УРАЛЬСКИЙ САМОВАР. НЕ ОН ЛИ БЫЛ ПЕРВЫМ В РОССИИ?
Н. КОРЕПАНОВ, научный сотрудник Института истории и археологии Уральского отделения РАН (г. Екатеринбург)
В 1996 году Тула отметила двухсотпятидесятилетие отечественного самовара. Как считают большинство исследователей, два с половиной века назад в городе оружейников началось промышленное производство этого уникального изделия. За исходную дату - 1746 год - взято упоминание о самоваре, найденное в описи имущества Онежского монастыря. Однако не все здесь однозначно и бесспорно. Кроме Тулы родиной самовара называют и три уральских завода - Суксунский, принадлежавший Демидовым, Троицкий, которым владели Турчаниновы, и Иргинский, его хозяевами были некие Осокины. Рассказывая об истории техники и ее достижениях, мы часто упоминаем о "левшах" - безымянных русских умельцах. Хотя в истории нет ничего безымянного, а есть лишь имена забытые. Попробуем выяснить, кто же все-таки был "автором" первого самовара?
Обратимся к историческим документам, хранящимся в Государственном архиве Свердловской области. Один из них весьма любопытен и принадлежит таможенной службе. В нем говорится, что 7 февраля 1740 года на Екатеринбургскую таможню доставили с реки Чусовой, с Курьинской пристани Акинфия Демидова, некоторые изъятые товары, а именно: шесть кадушек меда, шесть кулей орехов да медный самовар с прибором. Пострадавшими в этом деле оказались купцы Иргинского завода. Служащие таможни перевесили мед и орехи, описали изделие: "Самовар медный, луженый, весом 16 фунтов, заводской собственной работы". Как видим, удивления от увиденного таможенники не выказали. И тем не менее следует отметить, что слово "самовар" в документах горнозаводского Урала прежде не встречалось. Поэтому следует объяснить, откуда ехали купцы и откуда везли самовар, содержащий, по сведениям таможни, 16 фунтов меди с оловом.
За место под завод на речке Иргине, притоке Сылвы, рядом с рудной горой Красный Яр, бились с 1727 года две компании: трое московских купцов с калужанином против посадских людей из города Балахны - Петра и Гаврилы Осокиных, двоюродных братьев. Казна поддержала Осокиных... Первую медь Иргинский завод выдал в декабре 1728-го. Медь хотя и была с большим содержанием железа, но для монетного дела все же годилась.
Откуда Осокины набирали на свой завод людей, никто толком не знал, лишь изредка в Екатеринбурге получали жалобы от кунгурского воеводы: "В Суксунский и Иргинский заводы приходят пришлые люди многое число непрестанно, а какие они урожденцы, того не объявляют, а приказчики о том виду не дают. А пришлые, приходя со оных заводов, чинят Кунгурского уезда крестьянам бои... А поймать их не можно, ибо ходят многолюдством и, учиня бой, убегают на заводы". Заводские приказчики тоже жаловались, но друг на друга. Начались нескончаемые тяжбы за рудники и леса: Иргина и соседний Суксун превращались в соперников.
Суксунский завод Акинфия Демидова имел своих мастеров. На Иргине у новоиспеченных заводчиков мастерам взяться было неоткуда. Плавке меди в саксонских печах с вододействующими мехами местных обучали два мастера из Екатеринбурга. Меднокотельного мастера Степана Логинова прислала Казань, меднопосудного мастера Алексея Стрежнина - Пермь. По тем временам выделывание медной посуды уступало по прибыльности разве что монетной чеканке. Собственно говоря, фабричная медная посуда и родилась здесь из денежных заготовок. Когда в Екатеринбурге прекратили чеканить квадратные деньги - так называемый плат (сколько стоит по весу - таков и номинал), а чеканка новых монет пока не предвиделась, Главный командир горнозаводского Урала генерал Геннин решил хоть чем-то возместить заводские расходы. Так появилась Екатеринбургская меднопосудная фабрика, а за ней еще такие же - и в других местах.
Но вернемся к присланным специалистам. Котельник Логинов подготовил для Иргинского завода двух мастеров, посудник Стрежнин набрал девятерых учеников и, проучив год, самовольно отбыл восвояси: не смог смириться с необходимостью поточного производства. Для него, выросшего из самоучки-листобойщи ка, каждое изделие должно было быть уникальным, неповторимым. А тут шла массовая продукция. И девять его учеников-подростков были определены доучиваться к подготовленным Логиновым молодым Семену Зылеву и Ивану Смирнову. Эти одиннадцать человек и составили штат котельной фабрики.
И вот что интересно. Кроме Зылева, остальные десять человек говорили "по-нижегородски" - были земляками из Нижегородской губернии. Мастер Смирнов - раскольник из деревни Малиновки Нижегородского архиерейского села, семеро из девяти учеников родились в раскольничьих семьях сел Копосова и Козина (вотчины Троице-Сергиева монастыря). Родители их бежали на Урал в 1728-1730 годах вместе с тысячами других раскольников. А проложил им всем дорогу на Иргинский завод его приказчик, беглый крестьянин из того же Копосова Родион Федорович Набатов. Он и скрывал, сколько мог, то, что в середине 1730-х, с началом заводских переписей, оглушило горнозаводские власти. Тогда открылось, что Иргинский завод сплошь состоит из беглых раскольников, по большей части из Нижегородской губернии! Тех самых, из Керженской волости, прозванных в XVIII веке "кержанцами", а в XIX - "кержаками".
Между тем к 1734 году на Иргине уже во всю выпускали посуду литейную (горшки, котлы и меденники) и точеную (кружки, кунганы, лохани, четвертины и чайники), делали и винокурные приборы (казаны с трубами). Посуда конечно же попадала в хозяйский дом Осокиных, но главный ее поток шел в Балахну, на Ирбитскую и Макарьевскую ярмарки, на продажу в Кунгур, на казенный Ягошихинский завод (где нынешняя Пермь), на Яик. Продавалась посуда и при заводе. За четыре года произвели этого товара общим весом 536 пудов, и треть его - 180 пудов - разошлась именно на заводе. Посуду пускали и на вольную продажу, а при хроническом безденежье - и в уплату работникам.
25 сентября 1734 года Осокины разделились: Петру Игнатьевичу достался Иргинский завод, Гавриле Полуектовичу - выстроенный год назад Юговской завод. Но спустя месяц подули ветры перемен: в октябре в Екатеринбурге сменился Главный командир горнозаводского Урала. Вместо голландца Виллима Ивановича Геннина пришел Василий Никитич Татищев.
Вскоре по частным заводам разлетелись казенные шихтмейстеры, встали вровень с приказчиками и принялись объяснять, как нужно жить и работать. На Иргине приказчику Набатову был зачитан приказ: торговлю посудой прекратить, а медь в слитках сдавать в Екатеринбург по твердой цене. Приказчик в ответ объяснил, что разведанные руды "пресеклись, а накопанных хватит лишь до лета". Если же казне не обойтись без меди, то пусть одалживает руды до 25 тысяч пудов. И действительно, летом 1735-го на Иргине получили около 20 тысяч пудов заемной руды с Ягошихинского завода. И тем же летом восстали башкиры. А осенью начались гонения на раскольников, осмелевших, пока жили под началом веротерпимого голландца Виллима Геннина.
В сентябре последний раз послужил заводу Родион Набатов. С тремя демидовскими приказчиками подписал он челобитье "за всех староверцев", прося прислать двух-трех попов, "которые по старопечатным книгам веру хранить желают". А еще честно предупредил, что за заемную медную руду хозяину Осокину не рассчитаться, если только не пустить весь выплавленный металл на посуду, лучше на винокурную.
Башкирское восстание 1735-1740 годов породило знаменитую тогда "вольницу" - добровольные отряды заводских жителей и приписных крестьян для усмирения башкир. Так, 14 марта 1736 года мастеровые Иргинского завода организованно прекратили работу, разделились на группы и пошли маршем на Кунгур - записываться в боевые сотни на "башкирскую войну". Сперва записывались без всякого порядка, пока власти не установили предел: пятая часть работоспособных от завода или села. И только два завода - Иргинский и Юговской - познали "вольницу" сполна. Почти все их работники и больше половины приписных крестьян вдоволь потешились походной жизнью.
Первая, иргинская "вольница" вернулась к домам уже к июлю, хотя человек сорок остались в походе. То были раскольники, которые спасались, как умели, от крутого нажима, от мирных и немирных увещеваний перейти в лоно официальной церкви. И здесь новый приказчик Иван Иванович Швецов ничего не мог поделать, ибо запись в "вольницу", иными словами - бегство, была дозволена.
Так кому же из добровольцев той далекой, забытой войны с башкирами, знавших у себя на Иргине самые разные медные посудины, явилась мысль о переносной кухне? О походном кипятильнике, что скоро разогревался бы без печки и костра, легко прятался в дорожный мешок и мог создать домашний уют в самых тягостных условиях? В конце концов всякое изобретение является на свет, когда в нем есть нужда.
А заводская жизнь тем временем продолжалась. Заемная руда плавилась отвратительно. От 20 тысяч пудов получили всего 180 пудов чистой меди. Это еще не банкротство, но... Приказчик Швецов засыпал екатеринбургских начальников прошениями: "Прошу, дабы повелено было хозяевам моим из заемной казенной руды выплавленную медь в посуду переделать и продать на сторону вольным охотникам". В июле 1738 года Екатеринбург принял решение. В сентябре о нем стало известно на Иргине: делайте посуду и продавайте, куда хотите. Но - в последний раз!
И вот, получив свободу действий, заводчик Петр Осокин и приказчик Иван Швецов должны были крепко задуматься. Традиционной, обыкновенной медной посудой уже никого не удивишь, ею пользуются многие. А вот что действительно может заинтересовать, так это винокурное оборудование. Еще Родион Набатов предупреждал: хозяин Осокин расплатится по долгу, лишь пустив в продажу на Кунгурский кружечный двор, на частные и казенные винокурни потребные там дорогостоящие приборы - кубы, казаны и трубы. Трубы и казаны. Трубы и... Так это же - самовар?
Итак, в сентябре 1738-го на Иргине имелось 180 пудов грозящей убытками меди и специальное разрешение в последний раз в обозримом будущем сделать посуду. Фунт чистой меди по твердой цене для казны стоил 6 копеек, но было дозволено из той же меди изготовить "по своему усмотрению" некое изделие и продать подороже, чтобы вернуть долг деньгами.
И вот теперь снова вспомним об изъятом полтора года спустя екатеринбургскими таможенниками 16-фунтовом изделии. Оно было оценено купцами при допросе в 4 рубля 80 копеек. По тем временам за корову, в зависимости от сезона и возраста, платили от двух с полтиной до четырех рублей. Десять рублей стоил средней руки домик, двадцать - дом приличный.
В сентябре 1738 года на Иргине числилось семеро оставшихся котельников, тех самых, что обучались мастерству у Алексея Стрежнина и Степана Логинова. Их звали: Иван Смирнов, Петр Чесноков, Сергей Дробинин, Федос Закорюкин, Ларион Кузнецов, Матвей Алексеев, Никита Федоров. Теперь из таможенных документов XVIII века, с которых начался этот рассказ, нам известно, что руки этих иргинских умельцев сработали между сентябрем 1738-го и февралем 1740 года "свое изделие", как они его назвали.
Принято считать, что самовар появился благодаря распространению в России чаепития. Но раскольники чая не пили, употребляли сбитень - напиток на медовой основе. (Не случайно в феврале 1740 года в Екатеринбург вместе с самоваром доставили кадки с медом.) А любой знаток скажет, как много общего у самовара со сбитенником.
Вот и получается, что юбилей русского самовара, вероятно, стоило бы отметить не в 1996 году, а лет на шесть раньше.
Читайте в любое время
