Академик С.Г. Струмилин
Мариэтта ШАГИНЯН, доктор филологических наук, член-корреспондент Академии наук Армянской ССР
Мы впервые публикуем очерк об академике Струмилине известной советской писательницы Мариэтты Сергеевны Шагинян. Написанный в годы Отечественной войны, он в силу случайных обстоятельств до сих пор не увидел света.
ЛЮДИ НАУКИ
Мы впервые публикуем очерк об академике Струмилине известной советской писательницы Мариэтты Сергеевны Шагинян. Написанный в годы Отечественной войны, он в силу случайных обстоятельств до сих пор не увидел света.
- Нет, нет, изменять ничего не буду! - возразила на нашу просьбу "обновить" материал Мариэтта Сергеевна. - Ведь Струмилин все тот же и сейчас...
И вот мы в кабинете ученого. Очень высокий, прямой, он приветливо поднимается навстречу. Ближе придвигает стул. Разговаривая, невольно оглядываемся вокруг. Новые, недавно вышедшие книги по истории, статистике, планированию (в личной библиотеке Струмилина 8 тысяч книг). Богатейшая картотека по этим вопросам - его творческая лаборатория. Начатая рукопись, от которой только что оторвался Станислав Густавович, - "О судьбах собственности в СССР"... Стараясь не мешать нашему разговору, секретарь Ольга Ивановна тихо отвечает на частые телефонные звонки, договаривается с теми, кто хочет посоветоваться с ученым, узнать его мнение о рукописи или книге, прислать на отзыв диссертацию...
И уже первое впечатление: да, все так же тесно связан с жизнью старейший советский академик, так же горячо, с большевистской страстью откликается он на каждый вопрос современности. Восемьдесят четыре года, но неиссякаемы работоспособность и энергия Струмилина.
- Рабочий день Станислава Густавовича - с девяти и до шести. И без выходных,- вставляет свое слово в разговор жена академика.
"Дедом" советской экономики и статистики справедливо назвал Струмилина Г. М. Кржижановский.
"Тов. Струмилин, являясь своего рода артистом по части группировки и сопоставления материалов, - писал о нем журнал "Печать и революция" еще в 1925 году. - умеет заставить говорить свои цифры с первого взгляда".
Но цифры говорят и о самом Струмилине. Шестьдесят шесть книг написал Станислав Густавович - и среди них капитальные труды по проблемам экономики, 470 статей в журналах и газетах, 39 предисловий и различным изданиям. Особенно плодотворны последние годы. В 1957 году - за один только год! - вышли в свет 8 книг и 12 статей Струмилина. В 1958 году ученому присваивается звание лауреата Ленинской премии за первый том "Истории черной металлургии в СССР" - глубокое исследование истории русской промышленности, экономической жизни России, книгу живую, полемическую, написанную с позиций воинствующего материализма. Следующие годы - еще 7 обширных трудов. А сейчас ученый уже снова просматривает гранки в издательствах готовятся два новых произведения Струмилина "Проблемы социализма и коммунизма" и брошюра "Бог и свобода". Скоро они увидят свет.
Обратите внимание на темы последних газетных и журнальных статей академика "Заглянем, друзья, в коммунизм!", "В космосе и дома", "Рабочий быт и коммунизм", "Мысли о грядущем". Разве они не говорят о постоянном "струмилинском" чувстве современности, эти лаконичные заголовки!
Ученый полон творческих замыслов.
- Я хочу в статье о судьбах собственности в СССР проанализировать понятия "мое" и "наше", показать, как при коммунизме станет излишней личная собственность на вещи и, главное, почему она станет излишней,- рассказывает Станислав Густавович.
Статья эта злободневна, как и все, что выходит из-под пера Струмилина.
В АПРЕЛЕ 1906 года финский пароход, шедший из России в Швецию, внезапно наскочил на риф и стал тонуть. Тонул он понемножку, потому что успел за что-то зацепиться, и команда имела время снестись с портами и вызвать помощь. Но сама команда - суровые финны, видавшие всякие виды в море,- была глубоко поражена странным поведением части своих пассажиров. Покуда пароход "понемножку" тонул, эти пассажиры собрались на капитанском мостике, вынули исписанные листочки из портфелей и, жестикулируя, один за другим выступали перед аудиторией с энергичными речами. Кто-то - в очках, с бородкой, надев на всякий случай спасательный пояс,- слушал, держа перед собой карандаш и блокнотик на предмет возражений. Странные пассажиры были русскими делегатами, ехавшими на IV съезд РСДРП в Стокгольм, и они устроили "репетицию съезда" в ожидании, когда подоспеет помощь. Среди них был и молодой Станислав Густавович Струмилин.
Жизненный путь Станислава Густавовича резко отличается от обычного пути человека науки и в то же время характерен для нового типа ученого-большевика. Основная черта этого пути - его глубокая связь с современностью. Струмилин - экономист, но каждая новая книга Струмилина отражает не только этап его личного мышления и развития, но и определенный этап в жизни и развитии нашего общества. Все его работы, подчас сугубо теоретические, как "Проблемы экономики труда", или цифровые, как "Рабочий быт в цифрах", или такие, как «Проблемы планирования в СССР», или даже посвященные какому-нибудь вопросу давно минувших лет, как "Договор займа в древнерусском праве", жгуче современны и полемичны. В каждой из них вы непременно найдете живое дыхание общественного человека, борца, агитатора, привлекающего в свой анализ, в систему своих доказательств и литературный пример, и сравнение, и остроумное словцо, неожиданно разящее противника, и терпеливую, умную, интересную дидактичность, неизменное желание не только убедить, но и объяснить, раскрыть, сделать исчерпывающе понятным свое утверждение - черта подлинного большевика, всегда помнящего о массе читателей. Поэтому, прочитав основные работы Станислава Густавовича, получаешь представление не только о нем самом как о мыслителе, создавшем новую научную дисциплину,- статистику труда - и впервые в мире введшем в экономику изучение бюджета времени рабочего, служащего и крестьянина, но узнаешь и историю развития самой экономики, самого планирования в нашей стране.
Такая живая историчность обрекает кое-что в книгах Струмилина на раннее постарение и отмирание, но в то же время именно этот "отмирающий" полемический элемент умножает ценность и значение книги, делает ее помощником в работе, историческим ориентиром читателя.
Родился Струмилин в 1877 году в городе Каменец-Подольске. Отец его, литовец, служил конторщиком на заводе, мать была украинка. Но с десятилетнего возраста Струмилин попадает в Рязанскую губернию, кончает реальное училище в Скопине, и русская среда, русский язык становятся для него родными. "Реалистам" путь в университет был тогда заказан, выбирать приходилось техническое училище. Струмилин едет в Петербург и поступает в 1896 году в Электротехнический институт, из которого за участие в студенческой забастовке 1899 года его исключают и отправляют на десять месяцев "отбывать солдатчину".
В старое, дореволюционное время почти не найти студенческой биографии без какого-нибудь "политического эпизода". Исключен, находился под негласным надзором полиции, хранил запрещенную литературу - все это выпадало на долю почти каждого живого и честного юноши, оказывавшегося в студенческом коллективе. Но лишь самые стойкие, пережив столкновение с царизмом и побывав в положении революционного борца, выбирали политическую борьбу как основное дело жизни. Струмилин стал одним из них.
Открывавшийся перед ним мир - мир как бы второго существования, скрытого под первым, обыденным, мир профессионала-революционера, живущего большею частью нелегально и избирающего своей профессией непрерывную борьбу,- увлек и поглотил юношу.
В этом мире существовали свои закономерности. Человека, ушедшего в революцию, ждали аресты, высылки, каторга, допросы, избиения, может быть, виселица; но в противовес этому ждало и другое: в тюрьме заключенные общались и учились, перестукиваясь через стены камеры; из высылки был возможен побег; на воле были явки и тайные друзья; за границей - хорошие школы для эмигрантов, например, "Вольная школа" М. М. Ковалевского в Париже, где преподавал одно время Ленин; была товарищеская помощь, своя среда, а главное - была постоянная жизненная связь с рабочими, которые становились близкими подпольщику не только через марксистскую литературу, но и в быту, в том, как они живут и чем дышат - драгоценнейшее знание для будущего экономиста.
Все это щедро отмерила судьба Струмилину. Он был трижды исключен из института; три раза арестовывался; выдержал страшное избиение в петербургской тюрьме "Кресты"; дважды был приговорен к ссылке. И дважды бежал из ссылки и, несмотря ни на что, окончил Политехнический институт по экономическому отделению в 1914 году.
В "предварилке" Струмилин вознаградил себя за жестокое избиение в "Крестах" учебой и чтением. В "предварилке" сами заключенные составили постепенно превосходную библиотеку до 300 книг по философии, естествознанию, истории. Струмилин одолел в тюрьме Канта и так начитался философии, что, по его собственным словам, оскомину набил. Тюрьма лишь относительно вырывала из жизни и обрекала на одиночество. Попавши однажды под арест прямо с "Доктора Штокмана"-гастрольного спектакля Художественного театра, Струмилин тотчас начал перестукиваться с соседом. Невидимые и неизвестные друг другу собеседники были людьми одного лагеря, жителями одного мира,- и они горячо до утра обсуждали легоньким, горошиной падавшим на стену стуком необычайно интересную для них тему. Какую? Жалобу на провал, на неудобства тюрьмы, на разлуку с близкими, на заточение, на несвободу, на судьбу? Нет, и никто бы не угадал. Они перестукивались о том впечатлении, какое производит на зрителя "Доктор Штокман", о том, что не может социал-демократ, марксист сочувствовать и аплодировать Штокману, хулителю "сплоченного большинства".
Около года, бежав из ссылки, он жил в Париже, работал наборщиком в типографии, знакомясь с нравами и бытом французского пролетариата. Участвовал в двух съездах - Лондонском и Стокгольмском. В Стокгольме ходил по музеям и картинным галереям вместе с Луначарским, слушал объяснения и поражался, как отлично знает Луначарский не только художников, но и отдельные картины. А в Лондоне изучал город вместе с Горьким, наблюдая в Гайд-парке всевозможных доброхотцев-проповедников и приглядываясь к сдержанным и замкнутым англичанам, нелегко подпускавшим иностранца к своей частной жизни.
Для политического эмигранта это было особое воспитание характера, особое направление внимания, тут жила и действовала большая культурная традиция подполья, подготовлявшая человека к сознательному овладению историческим процессом, к тому, чтобы взять в свои человеческие руки все, что до сих пор мыслилось как дело стихии и случая или как недосягаемая привилегия господ, земных и небесных.
Ранней весной 1903 года в Париже собралось несколько товарищей, в их числе и Станислав Густавович,- им предстояло вернуться на подпольную работу в Питер. Молодежь сидела в волнении, она ждала Ленина, который должен был проинструктировать их о будущей работе, а зараз и проэкзаменовать незаметно: годятся ли, крепка ли большевистская закалка?
Минута в минуту, без опоздания, Ильич появился. Разговор зашел общий, но Двумя-тремя словами Ленин сумел каждого расшевелить и выспросить,- и молодежь, за минуту перед тем робевшая, стала сама выкладывать перед ним свои сомнения и болячки.
"Признался и я, что очень сомневаюсь в целесообразности пункта о так называемых "отрезках" в нашей аграрной программе,- рассказывает Струмилин,- признался, по правде говоря, скрепя сердце, ибо знал, что автором этой программы был сам Владимир Ильич и что он весьма ревниво и крепко ее отстаивает. Но Ленин очень спокойно заметил мне на это "Ну что ж, пока партийный съезд не утвердил этой программы, каждый член партии может не только сомневаться, но и активно ее оспаривать". Тогда одна очень юная девушка из числа присутствующих робко выступила с еще более трудным признанием "Я очень плохо разбираюсь в целом ряде вопросов программы и тактики партии, только одно у меня решено я навсегда связала свою судьбу с судьбою революционного пролетариата". "Не робейте,- сказал ей с теплой улыбкой Владимир Ильич,- вы решили для себя главное, остальное приложится".
"Навсегда за один этот час Ленин овладел нами и нашими сердцами, и этой зарядки Ильича многим из нас хватило на всю жизнь",- добавляет академик*.
В эти же годы, когда выковывались будущие хозяева истории - большевики,- молодые русские ученые накапливали драгоценные знания для грядущих битв с природой. Байков приехал тогда из Парижа защищать адъюнктскую диссертацию и закладывать основы металлографии; Комаров с ботаником Еленкиным шел к югу от Иркутска и Байкала по неизученному краю в Северную Монголию, на озеро Косогол, подготовляя классическое описание этой поездки; Обручев со студентами странствовал по неисследованным бездорожьям пограничной Джунгарии; профессор М. А. Павлов издал первый в России атлас по металлургии - любимое свое детище, подобного которому еще не было и за рубежом и над которым он неутомимо просиживал дни и ночи, сделав его лучшим пособием не только для студентов, но и для проектировки заводов. Так, не зная друг друга, перед невидимой стеной пространства, неслышными уху стуками могли бы перестукнуться в те годы люди, которым суждено было оставить неизгладимый след в отечественной науке.
В 1908 году Струмилину удалось легализоваться, он кончает политехникум, участвует в войне 1914 года, потом его вызывают как экономиста в Особое совещание по топливу в Петербурге, где он и работает, не порывая связи с партией.
После Октябрьской революции Струмилин в ВСНХ организует и ставит отдел статистики. Когда Советское правительство переехало в Москву, он задерживается в Петрограде, чтобы специализироваться по статистике труда, и в 1919 году кладет начало этой молодой у нас науке. Ленин узнает о Струмилине из печатаемых им статей и вызывает его на работу в Госплан. С 1922 года Струмилин уже активный работник Госплана, член его президиума; в 1923 году он вступает в партию. В 1931 году Струмилин избран в действительные члены Академии наук. Таков сухой перечень фактов, за которыми скрывается большая жизнь ученого.
В чем же выразился труд Струмилина в годы советского строительства, когда складывался костяк нашей новой хозяйственной системы?
Струмилин сумел в эпоху становления советского планирования, которому нет у человечества прецедентов и для которого у нас не было ни опыта, ни материала для сравнения, чутко сознавать, где и в чем правильное, партийное решение, и реально проводить в жизнь это решение. Вокруг бушевали споры, в которых не сразу можно было хорошо разобраться; но Струмилин неуклонно проводил партийную линию в экономическом проектировании. Правильная линия большевика в Госплане - это первая заслуга Струмилина перед нашим хозяйством и народом.
Вторая заслуга Струмилина - это применение им метода статистики в области труда. Струмилин тут-прямой ученик Ленина, высоко ставившего статистику и анализ ее данных. Можно сказать, что главным жизненным делом Струмилина и была эта скромная, незаметная работа по изучению бюджета времени рабочей семьи. Она определила весь дальнейший путь его как ученого, легла в основу всех его мероприятий как государственного деятеля. Обследованы были триста одиннадцать семей и двадцать шесть одиночек в обеих столицах и в ряде других русских городов. Обследовался производственный труд на предприятии и дома; свободный труд для себя; отдых домашней хозяйки - по признаку затраты времени на перечисляемые в каждой графе операции. Труд по найму, например, был поделен на урочный и сверхурочный; домашний труд - на приготовление пищи, уборку помещения, уход за одеждой, за детьми и за собой, ходьбу на работу, сношение с рынком; отдых - на еду, развлечения, бездеятельное времяпрепровождение и нераспределенное время; сон - на дневной и ночной. Было точно подсчитано в среднем, сколько тратят времени на каждую из этих операций рабочий, работница и домашняя хозяйка, рабочие двух столиц и рабочие "провинции". Полученные данные были Струмилиным блестяще проанализированы, и составленная на этом материале книга "Рабочий быт в цифрах" выпущенная "Плановым хозяйством" в 1926 году, и до сих пор еще служит одним из самых плодотворных чтений для каждого, кто задумывается о грядущих путях нашего строительства.
Она смогла помочь кое в чем и в дни Отечественной войны. Данные этой книги помогли, например, уяснить причину такого, скажем, явления, как поразительные успехи уральских и сибирских домашних хозяек, пришедших на производство. Домашние хозяйки, как правило, работали очень организованно и быстро вливались в ряды стахановок. Откуда это? Цифры Струмилина показывали, насколько женщины в рабочих семьях издавна привыкли тратить гораздо меньше времени, чем их мужья, на ночной сон, почти совсем не имели привычки "прилечь днем", вставали раньше всех в доме, а ложились позже всех. В распорядке дня у них издавна было гораздо меньше "бездельного времени", чем у мужчин, а точней, домашняя хозяйка не знала "нераспределенного времени", которого всегда было много в быту мужчины. Иначе сказать, культура времени, большее использование времени, меньшая трата его впустую у женщины-работницы оказалась выше, чем у мужчины, а у домашней хозяйки даже выше, чем у работницы. Понятно, что организованные навыки в экономии времени, острое чувство "время дорого", воспитанное десятками лет, отлично подготовили домашних хозяек к производительной работе в цеху.
Но Струмилина интересовали, конечно, не эти частные выводы, а те поистине чудовищные цифры, которые показывали непроизводительную трату времени рабочих на неорганизованный, одинокий, анархический быт.
Когда в апреле 1925 года Госплан при энергичном участии Струмилина одобрил первую широкую программу механизации хлебопечения, то за Струмилиным-плановиком здесь стоял Струмилин-статистик. Ведь это он высчитал, что "с постройкой этих заводов мы ежегодно сэкономим свыше 88 миллионов рабочих часов", затрачиваемых на домашнюю выпечку хлеба.
Когда мы постепенно за советские годы приобрели прочные, устойчивые навыки общественного питания, мы основательно забыли, что у нас в 1923 году переживалась как большое событие организация Нарпитом жалкого десятка общественных столовых.
Как бы помимо нас и незаметно для нас обобществлялся с каждым годом наш быт, неся облегчение миллионам женщин и домашних хозяек. Но процесс этот происходит не стихийно. "На все городское население,- подсчитал Струмилин в 1925 году,- 546 миллионов часов в месяц, а за год шесть с половиной миллиардов часов труда расходуется на изготовление пищи". Эти и другие такие же подсчитанные часы ложились в основу нашей хозяйственной политики, когда мы расширяли сеть столовых, строили фабрики-кухни, умножали ясли и детские сады, проводили на окраине водопровод, строили рабочие корпуса с центральным отоплением. Освобождалось скованное время - росла производительность труда, увеличивалось время, которое можно было тратить на самообразование, на досуг, на лечение, на общественную деятельность. "Бюджет рабочего времени" Струмилина - одна из тех незаметных, но крайне ценных работ, что совпадают с осью развития нашего нового общества. Она во многом помогла и самому Струмилину и всему направлению нашего планирования в области рабочего быта.
Струмилин-академик остался и в своей научной работе прежде всего большевиком. Быть большевиком в науке - значит уметь в нужную минуту заниматься не тем, что милей всего сердцу и лично интересней, а тем, что наиболее важно обществу и чего без тебя никто другой сделать не сможет или не возьмется. На, Урале в дни Отечественной войны Струмилину пришлось, например, встретиться с давно привлекавшей его темой. Он бывал на Урале и прежде, подолгу сиживал в архивах, собирая в тетрадки (он мало прибегает к карточкам) нужный материал для своей книги "Черная металлургия в России и в СССР", вышедшей в 1935 году. И сейчас эта спокойная, тихая работа по изучению старого Урала могла бы поглотить большую часть его времени. Но задуманный интересный труд "Урал петровский и Урал советский", сравнительное изучение двух эпох на Урале - это было ведь не так неотложно и необходимо для грозных лет войны! И лично интересное отодвинулось, давая место напряженной и тщательной работе на более в то время нужную тему - исследование производительных сил земли.
За двадцать месяцев работы на Урале Струмилин, в ряду других дел и забот, создал замечательный труд о кормилице-земле, называющийся "Производительные силы земли". Это, пожалуй, первый труд экономиста-большевика, ставящий проблему земли не только в полном ее охвате (размещение земельных угодий, энергетические ресурсы, водные, почвенные, восточная продбаза и т.д.), но и в смелом, единственно правильном перспективном разрешении. Нечего и говорить, что земледельческому Востоку в этом труде отведено центральное место. С точки зрения изложения книга Струмилина предельно последовательна, лаконична и ясна; с точки зрения выводов - это программа действий на много лет вперед, смело и прямо говорящая о необходимости интенсификации нашего земледелия.
Особенный интерес представлял для читателя вопрос о "восточной продовольственной базе", главным образом о Сибири, Урале и Предуралье, очень мало изученных в то время с точки зрения земледельческой. И здесь ждал читателя целый ряд неожиданных открытий, производящих сильное впечатление в своей совокупности. То или иное из них, а может быть, и каждое в отдельности было не вовсе ново. Но в общем контексте исследования, в логической связи друг с другом, в последовательности их перечисления они создали исключительно увлекательную картину нашего Востока. Короткое северное лето, сухой, континентальный климат дают как будто представление о малой пригодности Урала и Сибири для развития там земледелия. Но Струмилин, указывая в своей книге прежде всего на огромное количество свободных резервов земли, годных для использования тем шире и больше, "чем дальше на восток, на Урале и за Уралом", убеждает читателя, что на сухом и холодном Востоке с его коротким летом условия для земледелия исключительно хороши. Во-первых, солнце и его энергия. Сибирь и Урал получают, оказывается, необычно много солнечной энергии "Прямая солнечная радиация определяется не только широтой, но и такими переменными факторами, как облачность, прозрачность воздуха, его влажность. Облачность и влажность с удалением от Атлантического океана падают, а число часов солнечного сияния возрастает". Поэтому и "приток энергии к почве с продвижением на восток" все более увеличивается. А практически это значит, что "суммарная радиация в Якутске дает почве на 20-30% энергии больше, чем под Ленинградом", а "Свердловск, будучи километров на 300 севернее Минска и на 600 - севернее Киева, получает энергии за лето всего на 4% меньше киевской нормы и процентов на 5 больше минской".
Во-вторых, вода. Самый больной вопрос для нашего Востока - это водный. Анализируя его, Струмилин приходит к выводу, что и с этой стороны все обстоит благополучно "В общем, весь массив восточной продбазы располагает достаточными водными ресурсами для весьма значительного расширения посевов".
В-третьих, азот в почве. В степени насыщенности им Урал тоже не отстает, поскольку его земля, особенно приуральская, богаче азотом, нежели другие земли Востока.
Целый ряд анализов, мастерских и убедительных, подводит читателя к выводу о том, что "на Урале мы находим и максимум естественной урожайности, несмотря на весьма отсталые нормы земледелия".
Я выписала лишь отдельные беглые наметки из труда Струмилина, не указав читателю путь, по которому исследователь приходит к ним. Струмилин-статистик обогатил и в этой работе Струмилина-ученого, призвав на помощь обширнейшие цифровые выкладки.
Собранные и обработанные для книги замечательные цифровые таблицы Струмилина сами по себе не менее ценны и выразительны, нежели текст.
Все шире и ярче разворачивается будущее нашего Урала, Казахстана, Сибири, Алтая, все богаче представляются необъятные возможности сельского хозяйства на Востоке, и увлекательным кажется труд, который поднял, осуществил, претворил эти возможности в жизнь. Эта скромная, тщательно продуманная книга, обобщившая всю методику и весь предшествующий жизненный путь Струмилина, книга, написанная почти двадцать лет назад, обжигает и сейчас читателя своей острой современностью.
Но ведь это и наиболее характерно для подлинного ученого-большевика.
Читайте в любое время
