Вечное скольжение
Игорь Вереснев
...Голос её, резкий и звучный, как выстрел из пистолета, мигом вышиб сонную одурь, заставил вздрогнуть. И потянуться за тем самым пистолетом, лежащим на табурете у изголовья.
У каждого настоящего есть своё будущее, которое освещает его и которое исчезает вместе с ним, становясь прошлым-будущим.Жан-Поль Сартр
1. Мерцающий город
Первой от стука в окно проснулась Власта.
— Кого там дьявол принёс посреди ночи?! — рявкнула она над самым ухом Ореста.
Голос её, резкий и звучный, как выстрел из пистолета, мигом вышиб сонную одурь, заставил вздрогнуть. И потянуться за тем самым пистолетом, лежащим на табурете у изголовья.
Действительно, стояла глубокая ночь, спальня тонула в кромешной тьме. Лишь оконная шибка выделялась неровным, дёргающимся из стороны в сторону пятном света.
Власта выбралась из-под одеяла, зажгла масляную лампу. Тьма расступилась, спряталась под шкафом, за приоткрытой кухонной дверью. Орест взглянул на мерно тикающие на стене ходики. Без четверти полночь, однако. Неурочное время для гостей.
В окно опять забарабанили, громко, повелительно, заставив стекло обиженно звякнуть.
— Просыпайся, шериф! Чёрное время пришло, дьявол сынов человеческих ловит!
Орест сплюнул в сердцах, — дался вам этот дьявол! Встал, взял лампу, как был в одних подштанниках вышел в коридор. Сбросил щеколду, приотворил дверь. Тут же пожалел, что не накинул какую-никакую одежонку на плечи, — снаружи дохнуло ночной свежестью. Весна в этом году выдалась холодная, затяжная.
— Ты что ли, преподобный? Кого там у тебя дьявол словил на ночь глядя?
Кроме преподобного Феодосия на пороге стояли Мирон-кожевник и Болеслав Товт, оба ревностные прихожане. Товт держал за плечо какого-то юношу. С ходу имя парня Орест не вспомнил, тот был из новеньких, явился месяц назад. Неудивительно: Ровное — посёлок большой, более тысячи человек, то и дело кто-то является, кто-то соскальзывает. Как тут все имена упомнить?
— Не до шуток, шериф! — Преподобный нахмурил густые брови пуще преж-него, дёрнул парня за руку, заставляя шагнуть к двери. — Рассказывай!
Тот сопел, пялился себе под ноги, никак не решаясь заговорить. Пока дождёшься, околеешь на холоде. Орест отступил вглубь коридора, буркнул:
— В дом заходите!
Власта сидела на кровати в ночной сорочке, — лампу Орест забрал, а в темноте как оденешься? Товт, поздоровавшись, задержал взгляд на хозяйке дольше, чем следовало, да и кожевник косился на обнажённые плечи, ложбинку грудей в вырезе сорочки. Преподобного женские прелести не интересовали. На то он и преподобный. Снова дёрнул парня, поторапливая:
— Говори, что натворили!
— Я ничего, это Карл с Жогмондом! — запротестовал тот.
— Карл Зигман и Жогмонд Вайс, — перебил его Товт, уточняя.
Орест отмахнулся, — сам, мол, понял! Он и этого парня вспомнил: Янош Габор. Мужчин, появившихся в посёлке, селили в старом доме на окраине, пока не подберут себе пару и не заживут семейно, как подобает добропорядочному прихожанину. Мужчины постарше в холостяках не задерживались, но молодёжь была переборчива. Сейчас в общем доме жили Габор, Вайс, да ещё один мужичок с прозвищем вместо имени — Путник. До недавнего времени там проживал и Зигман, пока не женился на оставшейся без мужа Руслане Опалак, женщине не юной, но сочной. Однако и теперь к приятелям он хаживал куда чаще, чем в церковь к преподобному...
Продолжение статьи читайте в номере журнала
