ФЕНОМЕН ЮРИЯ ГОРНОГО
Б. РУДЕНКО
Предисловие
Писать о человеке, называя его "феноменом", - задача весьма деликатная. Потому что с начала девяностых годов наши сограждане с изумлением обнаружили, что экстрасенсами земля российская просто переполнена. Откройте любую газету на странице объявлений - десятки колдунов, магов, гадалок, знахарей, астрологов предлагают свои услуги, обещая оказать помощь абсолютно во всем. Одни снимают сглаз и порчу, другие предсказывают будущее, третьи сутками напролет торгуют приворотными зельями, четвертые излечивают неизлечимые болезни...
Как-то в одной газете попытались подсчитать, сколько же всего экстрасенсов у нас в стране. Цифра получилась изумительная - 200 тысяч, двадцать полноценных дивизий мужчин и женщин разного возраста, утверждающих, что для них нет тайн в будущем и прошлом, поскольку они обладают необычными способностями, которые позволяют им запросто общаться с Мировым Разумом и потусторонним миром. Разумеется, не бесплатно: оккультные, паранаучные услуги ныне превратились в самостоятельную и весьма доходную отрасль отечественного бизнеса.
Оставим эти утверждения на совести таких людей. Никто никогда их не проверял, сами экстрасенсы от любой серьезной проверки, как правило, старательно уклоняются.
Это, кстати, один из основных пунктов, отличающих Юрия Горного от абсолютно всей гигантской армии "бизнесменов потустороннего".
Поражая на протяжении почти четырех десятков лет воображение каждого, присутствовавшего на его выступлениях, Юрий Горный никогда не отказывался от контактов с учеными. Его феноменальные, никем в мире не превзойденные способности зафиксированы многократно с соблюдением самых строгих требований, предъявляемых к научному опыту.
Вот лишь некоторые из рекордов Горного, которые без малейшей натяжки следует называть мировыми: Юрий способен складывать в уме двух-, трех-, четырех- и пятизначные числа, возводить в степень до 13-го порядка быстрее, чем удается выполнить эти действия с помощью калькулятора или ЭВМ любому вступающему с ним в состязание. За 3-4 секунды он зрительно запоминает 20 цифр. Не впечатляет? Тогда попробуйте сделать это сами. Напомним только, что феномену первой половины ХХ века Шерешевскому, который в свое время был признан человеком с самой выдающейся памятью в мире, для выполнения того же задания требовалось в 10 раз больше времени.
Демонстрируя исключительную слуховую память, Горный запоминает под диктовку до 30 номеров телефонов, расположение карт в трех полных колодах, сотню музыкальных нот.
Он знает наизусть словарь Большой Советской Энциклопедии, за 3-4 минуты способен отыскать в зрительном зале спрятанную иголку, определяет задуманные страницу и слово в толстом книжном томе. Стреляя из пневматического пистолета с завязанными глазами, на звук, Юрий точно поражает цель, в чем с удовольствием готов посоревноваться с профессиональными стрелками-чемпионами. Один из самых поразительных рекордов Горного - одновременное выполнение до шести различных действий. Играя одной рукой на фортепьяно, другой рукой он делает логически осмысленную запись, запоминает визуально до 30 цифр, возводит двухзначное число в степень и читает стихи любого "заказанного" поэта (кстати, Горный знает наизусть более двух тысяч стихотворений), сообщая количество букв и знаков в прочитанном отрывке.
Как-то "на спор" Горный решил сосчитать количество букв в словах, произнесенных Николаем Озеровым за время хоккейного матча СССР - Чехословакия. У него получилось 19 тысяч 310 букв. Нет, 19 тысяч 315, утверждали поспорившие с Горным сотрудники телецентра. Они были уверены в своей правоте, потому что потратили на подсчет два дня. Принялись пересчитывать заново. Победителем оказался, естественно, Юрий Горный.
Мало? Полагаю, нет, хотя этот ряд можно было бы и продолжить. Однако скептически настроенный читатель в этом месте скажет: ну и что? Просто у человека хорошие память и математические способности (уместней, впрочем, тут применить слово "феноменальные"). Но где же таинственное, непознаваемое, почти мистическое, что заставляет сладко сжиматься сердце и трепетать душу? Да и зачем, собственно, нужны простому человеку все эти качества, когда под рукой всегда есть калькулятор, справочники, энциклопедия?
Не будем торопиться, всему свой черед, скажем только, что и в части предсказаний некоторых грядущих событий ни один из астрологов или гадалок с Горным не сравнится. Кстати, предсказания его также зафиксированы документально.
Ответ на второй вопрос: зачем? - еще проще. В сознании людей всегда есть место мечте о подвиге. Во всем мире слагались сказки, легенды и мифы о великих богатырях, способных на то, что недоступно обычным людям. Горный кроме феноменальных интеллектуальных способностей демонстрирует совершенно уникальные физические данные - доказывает, что мечта о супермене не так уж недостижима. Более того, разработанные им методики самосовершенствования, указывают путь к развитию сверхспособностей каждому желающему.
НАЧАЛО
Я родился на Алтае, в селе Локоть, в августе 1941 года. Тяжелейшее это было время для страны и всего народа - поражения и отступления нашей армии, считавшейся непобедимой. Ощущение громадной катастрофы владело всеми, несмотря на усилия советской пропаганды. В то время люди редко улыбались, печальна была и моя мать - может быть, поэтому выражение моего лица тоже навсегда осталось невеселым, хотя по натуре я неисправимый оптимист.
Семейное предание гласит, что в доме, в котором я провел детские годы, останавливались Федор Достоевский вместе с выдающимся казахским просветителем Чоканом Валихановым. Осознание этого всегда было для меня чрезвычайно важным. Возможно, это только моя личная иллюзия, но порой мне явственно казалось, что я ощущаю мысли великих людей, словно бы впитавшиеся в стены дома, и память об этом ощущении сохранилась у меня на всю жизнь.
Тем не менее я оставался вполне обычным подростком. Нашими кумирами и примером для подражания в то время были, прежде всего, спортсмены-физкультурники. Спортом я тогда увлекался фанатически, занимался волейболом, легкой атлетикой, лыжами и добился неплохих по тем временам результатов. Я отлично знал историю спорта, чемпионов и призеров, помнил наизусть рекордные голы, очки, секунды. Чтение газеты "Советский спорт" было едва ли не главным событием каждого дня.
Очень привлекали нас и всякие истории о невероятном. Например, читаем однажды, что в каком-то городе растет мальчик, который играл с книгой в двести страниц и вдруг разорвал ее руками пополам. Этакий современный Геракл. Тот, как известно, задушил, лежа в колыбельке, двух огромных змей. Правда это или неправда, мы знать не могли, но, как спортсмены, завидовали и восхищались природными данными юного силача, безоговорочно доверяя печатному слову. Спустя какое-то время поняли: такое, по всей вероятности, невозможно. Журналист, скорее всего, приврал, или его самого ввели в заблуждение. Но желание совершить что-то подобное нас отнюдь не покидало. Тогда мы искренне жили, следуя девизу: будь реалистом, но стремись к невозможному.
Именно в то время меня очень заинтересовал гипноз. Таинственное, загадочное, почти потустороннее явление, окутанное для нас легендами. Представление о гипнозе у меня в то время было конечно же довольно обывательское, гипнотизеры казались сверхсуществами, чуть ли не магами. Создавалось это представление в основном со слов ребят, вернувшихся после срочной службы из армии, - они считались у нас самыми образованными людьми. Ну как же! Из армии - значит, абсолютно все знают! Опытные и всезнающие, они разъясняли нам, подросткам: "загипнотизировать - значит раздвоить волю". Что это такое, я и сейчас не понимаю, но тогда звучало в высшей степени эффектно.
Примерно в то же время в газетах и журналах начали появляться сенсационные материалы о выдающихся феноменах - Вольфе Мессинге, Розе Кулешовой. Один с легкостью внушал и читал мысли, другая владела "кожным" зрением, определяя пальцами цвет предметов. В Барнауле, городе, в котором я в то время жил, они казались нам людьми из другой галактики. И вот тут судьба свела меня с человеком, без которого, может быть, я никогда бы не стал тем Юрием Горным, каким меня знают теперь.
Звали его Илья Николаевич Цейтлин. Он гастролировал по городам и весям Советского Союза как представитель оригинального жанра. На эстраде Илья Николаевич проводил гипнотические сеансы, одного этого уже было достаточно, чтобы возбудить у меня жгучий интерес к жанру.
Илья Николаевич поражал с первого взгляда абсолютно всем: внешностью, высокой культурой, удивительным разнообразием знаний, которые нам в то время были попросту недоступны. Он лично знал Маяковского, Есенина и даже Троцкого, был знаком с обладателем феноменальной памяти Шерешевским, выдающимся театральным деятелем и режиссером Сулержицким, Мессингом и мог часами о них рассказывать. Разумеется, слушали мы его взахлеб.
Познакомился я с ним довольно своеобразно. Как-то зашел в ресторан при гостинице, где всегда останавливались заезжие знаменитости, и увидел, что он в одиночестве, грустный сидит за столиком. С некоторым трепетом подошел. Разговорились. Оказалось, у него нет денег, чтобы рассчитаться. Илья Николаевич всю свою жизнь к быту относился крайне несерьезно, деньги никогда не считал. Если были - тратил не глядя, а когда кончались - очень удивлялся. А я обрадовался возможности оказать ему услугу. Мы как-то очень быстро сдружились. Не в деньгах, конечно, дело. Так всегда случается, когда встречаются люди, испытывающие интерес друг к другу. Что он разглядел во мне - не знаю, но дружба наша продолжалась долгие годы, вплоть до его кончины.
Илья Николаевич фактически стал моим первым учителем. В мире эстрады он был, мало сказать, известным человеком. И по сей день его помнят и уважают все деятели, имеющие отношение к эстраде.
Но заработок сам по себе Цейтлина никогда не интересовал. Видимо, поэтому никто из известных администраторов того времени, чрезвычайно уважая Цейтлина, не стремился ухватиться за него, хотя Илья Николаевич действительно обладал уникальными способностями гипнотизера.
А я к нему пристал. Сам Илья Николаевич, кстати, никогда не верил в мои данные, не видел во мне ровным счетом никакой одаренности. Для него я долгое время оставался просто физкультур ником. Очень часто, стараясь не обидеть, он мягко пытался отговорить меня от намерений заняться новым для меня делом. Но было уже поздно. Я увлекся всерьез. Тайны человеческого сознания и психики за-хватили меня настолько, что любые попытки уговорить отказаться от этого увлечения, оказывались абсолютно бесполезными.
Цейтлин не очень-то учил меня технике гипноза. Он показал мне разве что основные приемы тестирования наиболее склонных к влиянию гипноза людей. Но дал главное - литературу и обозначил магистральное направление в постижении секретов мастерства. Чтобы добиться чего-либо, внушал мне Илья Николаевич, я должен прежде всего получить фундаментальные знания о предмете, которым намерен заниматься. Изучить основы человековедения: анатомию и физиологию, психологию. С этого началось мое обучение.
Постепенно, приобретая новые знания, я стал оценивать прежние легенды о гипнозе несколько иначе. Теперь меня интересовало не что делают Вольф Мессинг и Роза Кулешова, а как они это делают. Должен признаться, что опыты Розы Кулешовой я всегда считал трюками, которые вполне дозволительно показывать в цирке, но относиться к ним серьезно вряд ли стоит. В ее "кожное" зрение я абсолютно не верил, хотя о ней взахлеб твердили все тогдашние светила советской психологии, даже такие чрезвычайно уважаемые мной специалисты, как академики А. Лурия и А. Леонтьев.
Мессингом тоже восхищались очень многие - от известного культуролога и философа В. Асмуса до нобелевского лауреата Н. Семенова. К мнению авторитетов в этом вопросе я относился с уважением, но, с моей точки зрения, психологические этюды Мессинга свидетельствовали лишь об изощренном мастерстве артиста.
Мне не раз случалось вступать в спор с друзьями, и наши дискуссии, как правило, завершались примерно одинаково: "Мы признаем, что в этом мало разбираемся, а если ты такой умный - проведи лекцию, растолкуй нам что к чему, да заодно покажи, если сумеешь".
По сути, так начались мои первые публичные выступления. Пока что не профессиональные - исключительно на любительском уровне. Например, приходил по просьбе друзей в медицинское училище, рассказывал о гипнозе и самовнушении то, что знал к этому времени, а потом, разумеется, показывал. Признаюсь, меня изрядно смущало, что будущих медиков, физиологов, да, впрочем, и их педагогов, поражали мои выступления. Я-то считал, что студенты должны были все это знать, как "Отче наш". Но в 60-х годах даже преподаватели физиологии не знали элементарных приемов гипноза.
Мои первые публичные выступления, несмотря на все совершенно естественные для новичка-любителя огрехи, зрители принимали восторженно, а мне было лестно вдвойне, потому что выступал я перед профессионалами медиками, пускай даже будущими.
Помнится, в том же медучилище я провел сеанс гипноза с отсроченным внушением, и он удался ничуть не хуже, чем у Мессинга. Через сутки испытуемый сделал то, что я внушил ему в зале, и все вчерашние зрители могли наблюдать на лекции, как он вдруг впал в состояние транса, взял карандаш, подошел к кафедре, щелкнул по носу своего уважаемого преподавателя, после чего положил карандаш на седьмой стол слева и сел на свое место. Через секунду он проснулся, недоумевая, отчего вся аудитория катается от смеха.
Не смеялся только ошеломленный преподаватель. На моем вчерашнем сеансе он не присутствовал и был потрясен случившимся. К счастью для бедного студента, из-за дверей аудитории за этой сценой наблюдали другие преподаватели, которые объяснили коллеге суть происшедшего. Сейчас бы я, конечно, выбрал другое задание. Но тогда, по молодости лет, не мог избежать соблазна продемонстрировать свои возможности: заставить человека сделать что-то из ряда вон выходящее.
Самым эффектным номером у Мессинга было конечно же выполнение мысленных заданий кого-либо из зрителей: найти предмет, спрятанный в зале, проделать какие-то определенные действия. Мне особенно хотелось воспроизвести этот номер.
Конечно, читателя интересует, как это делается. В последующих главах я остановлюсь на этом подробнее, сейчас же объясню вкратце. Наша великая балерина Майя Плисецкая произнесла как-то замечательную фразу: "Телодвижениями можно выразить любую мысль". Разумеется, она говорила об искусстве танца и вовсе не имела в виду Мессинга или меня, но секрет выполнения мысленных заданий объясняется во многом теми же словами. Мессинг, а вслед за ним и я должны были научиться улавливать, а затем расшифровывать неосознанные и совершенно незаметные для самого зрителя движения мышц, которыми он фактически указывал дорогу к спрятанному предмету. Впрочем, информация, которую неосознанно передает человек, не ограничивается кинестетикой. Колоссальную эмоциональную и информационную нагрузку несет взгляд. В работе с индуктором это один из ключевых моментов. И я начал тренироваться при каждом удобном случае. Даже когда мы приходили в гости к девушкам в общежитие, я старался поразить их своим уменьем и удивлял, что мне конечно же было особенно приятно.
Нужно сказать, что выполнять мысленные задания я научился очень быстро и делал их с большим успехом. Зная, со слов присутствовавших на выступлениях, как Мессинг выполняет подобные задания, я решил их усложнить. Вначале мне завязывали глаза и я находил иголку, спрятанную где-то в зале. Затем, не снимая повязку, без физического контакта с индуктором шел в библиотеку, брал с полки загаданную книгу, открывал ее на определенной, тоже задуманной индуктором странице и втыкал иголку в нужное слово и букву.
Узнав, что Вольф Мессинг как раз в эти дни дает представления в Семипалатинске, я, бросив все, отправился туда, поскольку еще ни разу не видел "вживую", как работает признанный мастер. Мне страшно хотелось сравнить его возможности со своими, проверить, проанализировать способности кумира. Но хотя самомнения по молодости у меня было хоть отбавляй, я все же понимал: "Да кто ты такой? Всего лишь провинциальный спортсмен, имеющий за спиной только среднее образование. Куда ты лезешь?!" Жгучее любопытство превозмогало сомнения. Я понимал, что немалую долю в его выступлениях занимает эстрадное искусство. А каковы его действительные способности к сверхвоспри ятию?
Приехал в Семипалатинск. Билетов на Мессинга достать конечно же невозможно - полный аншлаг, все давно продано вперед. Сижу в ресторане той гостиницы, в которой остановился Мессинг, и думаю, как же мне попасть на выступление? Вдруг смотрю: Мессинг в окружении целой свиты сопровождаю щих спускается со второго этажа в холл гостиницы. Кажется, он хотел купить газеты. Бегу за ним, подхожу, взирая на него, как на идола, и заговариваю о возможности попасть на его концерт. Но едва я произнес первые слова, Мессинг, к моему изумлению, вдруг впал в странное состояние: начал трястись, что-то невнятно бормотать. Я опешил. Люди из его окружения тут же принялись оттеснять меня в сторону.
Позже я понял, почему он это делал. Всю свою жизнь Мессинг старательно поддерживал в окружающих впечатление о себе как о некоем загадочном сверхсуществе - такая у него была стилистика. Но тогда я обиделся. И конечно же сказал про себя ему в спину: "Вот же какой дурак!" И в этот момент Мессинг стремительно обернулся, словно уловил мою мысль, весьма для него нелестную. Ничего особенного, любой на моем месте после подобной встречи отреагировал бы точно так же. Как профессионал и прекрасный бытовой психолог, Мессинг блестяще использовал стереотип мышления, заставив ахнуть от восторга случайных свидетелей происшедшего.
Обиженный, выхожу на улицу. Но попасть на представление все же как-то надо. И тут вижу: к гостинице подъезжает автобус, на котором Мессинг и его ассистенты должны ехать на выступление. Немедленно подбегаю к женщине-администратору и принимаюсь импровизировать, буквально "от фонаря":
- Здравствуйте, вам огромный привет от коллег из Барнаульской филармонии. Они рекомендовали подойти к вам, если возникнут трудности с билетами. Не поможете ли?
- Билетов нет, - отвечает она, - но коллеге, конечно, постараемся помочь. Если вы согласны смотреть Мессинга стоя, я...
- Согласен! - кричу я. - Меня это вполне устраивает!
- Хорошо, тогда прихватим вас с собой.
Мессинг конечно же меня заметил, посмотрел довольно хмуро, но ничего не сказал. Доехали. Выступал он в семипалатинском медицинском институте. Администратор проводила его в гримерную, а потом возвращается ко мне и спрашивает:
- А вообще, вы кто такой? Чем занимаетесь в филармонии?
- Я музыкант, - леплю я первое, что приходит в голову. - На трубе играю, - на самом деле я и нот-то тогда не знал, все мои музыкальные способности ограничивались хоровым пением за столом. - А в чем дело?
- Сама не понимаю, - пожимает администратор плечами. - Мессинг вами почему-то заинтересовался и о вас спрашивал.
Она конечно же не знала о происшедшей у нас с ним маленькой стычке.
Началось выступление. Я скромно стоял у стеночки и смотрел. Понимая, что попасть на сцену в качестве испытуемого (чего я больше всего хотел) мне вряд ли удастся, заранее договорился с несколькими зрителями - студентами этого же института, чтобы кто-то из них вышел на сцену и дал задание, которое я заранее разработал. Мессинг, держа испытуемого - индуктора за руку, должен был спуститься с эстрады в зрительный зал, топнуть ногой, показать на люстру, потом взять в одном из зрительских рядов портфель и достать из него книгу. На определенной странице был спрятан заклеенный конверт, в котором лежала открытка с голубем мира Пабло Пикассо. Мессинг, найдя конверт и не вскрывая его, должен был сказать, что там находится.
Помогайте Мессингу, как хотите, просил я студентов, думайте о задании изо всех сил, только вслух ничего не произносите.
Такое задание возникло неслучайно. Оно было трехэтапным. Первый - идеомоторные акты, способность ощущать неосознанный "язык тела", который я достаточно хорошо освоил сам, и даже мог обучить некоторым элементарным приемам любого человека, обладающего хорошей чувствительностью, за неделю. Второй этап должен был продемонстрировать способность Мессинга к логическо му мышлению. Третий, самый последний - тест на телепатию. А поскольку я был совершенно убежден, что телепатии нет, третью часть задания, по моему разумению, выполнить он не мог. Нужно сказать, что следил я за этим номером с замиранием сердца. Если бы Мессинг выполнил все загаданное индуктором, я был готов встать перед мэтром на колени.
Но чуда не произошло. На первом этапе Мессинг показал отличную мышечную чувствительность. Второй этап прошел несколько хуже. Когда Мессинг не знал, что нужно делать, он немедленно начинал трястись и демонстративно нервничать. Зрители обрушивали свой гнев на парня: что ты делаешь, сопляк этакий! Почему Мессингу не помогаешь?!
Третий этап конечно же у Мессинга не получился. И тут не могу не оценить его поступка. Артист вышел из ситуации очень красиво. Он отбросил руку студента и закричал на весь зал, что это задание прекрасно и его нужно немедленно показать в Академии наук. Народ в зале остался в абсолютном убеждении, что указания выполнены полностью, и восхищенно зааплодировал. А я, признаться, с облегчением перевел дух. Подтвердилось, что никакой телепатии в природе не существует и Мессинг - великолепный артист - такими способностями не обладает.
Вскоре выступление закончилось. Я подхожу к ребятам, которых просил помочь, и предлагаю: хотите посмотреть, что я могу? Они отвечают: да. Тогда завяжите мне глаза, возьмите иголку и спрячьте ее в любой книге в библиотеке вашего института. Где находится библиотека, я не знаю, но иголку постараюсь найти. Так они и сделали. С завязанными глазами я отыскал библиотеку, книгу и иголку. Заодно продемонстрировал им, какими резервами обладает наша память.
Спустя некоторое время мы вернулись в зал, где еще оставался Мессинг, окруженный многочисленными поклонниками. Я все же попытался с ним пообщаться. Подхожу ближе. Он меня замечает, раздвигает толпу, делает несколько шагов навстречу и громко, торжественно говорит: "Молодой человек! Я вижу, что вас очень интересует мое искусство. Прошу вас, не нужно этим увлекаться. Это - не ремесло. Это - от Бога! От Бога! У вас все будет в жизни замечательно, вы станете великим музыкантом, продолжайте заниматься своей трубой на здоровье!" И вновь присутствующие были поражены удивительной проницательностью великого мастера телепатии: они же не знали, что про участие в оркестре я наврал.
Тогда я едва удержался от смеха, чтобы не обидеть мэтра. И ребятам-студентам пришлось прятать лица, чтобы не выдать себя. Но сейчас считаю, что Мессинг, в сущности, не слишком ошибся, потому что через какое-то время я действительно начал учиться музыке, правда, игре не на трубе, а на фортепиано. И не для того, чтобы стать великим музыкантом, а для экспериментов, о которых речь пойдет впереди.
История эта имела продолжение. И все в том же Семипалатинске. Я уже официально выступал на эстраде как артист Целиноградской филармонии, когда в город вновь приехал Мессинг. И надо же было кому-то из зрителей сказать ему на первом его выступлении о том, что, мол, у нас есть некто Горный, который тоже проделывает психологические опыты, только посложнее.
Мессинг пришел в ярость, прервал концерт, отменил запланированные в Семипалатинске выступления и уехал. Администрация филармонии тогда на меня тоже сильно разозлилась: как ты смеешь, щенок, пытаться конкурировать с великим Мессингом?!
Этих людей можно понять. Я всего лишь начинающий малоизвестный исполнитель, срыв концертов лишил филармонию изрядных доходов. Компенсировать их я не мог. Но ведь я был ни при чем.
Прошло еще несколько лет, и теперь уже я приехал в Семипалатинск на гастроли как известный маэстро. Выступать мне пришлось в том самом мединституте. Начинаю программу, дело доходит до выполнения мысленных заданий, и - вдруг! - понимаю, что мне предложили мое же задание, которое я когда-то разработал для Мессинга. Оказывается, присутствовавшие тогда на концерте студенты, которые уже стали аспирантами и преподавателями, тоже вспомнили, что на этом задании много лет назад подсекся сам Мессинг, и решили испытать меня.
Начинаю выполнять - все сходится до мелочей. Естественно, свое собственное задание я выполняю полностью. После выступления ко мне подходит заведующий кафедрой невропатологии и спрашивает: "Как вам это удалось? Много лет назад на задании срезался сам Мессинг, а у вас все получилось!"
У меня было большое искушение рассказать все как есть, но сдержался: я стал профессиональным артистом и тоже обязан был заботиться о своем имидже. Таковы законы жанра. Я только посоветовал ему написать письмо со своим вопросом физику А. И. Китайгородскому, который славился строжайшим научным подходом к изучению паранормальных явлений:
- Вот он все разложит по полочкам и объяснит вам, что это...
Примечание записчика. Гипноз и внушение.
Гипноз, по сути, представляет собой введение человека в состояние измененного, суженного сознания. Оно подобно сну, хотя таковым до конца не является, потому что гипнотизируемый продолжает воспринимать информацию, поступающую извне. Но восприятие его искажено. Информация поступает в мозг, минуя фильтры естественной критичности. Испытуемый полностью подчиняется идеям и командам гипнотизера. Нередко говорят, что гипноз открыл в XVIII веке венский доктор Месмер, ставший знаменитостью своего времени благодаря не только созданной им теории "животного магнетизма", с помощью которой он намеревался излечивать все, без исключения, болезни, но и первым публичным и массовым сеансам гипноза.
Это не так. О гипнозе, в том числе и как способе лечения, знали тысячи лет назад. Упоминания о лечебных процедурах, весьма напоминающих гипнотический сон, содержатся еще в древнеегипетских папирусах. Теми же методами издавна пользовались колдуны и шаманы всех континентов - от северной тундры до мыса Горн, Австралии и Южной Африки.
Интересно, что и по сей день само явление гипноза продолжает поражать воображение не только дилетантов, но и профессионалов-нейрофизиологов, хотя в медицине гипноз используется весьма широко. Специалисты знают, например, что мигрень, беспричинную неукротимую рвоту, бессонницу, отсутствие аппетита, невротические параличи, заикания врач-психотерапевт излечивает с помощью гипнотического внушения быстрее и эффективнее, чем лекарствами.
Существуют разные методы введения в гипнотическое состояние. Французский врач Шарко использовал методику сильного воздействия - внезапный грохот за спиной пациента, вспышка пламени перед его глазами или неожиданный толчок. Другие пользуются однообразным, монотонным повторением воздействия - передвижение перед глазами гипнотизируемого блестящего предмета, поглаживание висков или лба, монотонный шум. Инструмент третьих - словесное внушение: "Вы спокойны и расслаблены. Ваши веки наливаются свинцом, ваши ноги теряют чувствительность, вы засыпаете..." Четвертые используют комбинации перечисленных методик или даже усиливают их действие снотворными препаратами.
Эстрадные гипнотизеры используют те же самые приемы, что и медики, хотя и с иной целью. Зрителям забавно смотреть, как доброволец, поднявшийся на сцену и отдавший себя в руки гипнотизера, под его внушением воображает, что оказался на Черном море в разгар курортного сезона, и ведет себя соответствующим образом. Или вдруг начинает ощущать себя великим Бетховеном и вдохновенно, виртуозно и бесконечно талантливо исполняет на рояле "чижика-пыжика" или "собачий вальс" - увы, никакой гипнотизер не способен научить во сне играть "Апассионату".
Отсроченное внушение, "программирование" - одна из форм гипнотического внушения. Во время выполнения заданной гипнотизером наперед команды испытуемый впадает в то же состояние пониженной критичности. Однако неверно думать, что с помощью гипноза можно зомбировать первого встречного, программируя его на что угодно вплоть до убийства или иного преступления. Во-первых, человека практически невозможно загипнотизировать помимо его воли и желания. Во-вторых, даже при наличии таковых поддается гипнозу отнюдь не каждый. Лучший объект для гипноза (как и для внушения) - истероидные типы личности. Именно из них, кстати, получаются самые фанатичные адепты различных сект, за что они и ценятся их основателями, - от печально известной отечественной аферистки Марии Деви Христос до японского монстра Асахары. Наконец, в-третьих, даже в состоянии гипноза практически невозможно заставить человека совершить то, что противоречит его коренным моральным и нравственным устоям. Постулат "не убий", заложенный в сознании всякого нормального человека, попросту непреодолим и его нельзя разрушить извне. Впрочем, подчеркнем здесь особо определение "нормальный человек".
Внушение (суггестия) возможна и без гипноза (истероиды как объект, естественно, и тут прочно держат первое место). Суггестии каждый из нас подвергается ежедневно множество раз - в виде родительской установки, требований руководства по службе, агрессивной атаки средств массовой информации и даже просто дружеского совета, хотя степень их влияния различна. Да и сами мы - такой же постоянный источник внушения для окружающих. Человек - существо общественное, внушение - естественный элемент общения, который можно с равной вероятностью использовать как во зло, так и во благо.
Гипноз во врачебном кабинете и гипноз на эстраде - вещи абсолютно полярные, хотя и принадлежат к одному и тому же классу явлений. Эстрадные сеансы гипноза публика всегда любила. Хотя власти относились к ним в разные времена по-разному - от одобрения до полного запрета, - народ на выступления гипнотизеров валил валом. Кстати, не только в нашей стране.
Все это вкратце. Впрочем, к гипнозу мы будем возвращаться еще очень часто на последующих страницах...
АРТИСТ ТРЕТЬЕЙ КАТЕГОРИИ
До определенного времени я жил нормальной жизнью, был обыкновенным молодым человеком, увлекающимся спортом, и, признаться, никогда не ходил ни на какие концерты. Мысль о том, что я когда-нибудь стану профессиональным артистом, мне и в голову не могла придти. Хотя некоторые роли - не на сцене, а в жизни - исполнять приходилось.
Однажды я сыграл роль Алексея Стаханова - передовика шахтера, установившего со своей бригадой рекорд выработки. За смену он выполнил 18 норм. Это сейчас Стаханов сделался персонажем анекдотов, а во время моей юности имя его гремело по всей стране. Стаханов был действительно огромным, могучим человеком. Нисколько не умаляя его достоинств, мы все же должны знать, что рекорд его в определенной степени срежиссировали. Страна нуждалась в Героях Социалистического Труда, примерах для подражания, зачинателях всяческих движений. Теперь уже известно, что свой рекорд он устанавливал в самом богатом углем участке шахты, к нему в бригаду поставили таких же, как он, мощных сложением шахтеров и обеспечивали всю смену в избытке подсобными рабочими, которые оттаскива ли добытый уголь, крепили штрек и так далее. Партийные органы Донбасса ждали великого трудового свершения, оно и произошло.
Но влияние на молодежь трудового подвига Стаханова было в самом деле огромным. И многие молодые люди, искренне верившие в то, что социализм - действительно самый лучший общественный строй, в душе мечтали совершить нечто подобное.
Студентом во время уборки зерновых я работал на комбайне. Пошел сильный дождь, продолжать уборку было нельзя, и бригадир Николай Васильевич Коваленко предложил мне с моим товарищем Геной Шихалёвым поработать пока на крытом току, где собранного зерна накопилось достаточно. Но дело в том, что на очистительном комбайне должна работать по норме большая бригада, а нас только двое. Я спрашиваю: как же мы сумеем?
- Да как-нибудь, - махнул он рукой. - Сколько сможете, столько сможете. Все равно дождь идет.
Ладно. Пошли на ток. Включили машину и незаметно для себя увлеклись. Нужно было постоянно набрасывать на шнек зерно, а потом, перебегая от участка к участку, выполнять дальнейшие операции, вплоть до последней. Это было дикое напряжение, мы с огромной скоростью метались по току, не останавливаясь ни на секунду. Но нам все удалось. Работали мы только три часа, не знаю, хватило бы сил на большее, но когда машину остановили, оказалось, что за это время мы вдвоем сделали столько, сколько за смену удается целой бригаде. В пересчете на трудодни мы выполнили 26 норм. Зачем? Потому что знали: есть Алексей Стаханов, который выполнил 18 норм, и нам подсознательно очень хотелось его рекорд побить. И мы его побили. Правда, бригадир зачесть нам 26 норм побоялся. Это казалось неправдоподобным. Он представил возможные объяснения с начальством и лишних трудностей не желал. Впрочем, тогда меня это не слишком огорчило. Самое главное: я узнал, на что мы способны. Работать, как Стаханов, и даже лучше. Это важнее!..
В 60-е годы, когда начались, как правило, по просьбе друзей, мои первые любительские выступления в различных небольших аудиториях, я работал в Барнауле председателем добровольного спортивного общества "Водник". У одного моего подопечного спортсмена-гиревика возникли трудности с экзаменами. Он учился в педагогическом институте и никак не мог сдать психологию. Пропустил много лекций, не занимался толком - в общем, обычное дело. Пришел как-то ко мне и попросил помочь. Психологией я тогда занимался очень серьезно, перечитал массу трудов, проверить свои знания перед экзаменатором мне было весьма любопытно.
- А он тебя в лицо знает? - спросил я своего спортсмена.
- Да откуда! На лекциях-то я почти не появлялся...
Короче говоря, я решил пойти сдавать экзамен за него. Вопрос мне попался об органах чувств и их роли в формировании психотипа. Я отвечаю, как изложено в учебниках, все вроде в порядке, но в какой-то момент преподаватель делает мне замечание:
- Только не упрощайте, юноша, человек устроен намного сложнее.
- В каком смысле? - не понимаю я.
- Например, есть такие феномены, как телепатия...
Я спрашиваю:
- А разве это наукой доказано?
Преподаватель начинает слегка заводиться:
- Ну как же! У нас есть настоящий телепат Вольф Мессинг, его опыты хорошо известны специалис там.
Тут и я начинаю горячиться и возражать, отбрасывая всякую маскировку и конспирацию:
- Ну и что же? Мессинг демонстрирует на сцене очевидные идеомоторные акты, и вы-то, как профессионал, в первую очередь обязаны это понимать.
Он раздраженно смотрит на меня и спрашивает:
- Да вы-то сами кто такой, чтобы критиковать Мессинга? Вы что, с ним знакомы?
Тут я разгорячился, не выдержал и невольно раскрылся. Так и так, извините, что обманул вас, но я с Мессингом не только знаком, но и экспериментировал, проверяя его возможности. И рассказал ему про тот случай в Семипалатинске. Преподаватель слушал очень внимательно, а потом говорит:
- А почему бы вам не выступить у нас на кафедре?
- Действительно, почему бы нет. Можно и выступить.
- Какую оценку, - спрашивает преподаватель, - поставить вашему подопечному?
- Какую хотите, - отвечаю. - Кроме двойки, конечно.
Он поставил в зачетную книжку "хорошо", а я выступил в пединституте на кафедре психологии с большим успехом. Пожалуй, это было последним моим любительским выступлением. В своем "Воднике" я был начальником и сам себе хозяином и, признаться, занимаясь постоянно изучением фундаментальных наук, увлекаясь психологическими опытами, сидел день и ночь с книгами, свою основную работу стал потихоньку запускать. Народ видел, что я недорабатываю, хотя вслух пока никто ничего не говорил, побаивались, все-таки я - начальство, назначенное по согласованию с партийными органами. А за безделье в Советском Союзе с руководящих постов никого не выгоняли, если не попадался на откровенном воровстве или не портил отношения с вышестоящим руководством.
Но совесть меня все же грызла, я понимал, что дальше так нельзя, надо исправлять положение или хотя бы создать видимость работы. Приближался День Военно-морского флота. И хотя от Барнаула до ближайшего военно-морского корабля нужно бежать тысячи три километров тайгой, я решил его отметить по-спортивному - организовать в честь праздника всеобщие соревнования.
Взялся за дело серьезно. Вовлек в участие весь поселок, от пионеров до пенсионеров, школы, заводы, цеха и так далее по нисходящей. Организовал шумный фестиваль и спортивный парад. Рядом с "Водником" располагался большой клуб, его директором была совершенно уникальная женщина - Надежда Тихоновна. Во время войны она работала в разведке в глубоком немецком тылу. Как частенько случалось в нашей стране, после окончания войны ее сначала посадили на несколько лет в лагерь за связь с врагом и только потом спохватились, разыскали и реабилитировали, вернув прежние награды и вручив какие-то новые ордена. Обладала Надежда Тихоновна очень трезвым, ироничным умом, мы с ней дружили, несмотря на значительную разницу в годах, и я ее мнение чрезвычайно ценил. На другой день после парада, на котором она конечно же присутствовала, прихожу к ней и спрашиваю о впечатлении.
- Плохо, Юра, - ответила она. - Просто отвратительно! Так парады не проводят.
Я даже опешил. Как так? Почему? Я столько этих парадов провел!
- Мой мальчик, - продолжила она покровительственно, - да я сама парады принимала.
- Где? Когда?
- А во время войны, когда была любовницей немецких генералов.
Она действительно вошла в близкие отношения с высшими чинами рейха. Тут Надежда Тихоновна мне и сказала: "Чего ты всякой ерундой занимаешься? У тебя такие способности, а ты парады организуешь. Давай лучше устроим в клубе твое выступление. По-настоящему! С афишами, анонсами. Ответственность беру на себя".
Афиша - первая в моей жизни - получилась очень красивая, яркая. Объявлялся концерт Юрия Горного под названием "Сила гипноза". Впервые я вышел на сцену официально, как настоящий артист. Я на эстраде, передо мной - целый зал зрителей. Боялся страшно. Пришли, конечно, все мои друзья, но меня все равно здорово трясло.
Как артист конечно же я еще мало что умел и допускал множество "ляпов". Но постепенно волнение проходило, этюды получались довольно неплохо. Гипноз, демонстрация возможностей памяти, поиск спрятанных предметов... И среди прочих еще один номер, который назывался "мнемотехника". Я ходил по залу и просил любого желающего задумать какую-то личность. Кто-то задумывал Валерия Чкалова, кто-то Гагарина, кто-то ударницу труда Валентину Гаганову, и я тут же отвечал, выстреливая, словно из пулемета. Вдруг один мужик из зала, заметно нетрезвый, дает задание, которое заставляет меня сильно напрячься...
Примечание записчика. Конечно же это трюк. Артисту обычно помогает ассистент, который специальным кодом, непонятным и незаметным зрителям, подсказывает исполнителю по буквам фамилию задуманного персонажа. И все же это не совсем трюк, потому что доступен он отнюдь не каждому. Дело в том, что его исполнитель должен наизусть знать не только три-четыре сотни (как минимум) фамилий, имена и отчества известных людей, но и все их заслуги. Понятно, что на такое способен лишь тот, кто обладает колоссальным объемом памяти. Кроме Юрия Горного в СССР и в России подобные номера способны продемонстрировать исполнители, которых легко подсчитать, используя пальцы лишь одной руки. Причем все они на всякий случай обязательно имели в своем арсенале ловкие способы ухода от ответа - ну не боги же они, в конце концов, чтобы знать абсолютно все. И даже если зритель оставался ответом недоволен, у всех остальных складывалось впечатление, что исполнитель выполнил задание абсолютно правильно. Впрочем, последнее замечание к Юрию Горному не относится.
...Ассистент начинает мне транслировать. Чтобы не ошибиться, делаю паузу. Я уже знаю, что задуман ученый, фамилия которого начинается на "Б". Чтобы угадать, кто именно: Бехтерев, Бутлеров, Боткин и так далее, - я должен получить хоть какую-то дополнительную информацию. В какой-то момент народу показалось, что зритель загнал меня в тупик. И зал замер в ожидании. Проанализировав полученную информацию, я понял, что нахожусь на правильном пути. Тогда в полной тишине говорю: "Загадан выдающийся советский ученый, лауреат Государственной премии директор Института ядерной физики Сибирского отделения Академии наук Герш Ицкович Буткер".
Тишина в зале стояла прежняя. Мало кому эта фамилия была знакома, на что, видимо, и рассчитывал зритель. И на всю аудиторию потрясенный мужик вдруг произносит растерянным голосом, но очень громко: "Большого ума человек, так его мать!" До сих пор не знаю, кого он имел в виду: ученого Буткера или меня. Самое смешное, что никто в зале в тот момент не засмеялся. Но от сердца у меня отлегло, я уже решил, что все самое страшное позади. Проходит еще минут пять. Внезапно сидевшая в первом ряду женщина, которая очень внимательно за всем следила, говорит: "Ну, хватит дурачиться, пора и песни петь". Она пришла на концерт, как было указано в афише, значит, должны прозвучать песни, а вместо этого какой-то Горный показывает непонятные трюки.
Вот тут-то зал грохнул от хохота...
С этого дня я стал артистом. Пока что неофициальным. Толкнулся было в барнаульскую филармонию, но дальше порога меня не пустили. Они там не хотели связываться с малоизвестными сопляками, не знающими к тому же закулисных законов эстрады. На мне, полагали они, особо не заработаешь - ни на аншлагах, ни тем более на взятках, которые я платить не умел и не желал.
Однако я уже твердо знал, какой будет дальнейшая жизнь, и мой энтузиазм от этого ничуть не убавился. Не принимаете - и не надо, все равно буду работать. И начал давать "подпольные" концерты.
Несмотря на удаленность от Москвы, город Барнаул вовсе не был глухим захолустьем. Для известнейших администраторов он считался как бы прокатным станом, они привозили к нам на гастроли практически всех тогдашних "звезд" и кумиров. В Барнауле проходили концерты выдающихся музыкантов, певцов, популярных артистов театра и кино - от Николая Крючкова и Бориса Андреева до малоизвестного еще Владимира Высоцкого. Публика у нас была весьма изощренная. И все же мне, только-только начинающему свой путь в искусстве эстрады, удавалось составить достойную конкуренцию гастролерам.
Вместе с моим помощником мы принялись изготавливать афиши и билеты - печатали их дома по технологии, которую сами разработали. Но фактически, по законам того времени, мы стали преступника ми. Частнопредпринимательская деятельность, конечно, не относилась к тяжким преступлениям, однако, следуя букве соответствующей статьи Уголовного кодекса, мы могли по максимуму схлопотать до пяти лет лишения свободы. В такую возможность, впрочем, я не особенно верил. Не может быть, думал я. Как же так? Я ведь не ворую, а работаю. Каждый концерт - огромное напряжение. Уходит масса сил и эмоций. Для меня не было никаких сомнений, что я честно получаю заработанные деньги. Действующий закон, к сожалению, полагал иначе. Постепенно росла моя популярность, проведали обо мне и органы. Милиция начала за нами охотиться. Ловили нас три года. Я работал и прятался. Надежда Тихоновна, прекрасно зная о моих проблемах, прозвала меня тогда Рихардом Зорге.
Конечно, я понимаю, что при очень большом желании поймать меня не слишком трудно. Хлопотно - это верно. Ловить нужно с поличным, непосредственно во время представления, и придется привлечь немало сотрудников, тут же возникнет куча хлопот, неизбежное возмущение зрителей - ради чего все? Чтобы засадить Горного в кутузку? Медали за Горного не получишь, это уж точно, а сил потратишь немерено. В общем, охотились за мной довольно вяло. К тому же прятаться помогало все городское студенчество, сделавшееся моими ярыми поклонниками. Впрочем, поклонниками я обзавелся не только в студенческой среде.
Как-то раз - дело происходило в 1966 году - я готовился к выступлению в одном из НИИ города Бийска. Буквально за несколько часов до начала сообщают: сегодня тебя точно придут брать. Информация пришла с совершенно неожиданной стороны. Один милицейский начальник накануне похвастался своей жене, что "завтра возьмем гипнотизера Горного". А та бывала на моих выступлениях и совсем не понимала, за что меня нужно "брать", поэтому поспешила предупредить меня через знакомых.
Но я уже чувствовал, что дело плохо, дальше так нельзя. Да и вообще пора что-то менять, пора в конце концов выходить из "подполья". Но как это сделать? В Барнауле получить официальный статус не удастся, это совершенно ясно. Значит, надо уезжать. А денег-то нет совсем! Очень рассчитывал я на гонорар в Бийске, но если туда поеду, меня точно посадят. Как быть? Ломаю голову и вдруг гляжу - идут по улице навстречу мне Василий Шукшин с женой Лидой. Они ведь тоже наши, алтайские. Вид у них грустный, как и у меня. Спрашиваю: в чем дело? Оказывается, у них тоже кругом одни неудачи: книги Шукшина хотя и печатают, но ругают, что неправильно изображает жителя советской деревни, очерняет социалистическую действительность. Я им, конечно, посочувствовал, а сам думаю: "Да-а, мне бы ваши проблемы!"
В конце концов махнул рукой: была - не была! Поеду. Только, чтобы меня не арестовали еще до выступления, договорился перенести концерт в другое помещение. На сердце у меня было неспокойно, но сеанс прошел отлично. Милиция так и не появилась, никто обо мне не сообщил. Но из Барнаула мне все же пришлось уехать.
На этом гонения, разумеется, не кончились. Происходили и другие случаи. Когда я переезжал из Барнаула в Казахстан, по дороге в Целиноград, где меня уже ждала комиссия местной филармонии для просмотра и определения официального статуса, мы проезжали через один город, в котором находился крупный научно-исследовательский институт. Люди науки, интеллектуального труда - самая благодарная и любимая мной аудитория. Почему бы, думаю, не выступить здесь? Тем более я по-прежнему нуждался в средствах.
Быстро договариваемся с администрацией НИИ о предоставлении зала, вешаем афиши. Вечером начинается выступление, все идет замечательно, я получаю гонорар и на следующий же день еду дальше. А еще через несколько дней узнаю, что вот тут-то я едва не погорел по-настоящему. В том институте младшим научным сотрудником работала одна девушка, с которой мы когда-то учились в школе. Увидев меня на сцене, она не поленилась взять афишу, билеты и отправиться с раннего утра в Барнаул. Пришла к директору филармонии и возмущенно положила афишу на стол:
- Вчера у нас выступал некто Горный, на афише которого написано, что он демонстрирует опыты Куни, Мессинга и других великих артистов. Да какое право он имеет заявлять подобное! Это же Юрка Яшков, я с ним вместе училась и знаю его как облупленного!
Директор филармонии по фамилии Довгаль, которому я тоже изрядно надоел, потому что в последнее время составлял вполне ощутимую конкуренцию официальным артистам, тут же поднимает телефонную трубку и звонит начальнику ОБХСС:
- Под псевдонимом Горный и под маркой нашей филармонии незаконно работает некто Яшков. Сейчас он находится там-то и там-то. Прошу оградить нас от этого проходимца!
Ему отвечают: да, мы знаем, ловим его...
Видимо, ловить им не очень хотелось, потому что в том НИИ милиция появилась лишь на следующий день, когда я уже отбыл. Кстати, директор филармонии Довгаль, который, как все знали, брал огромные взятки от артистов, очень скоро сам был вынужден удирать из Барнаула в Краснодарский край: ему пригрозили возбуждением уголовного дела по фактам взяточничества...
А я приехал в столицу целинных земель, где в то время была очень мощная, даже по меркам страны, организация Целинконцерт. Возглавлял ее опытный администратор Анатолий Леонтьевич Олейников, художественным руководителем стал талантливый композитор Георгий Дегтяров, которого, как говорили, в свое время мягко выдворили из столицы за строптивость, сопряженную с излишним потреблением спиртного.
Они нас приняли, выслушали. Вежливо, но с определенным недоверием покивали головами и сообщили, что совсем недавно в Целино-град приезжал с гастролями Вольф Мессинг. Будет ли мне под силу конкурировать с извест-ным мастером психологических этюдов? Концерты Мессинга, как всегда, вызвали колоссальный ажиотаж и собирали полные залы. Я поинтересовался, что же именно показывал Мессинг. Они начинают рассказывать, что в программе Мессинга были четыре этюда, такие-то и такие-то. И тогда я, исполненный молодой самонадеянности и нахальства, поворачиваюсь к своему ассистенту и говорю: "Ну понятно, конечно же! Больше ничего Мессинг делать не умеет".
Разумеется, их шокировала моя наглость, но, к счастью для меня, сразу прогонять нас не стали, видимо, решив сделать это после обещанного просмотра.
На просмотр собрался весь художественный совет Целинконцерта. Кроме того, видимо, желая подстраховаться, Олейников пригласил представителей обкома партии и КГБ. Жанр, в котором я работал, долгое время считался как бы пограничным между дозволенным и запрещенным. Очень уж попахивало от него мистикой, абсолютно чуждой советскому человеку. "Народу не нужны нездоровые сенсации, народу нужны здоровые сенсации!" - уверенно возглашал один из персонажей романа братьев Стругацких. Так оно и происходило в нашей стране. "Нездоровые" сенсации тщательно отфильтровывались уполномоченными на то органами, начиная от отделов пропаганды обкомов до КГБ и Главлита. В этом отношении Вольфу Мессингу здорово повезло, он оказался едва ли не единственным официально признанным, а потому и разрешенным представителем спорного и не определенного до конца идеологически жанра. Но своим многолетним творчеством Мессинг создал прецедент, открыл для меня путь, за что я ему очень благодарен.
Я показал программу, рассчитанную на два часа. Думаю, впечатление, которое я произвел на худсовет, мало назвать хорошим. Они были просто счастливы, потому что получили человека, который будет приносить им очень неплохие деньги, не требуя никаких затрат. Ведь ни декораций, ни дорогого реквизита, ни оркестра мне не требовалось. Я мог выступать в сельском клубе или в зале филармонии, или просто в чистом поле - совершенно никакой разницы.
Мне тут же присвоили третью категорию - самую низшую в актерской иерархии. Ну что ж! Владимир Высоцкий, любимый и чтимый всей страной, кроме представителей властных структур, многие годы тоже оставался всего лишь актером третьей категории. Но с этого дня уже не нужно было бегать и прятаться от милиции, я получил официальный статус и мог работать совершенно открыто, под своим актерским псевдонимом, который выбрал для себя буквально с первых выступлений. Первое легальное выступление предстояло провести в деревне Вознесенке Матинского района Целиноградской области. Случайно так совпало или нет, но именно в этой деревне за десять лет до меня свой первый в жизни самодеятельный концерт дал Махмуд Эсамбаев, о чем мы с Махмудом часто потом вспоминали...
(Продолжение следует.)
Читайте в любое время
