Во время любого разговора часть языковых ресурсов мы тратим на решение не очень заметной, но важной задачи — выразить расположение к собеседнику и одновременно обозначить дистанцию.

Во время любого разговора (будь то обсуждение планов с коллегами или семейная беседа за ужином) часть языковых ресурсов мы тратим на решение не очень заметной, но важной задачи — выразить расположение к собеседнику и одновременно обозначить дистанцию, которая позволила бы нам сохранить определённую свободу в момент общения. Эту область использования языка принято называть лингвистической вежливостью.

Самые яркие показатели лингвистической вежливости — так называемые этикетные формулы: приветствие, прощание, извинение, благодарность, поздравление и многие другие. Для подобных ситуаций во всех языках мира существуют свои наборы слов, позволяющие не столько выразить реальное отношение к собеседнику, сколько показать готовность следовать общепринятым правилам ведения разговора. При этом лингвистическая вежливость не ограничивается только речевым этикетом, фактически любое высказывание может быть в той или иной мере классифицировано как вежливое или невежливое.

Исследования в области теории вежливости — по меркам лингвистики — начались относительно недавно. Точкой отсчёта принято считать работу американских социолингвистов Пенелопы Браун и Стивена Левинсона «Вежливость: некоторые универсалии в употреблении языка» («Politeness: Some universals in language usage»), увидевшую свет в 1987 году. В ней исследователи предложили рассматривать лингвистическую вежливость как два набора стратегий. Первый призван поддерживать самооценку собеседника, поэтому он называется позитивной вежливостью. Второй служит для того, чтобы обозначить право на сохранение личных границ. Такие стратегии объединяются под «зонтиком» негативной вежливости.

Разделение вежливости на два типа легко понять, если вспомнить метафору-притчу Артура Шопенгауэра под названием «дилемма дикобразов». Философ сравнил общение между людьми с группой дикобразов, которые в холодный зимний день легли тесной кучей, чтобы не замёрзнуть. Однако вскоре они почувствовали уколы игл соседей, что заставило их, наоборот, отдалиться друг от друга. Затем, когда потребность согреться вновь вынудила дикобразов придвинуться друг к другу, они опять попали в прежнее неприятное положение. Дикобразы переходили из одной крайности в другую, пока не легли на умеренном расстоянии друг от друга, при котором с наибольшим удобством для себя и других дикобразов могли переносить холод.

Теперь представьте, что у людей вместо (или помимо) «дикобразовых» игл и тепла объятий есть высказывания, использование которых предполагает поиск точки равновесия между выражением доброжелательности и сохранением дистанции в общении с собеседником. Это и есть два типа вежливости. Категория вежливости пронизывает всё межличностное общение. Однако существует особая группа высказываний, которая требует дополнительных усилий от говорящего для того, чтобы не нарушить социальное лицо собеседника. В модели Браун—Левинсона такие высказывания названы ликоугрожающими речевыми актами.

Чтобы уяснить, что стоит за понятиями «социальное лицо» и «ликоугрожающий речевой акт», нам необходимо сделать небольшой шаг назад и упомянуть книгу американского социолога Ирвинга Гофмана под названием «Представление себя другим в повседневной жизни» (Erving Goffman «The Presentation of Self in Every-day Life», 1959). Именно она во многом вдохновила Пенелопу Браун и Стивена Левинсона на создание теории вежливости. Гофман, автор концепции «социальной драматургии», использует театральные образы с целью показать важность социального взаимодействия людей. Он утверждает, что наше представление о себе формируется не столько институтами, с которыми мы связаны (например, по роду профессии), сколько повседневными диалогами, в которые мы вступаем в течение дня: во время поездки в транспорте, разговора с продавцом в магазине или с соседом по лестничной клетке… Фразы, которыми мы перебрасываемся в такого рода мимолётных встречах, создают наше представление о самих себе, то есть формируют наше социальное лицо. При этом мы вносим свой посильный вклад в создание и поддержку социальных лиц окружающих нас людей. Метафорически это можно представить в виде цепочки людей, взявшихся за руки: сосед слева помогает составить вам представление о себе, а вы, в свою очередь, помогаете в этом соседу справа. Мы все оказываемся вовлечены в процесс, напоминающий театральное выступление, где постановкой является наша повседневная жизнь.

Во всех языках мира встречаются высказывания, которые могут разрушить магию взаимной поддержки. К ликоугрожающим речевым актам в первую очередь следует отнести приказы, просьбы, наставления — всё то, что побуждает человека сделать что-то, чего он не собирался, не намеревался делать, но вынужден исполнить чужую волю: «Так поди же, попляши!» (И. А. Крылов), «Ну вот, коль ты умён, так ты его прежде учливости-то выучи, да потом и нас учи!» (А. Н. Островский).

Или, как часто случается в жизни, прямые просьбы: «задёрни шторы», «вынеси мусор», «включи фильм». Воздействие может быть усилено, если при этом говорящий добавляет неприметную, на первый взгляд, частицу «-ка». Фраза «открой-ка окно» несёт не только побуждение, но и сообщение о том, что открывать шторы вообще-то входит в ролевую модель слушающего, а значит это его прямая обязанность (не зря эту частицу мы применяем в основном в общении с детьми).

К ликоугрожающим речевым актам относятся: предложение, совет, напоминание — то есть всё, что ограничивает волю собеседника; вызывает у слушающего чувство долга, обязанности. Именно поэтому один из главных героев пьесы А. П. Чехова «Вишнёвый сад» Петя Трофимов делает так много оговорок перед тем, как высказать своё наставление Ермолаю Лопахину: «Знаешь, мы, пожалуй, не увидимся больше, так вот позволь мне дать тебе на прощанье один совет: не размахивай руками!»

Комплимент, выражение зависти или восхищения могут не только задеть самооценку адресата, но и выдать потребность говорящего завладеть теми ценностями, которые принадлежат слушающему. Не зря ведь в басне И. А. Крылова Лиса вынуждает Ворону выпустить сыр из клюва с помощью комплиментов: «Голубушка, как хороша! Ну что за шейка, что за глазки! Рассказывать, так, право, сказки! Какие пёрышки! какой носок! И, верно, ангельский быть должен голосок!»

Для того чтобы избежать угрозы социальному лицу собеседника, используется целый ряд стратегий позитивной вежливости: выражение подчёркнутого интереса к слушающему, поддержка высказываний, поиск согласия (выбор безопасных тем, повторение слов), избегание прямого несогласия, включение в совместную деятельность, использование маркеров внутригрупповой идентичности, шутки, обещания.

Например, во фразе «Пора, мой друг, пора!» призыв к действию сопровождается дружеским обращением, подчёркивающим близость собеседника. Что касается примеров из обыденной жизни, а не из литературы, то вместо фразы: «Какой ужасный фильм ты мне посоветовал» — можно, применив стратегию избегания несогласия, выразиться мягче: «Я бы не сказал, что это фильм хороший. Скорее — не очень». А просьбу, где подразумевается укор, можно спрятать, предлагая совместное действие: «Давай, я схожу в магазин, а ты пропылесосишь ковёр?»

Стратегии негативной вежливости предлагают чаще использовать косвенные формы; спрашивать, смягчать ответы, извиняться; обезличивать себя и собеседника. Например, запрет на курение можно сформулировать не только как прямое обращение: «Не кури!», но как общее правило, в котором внимание не сосредоточено на конкретном человеке: «Извините, господин, курить у нас нельзя…» (И. А. Бунин «Чистый понедельник»). Любую просьбу можно сформулировать так, чтобы собеседник мог отказаться от её выполнения без особых потерь для собственной самооценки: «Я в том смысле, что не могли бы мы вместе совершить какое-нибудь уникальное турне по городу?» (В. М. Шукшин «Калина красная»).

Стоит отметить, что стратегия вежливости особенно необходима там, где между собеседниками существует социальная дистанция. В повести А. И. Куприна «Гранатовый браслет» барин Николай Николаевич пытается унизить ухажёра своей сестры именно через отказ от приветствия и знакомства.

«— Если не ошибаюсь, господин Желтков? — спросил высокомерно Николай Николаевич.

— Желтков. Очень приятно. Позвольте представиться.

Он сделал по направлению к Тугановскому два шага с протянутой рукой. Но в тот же момент, точно не замечая его привет-ствия, Николай Николаевич обернулся всем телом к Шеину.

— Я тебе говорил, что мы не ошиблись».

А вот в семейном или дружеском общении мы вполне можем позволить себе более неформальное (даже фамильярное) общение. Именно поэтому поэт и философ Поль Валери охарактеризовал вежливость как «хорошо организованное равнодушие». Впрочем, как и любой театр, который, как известно, начинается с вешалки, здание успешного взаимодействия между людьми может быть построено только на проявлении добрых намерений, поддержке и уважении друг к другу. В отличие от дикобразов Шопенгауэра нам необязательно использовать для этого иглы, ведь мы уже изобрели целых две вежливости — позитивную и негативную.

№7, 2022