, отец и дочь, и Пушкин.

Пушкин судил о живописи метко, точно, профессионально. Конечно, он был "дитя" порыва, но многое ему в оценке творений поэзии и живописи было дано свыше. Мастерство и талант художника он воспринимал сразу. Раз увидев полотна Доу, А. С. Пушкин потом не менял к нему своего отношения. "Дивный карандаш", "художник быстроокий", "своею кистию свободной и широкой", "поэтический портрет", "поклонником быть должен гений"... Все это Пушкин о Доу.

...Доу уже не было в живых, но его детище - "Военная галерея" - продлило жизнь художника и начало собственную большую жизнь. Пушкин любил галерею и, видимо, часто бывал там. Вглядываясь в лики отважных героев, поэт вспоминал "грозу двенадцатого года", "когда текла за ратью рать, со старшими мы братьями прощались", как шли войска через Царское Село на битву с "супостатом" и себя в сине-красной лицейской форменке, вихрастого, взволнованного, бегущего рядом с драгунами, гусарами, с громыхавшими по дороге пушками и кричащего: "Долой французов! Долой "супостатов"! Виват, победа! Виват, Россия!.." И каждый раз громко и часто бились тогда их мальчишечьи сердца...

Больше они не встретились, хотя Доу еще раз побывает в России и выполнит здесь свои последние работы. Тем не менее творения художника дадут поэту большой посыл на будущее и займут особое место в поэтическом мире А. С. Пушкина. Они пробудят и усилят интерес поэта к войне 1812 года, которую тот пережил юным отроком Лицея. Появится "военный цикл" стихов с зримым влиянием кисти Доу: "Бородинская годовщина", "Гусар", "Д. А. Давыдову", "Художнику" и "Полководец", по выражению В. Г. Белинского, "одно из величайших созданий гениального Пушкина".

Самое пристальное внимание поэта привлекал портрет Барклая-де-Толли, блистательно исполненный знаменитым живописцем. Пушкин часто останавливался у этого полотна, и каждый раз горечь раздумий овладевала поэтом:

"...Но в сей толпе суровой
Один меня влечет всех больше.
С думой новой
Всегда остановлюсь пред ним
и не свожу
С него моих очей. Чем долее гляжу,
Тем более томим я грустию
тяжелой".

Эти слова Пушкина в "Полководце" показывают глубокое проникновение художника во внутренний мир великого полководца и его драму. Полотно Доу "Барклай-де-Толли" стало последним и самым сильным толчком для полного понимания Пушкиным великой роли Барклая в спасении армии и отечества от Наполеона. В "Полководце" поэт первым в России так громко возвысил свой голос в защиту опального фельдмаршала и, высоко оценив его бессмертные заслуги, поднял Барклая-де-Толли на одну высоту полета, на один пьедестал со "скалою русской славы" М. И. Кутузовым. "Здесь зачинатель Барклай, а здесь совершитель Кутузов..." - писал Пушкин в стихотворении "Художнику".

*

...Доу мог остаться в Англии и больше никуда не стремиться. Своими портретами он приобрел себе не только славу, но и огромное состояние. Он стал одним из самых богатых людей Англии. Доу мог вложить свои деньги в доходные предприятия и жить припеваючи до конца своих дней. Но нет! Его вновь тянуло в Россию. Там достиг полной зрелости его талант. Там он получил самую большую славу. Там он должен был завершить главный труд своей жизни. Осенью 1828 года Джордж Доу еще раз вернулся в Россию. Здесь он исполнил свои последние работы, нарисовав в полный рост Кутузова, Барклая-де-Толли, Веллингтона и брата царя, великого князя Константина Павловича. Недомогания донимали его все больше и больше, и он, уже тяжело больной, во второй половине 1829 года вернулся в Англию и вскоре скончался в доме своей сестры, жены гравера Томаса Райта, 10 октября 1829 года. Доу похоронен в Лондоне в часовне-скрипте собора Святого Петра.

В "Санкт-Петербургских ведомостях" за 1829 год № 132 от русских корреспондентов в Англии из Лондона 28 октября сообщалось, что "умерший придворный живописец Дау (Давъ) был членом многих иностранных Академий художеств; он оставил после себя имение в 100.000 ф. стерл. (около 2500.000 рублей), которые он нажил портретами, писанными им с разных Европейских Владетельных и знатных Особ".

Оценивая живописный труд Джорджа Доу, можно сказать, что он не был большим новатором, а тем паче ниспровергателем в портретном жанре. Он был отличным профессионалом, художником европейского масштаба. Большое, нужное дело сделал художник для России. Он оставил нам, россиянам, зримое свидетельство борьбы русского народа с Наполеоном - память о славной плеяде героев 1812 года, "Военную галерею" Зимнего дворца.

Джордж Доу за наброском - одно из немногих изображений художника.

Мастерская Доу. Гравюра по рисунку А. Мартынова. 1826 год.

Э. Гау. "Военная галерея" Зимнего дворца. Акварель.

Михаил Богданович Барклай-де-Толли (1761-1818)

Василий Григорьевич Костенецкий (1769-1831), герой Отечественной войны 1812 года

Дмитрий Сергеевич Дохтуров (1756-1816), генерал от инфантерии, участник почти всех сражений, которые были в конце XVIII и начале XIX века.

Александр Алексеевич Тучков (1777-1812)

Дмитрий Петрович Неверовский (1771-1813), генерал-лейтенант, командир 27-й пехотной дивизии.

Николай Николаевич Раевский (1771-1829), прославленный генерал суворовской школы, генерал от кавалерии.

Александр Иванович Кутайсов (1784-1812)

Алексей Петрович Ермолов (1777-1861)

Михаил Илларионович Кутузов (1745-1813), выдающийся военный деятель, ученик и соратник Суворова, новатор военного искусства

№6, 2002