ВЕЧЕВАЯ РЕСПУБЛИКА НА ВОЛХОВЕ
Доктор исторических наук В. ДАРКЕВИЧ
С середины XII по середину XV века Новгород — центр вооруженной борьбы с агрессивными выпадами Швеции и Ливонского ордена. В 1240 году новгородский князь Александр в битве на Неве разбил шведов, за что и получил прозвище — Невский. А в следующем году именно в Новгороде формировалось русское войско, одолевшее в знаменитом «Ледовом побоище» на Чудском озере немецких рыцарей.
Воображению поэтов, писателей, публицистов прошлого века Новгород представал воплощением вольности, республиканских свобод. Исследователей привлекали происхождение и особенности вечевого строя, основанного на выборности лиц высшей администрации: от посадника и тысяцкого (они ведали повседневными делами управления и суда, вопросами войны и мира), местного владыки — архиепископа до уличанских старост, которых выбирали жители одной улицы.
Основы демократического строя, который с таким трудом сегодня рождается в России, много веков назад уже существовали и действовали на ее земле. Что же представляла собой наша северная вечевая республика?
Политическая система боярской аристократической республики уникальна для Древней Руси. С XII века власть князя с его дружиной умалялась договорами о правах свободолюбивых новгородцев, скрепленными крестным целованием. Готовые проекты законов и решений предлагал на усмотрение веча Совет господ под председательством архиепископа совместно с городскими властями и так называемыми кончанскими старостами (Новгород состоял из пяти крупных кварталов-концов, делившихся на военные части — сотни). «Вече ведало всю область законодательства, все вопросы внешней политики и внутреннего устройства, а также суд по политическим и другим важнейшим преступлениям, соединенным с наиболее тяжкими наказаниями, лишением жизни или конфискацией имущества и изгнанием... Вече постановляло новые законы, приглашало князя или изгоняло его, выбирало и судило главных городских сановников, разбирало их споры с князем, решало вопрос о войне и мире и т. п.», — читаем у историка В. О. Ключевского.
Нередко на вече, куда собирались «всем городом», сталкивались приверженцы враждующих княжеских, а позднее — боярских партий, и тогда дело решалось кровавым побоищем. Когда междоусобие казалось неизбежным, по обеим сторонам реки собирались два веча. Двигаясь навстречу друг другу, они сходились в драке на большом волховском мосту, если духовенство не успевало разнять противников. И хотя политический строй Новгорода сохранял демократическую форму, его правящими социальными группами стали наиболее экономически мощные кланы бояр и торговых людей, соперничавших друг с другом. Частые смуты в вольном городе — отнюдь не «классовая борьба», а распри сильнейших боярских фамилий, связанные, например, со сменой князя. Причем на стороне каждой партии выступала не только знать, но и «людие» — мелкие торговцы, ремесленники и наемные работники...
История Новгорода с ее бурными политическими перипетиями долгое время изучалась только по письменным источникам — обширным летописным сводам, актовым материалам, житийной литературе, писцовым и лавочным книгам. И хотя ни один из древнерусских городов не сохранил такого числа памятников зодчества и монументальной живописи, как Новгород, до рубежа XIX—XX веков их исследовали только искусствоведы, изъяв из общего исторического течения. Лишь с археологическими раскопками, начатыми в 1932 году под руководством профессора А. В. Арциховского, а с 1970-х годов — академика В. Л. Янина, изучение материальной, экономической, политической истории Новгорода Великого приобрело невиданный размах по сравнению не только с древнерусскими, но и с крупнейшими западноевропейскими центрами Средневековья. Велись и реставрации искаженных позднейшими перестройками памятников зодчества, и даже полное восстановление утраченных, например церкви Спаса на Нередице, Спаса на Ковалеве (1380 года), когда фрагменты настенной живописи возрождали из маленьких кусочков фресок — подвижнический труд реставраторов А. П. и В. Б. Грековых. По сути, заново построена церковь Николы на Липне (1292 года), разрушенная во Вторую мировую войну.
Итак, 67 лет почти беспрерывных раскопок в Новгороде. Его климатические особенности и почва оказались идеальной средой для сохранности предметов быта и построек из дерева — главного поделочного и конструктивного материала древности. Значение этого огромно. Историки теперь могут представить, как выглядели и другие крупные города Руси XI—XIII веков, разрушенные татарским нашествием.
1951 год стал этапным в работе Новгородской экспедиции. «В течение 12 лет был раскопан мощный культурный слой толщиной от 6 до 7,5 м на площади 8840 кв. м... Впервые в число исследуемых комплексов вошли не отдельные постройки, а целостные их ансамбли, не части усадеб, а целые усадьбы и даже кварталы города». (Б. А. Колчин, В. Л. Янин).
В том же, 1951, году была обнаружена первая берестяная грамота. Сегодня их число превышает 900, и некоторые ученые заговорили о возникновении новой науки — «берестологии». Берестяные грамоты дали возможность «услышать» голоса средневековых новгородцев. Предстала иная картина грамотности в древнем Новгороде, да и в других крупных городах Руси, где найдены буквально считанные грамоты. Но теперь понятно, что причина этого — сохранность грамот, а не поголовная неграмотность. Жилые дома, усадьбы обретают реальных хозяев, упомянутые в грамотах имена оказываются известными по летописным и актовым документам — так зримые мосты связывают археологические находки и письменные документы. Среди голосов, пробившихся к нам сквозь толщу веков, звучат деловитость, расчетливость, даже прижимистость. Основная масса грамот XI—XV веков связана с делами о государственных податях, с ростовщичеством, что типично для торгового центра, каким был Новгород. Но среди грамот есть и любовные послания, есть и угроза вызвать на Божий суд — испытание водой...
Кипучая, полнокровная жизнь Новгорода дает материал специалистам разных профилей: историкам, археологам, знатокам ремесел, лингвистам и палеографам. Изучение печатей новгородских посадников — сфрагистика — привело В. Л. Янина к важным историческим выводам о политическом строе древнего Новгорода. Исследование обнаруженных монет помогает нумизматам воссоздавать торговые связи Великого Новгорода. Своеобразным окном в прошлое оказались и надписи-граффити XI—XIV веков, процарапанные на стенах церквей...
Земли обширных новгородских владений были скудны, огромные пространства покрывали лес и болота, процветание Новгорода Великого связано не с сельским хозяйством и даже не с ремеслами. «Торговля внутренняя и внешняя была жизненным нервом города», — отмечал В. О. Ключевский. Раскинувшийся по обоим берегам широкого Волхова у его истока из озера Ильмень город занимал центральное положение на великом пути «из варяг в греки», протянувшемся от Скандинавии до Константинополя. Поблизости начинаются основные водные магистрали Восточной Европы — Волга, Днепр, Западная Двина. Путь по Волхову, Ладожскому озеру и Финскому заливу выводил ладьи новгородских гостей (так называли богатых купцов, ведущих международную торговлю) к Балтийскому морю.
Новгород контролировал бескрайние территории русского Севера, населенные финскими племенами, вплоть до Белого моря: Заволочье, то есть Двинскую землю, лежащую за волоком — большим водоразделом между Волгой и бассейнами Онеги и Северной Двины. Вычегда с ее притоками вплотную подступала к Пермской земле (Прикамью). Самыми отдаленными новгородскими волостями-владениями были Печора и Югра по ту сторону северного Уральского хребта. Уже в XI веке в эти суровые, окруженные легендами места направлялись вооруженные экспедиции: они собирали с подвластных племен дань мехами соболей, чернобурых лисиц и других пушных зверей.
Для захвата новых земель снаряжали отряды удалых «добрых молодцев» — ушкуйников (от «ушкуй» — ладья, лодка). Продвигаясь на финский северо-восток или в район Прикамья, они основывали там поселения, облагали данью покоренные племена, развивали лесные и охотничьи промыслы. Именно широкая северная колонизация принесла избыток дорогостоящих товаров и стала одной из причин экономической и военной мощи вечевой республики. В эпоху татаро-монгольского ига в свободные Новгород и Псков стекались лучшие художественные силы.
Найденные при раскопках детали судов позволили реконструировать их вид: дощатые суда ладейного типа с круглым или острым днищем были построены в скандинавских традициях. Позже ушкуйники стали использовать дощатые плоскодонные суда (высота их бортов составляла 1,2 метра, а длина доходила до 12 метров).
Из Новгорода в другие русские княжества и особенно за рубеж шли пушнина, воск, мед, кожи, в меньшей степени — продукция ремесленников. В обмен получали цветные металлы — не только как сырье для мастеровых людей, но и как средство денежного обращения. В X веке серебро ввозили в виде арабских монет-дирхемов, с XI века — европейских монет-денариев, а в следующий, так называемый безмонетный период — в форме крупных слитков германского происхождения. Новгород получал с юга поделочную древесину, например самшит, соль, в неурожайные годы — хлеб. Из Византии и мусульманских государств Ближнего и Среднего Востока (вероятно, через посредников) приходили предметы роскоши — шелковые ткани, стеклянная и поливная посуда, бусы из стекла и полудрагоценных камней. Из Таврики (Крыма) поступало вино.
Ведя широкие торговые операции, предприимчивые и практичные новгородские купцы объединялись в дружины, славившиеся бесстрашием.
После монгольского нашествия Великий Новгород оказался отрезанным от старых путей на Киев и на Восток через Владимиро-Суздальскую землю. Теперь для его зарубежных связей особенно важными стали северо-западные и западные контакты. Еще в XII веке в Новгороде был основан Готский торговый двор с церковью скандинавского святого Олафа. В конце того же столетия оживляются отношения с Любеком и другими немецкими городами, поставившими в Новгороде собственное подворье с церковью святого Петра. С XIV века вместе с усилением Ганзейского союза развивается и взаимовыгодная торговля Новгорода с Западом. Город на Волхове становится «окном в Европу». Однако в Новгород шли товары и из Золотой Орды.
Жизнь этого богатого города-государства, изолированного от окружающего мира лесными массивами и непроходимыми топями, была далека от спокойствия. Возможно, ни один из городов Древней Руси не знал такой тревожной и насыщенной событиями истории, как Новгород. Ему не приходилось вести изнурительной борьбы с тюркскими кочевниками, но он постоянно отражал нападения то шведов, то рыцарей Тевтонского ордена, то литовцев. А междоусобные войны с другими княжествами! Особенно тягостной была зависимость от Низовой Руси. Суздальские князья, конфликтуя с Новгородом, задерживали возле Торжка обозы с хлебом, и в случае неурожая республике грозил неминуемый голод.
Один из ярких эпизодов битвы суздальцев с новгородцами стал сюжетом более поздних новгородских икон. А повествует он о таком легендарном событии. Когда в 1169 году князь суздальский Андрей Боголюбский осадил Новгород, его архиепископ Иоанн с посадником Якуном вынесли из острога (частокол вокруг города из заостренных кольев) икону «Знамения Богоматери». Суздальцы осыпали укрепления дождем стрел и «застрелиша» икону. Тогда, согласно сказанию, икона повернулась ликом к городу, тьма охватила осаждавших, они ослепли и были перебиты или взяты в плен.
Но и внутренние раздоры не оставляли Новгород. Город потрясала напряженная вражда между княжескими и боярскими группировками, лихорадили еретические движения. И, наконец, бич средневековья — пожары уничтожали целые концы города. В огне сгорали деревянные строения: церкви, дома, амбары, мастерские и боярские терема. 68 только больших пожаров отмечают новгородские летописи с 1045 по 1470 год.
Тем более поражает неиссякаемая художественная мощь древних новгородцев. Мужество и стойкость перед лицом враждебных сил они явили миру в шедеврах архитектуры, монументальной живописи, иконописи, книжной миниатюры и прикладного искусства. «Новгородский художник крепко стоит на земле, и в то же время мысль его взвивается в поднебесье», — писал известный русский историк искусства В. Н. Лазарев.
Если судить по раскопкам, то в IX веке Новгорода еще не существовало. А уже с середины X века ниже по течению реки формируется классический средневековый город с рядовой усадебной планировкой, мощеными дворами и улицами, системами благоустройства.
Традиционное деление Новгорода на две стороны — Софийскую и Торговую — показательно для его социальной структуры. Вначале в детинце (кремле) возвели дубовую церковь Софии «о тринадцати версех» (символ Христа с двенадцатью апостолами). В 1036 году Ярослав Мудрый посадил в Новгороде своего сына Владимира. Летопись свидетельствует: «В лето 6552 (1044) великий князь Ярослав Владимирович...сдела на Софийской стороне каменный город (то есть детинец. — В. Д.).
В лето 6553 (1045) заложил великий князь Владимир Ярославич... церковь каменную святые Софии... и устроиша вельми прекрасну и превелику... И устроив церковь, приведоша иконных писцов из Царяграда».
И поныне София с ее пятью главами (символически — Христос и четыре евангелиста), возвышающимися над красными кремлевскими стенами, воспринимается как центр города. Внешне храм исключительно монолитен и производит впечатление подчеркнутой мощи. Стены из крупных камней с небольшими, как и в последующих новгородских храмах, вкладками кирпича первоначально не были оштукатурены. В новгородском зодчестве господствовала техника каменной кладки из грубо отесанного волховского плитняка с добавлением валунов и частично кирпича на растворе извести с песком, что придавало церквам особую живописность. От древних фресок собора уцелело немногое. Изображение Константина и Елены в приделе св. Владимира дает представление о первоначальном украшении храма в первой половине XII века. Красота легких цветных пятен напоминает лучшие византийские мозаики.
Превратившись в главный храм новгородской республики, София стала ее символом и оплотом независимости: «Где София, тут и Новгород», «Постоять, умереть за святую Софию».
После восстания 1136 года, окончательно поставившего княжескую власть в зависимость от веча, «начальником бояр» во главе Совета господ стал архиепископ. Отныне он хозяин детинца. В его руки переходит и казна Софии. Архиепископ принимает деятельное участие во внешних сношениях Новгорода. Однако сама церковь подпала под контроль веча, новгородцы выбирают и низлагают своих архиепископов. Детинец, укрепленный деревянной стеной, становится центром нового политического строя — новгородской вечевой республики. Архитектурный ансамбль детинца видоизменяется — его северная часть превращается в своеобразный замок владыки. Вокруг раскинулся посад, состоявший из пяти самоуправляющихся концов. Три из них находились на Софийской стороне: Неревский, Загородский, Людин, или Гончарный. А два — на противоположной, Торговой, стороне: Славенский и Плотницкий. В XI веке на Торговой стороне располагались княжеский и гостиные дворы. Основные уличные магистрали сходились радиусом к детинцу. К торгу примыкала площадь под названием «Ярославово дворище». Здесь некогда существовало подворье Ярослава Мудрого, когда он княжил в Новгороде при жизни отца.
На этой площади возвышалась ступень-помост, с которого сановники обращались с речами к собравшимся на вече. Рядом стояла башня с вечевым колоколом, звук которого новгородцы хорошо отличали от звона церковных колоколов.
Трудно было князьям смириться с потерей власти над детинцем и своим храмом — Софией. В начале XII века они пытаются противопоставить ей новые сооружения. В 1113 году князь Мстислав Владимирович заложил напротив Софии новый храм — Николы на Ярославовом дворище. Летопись повествует: «Того же лета образ Николы приплыл из Киева в Великий Новгород, доска круглая... и тое икону устроиша в том превеликом храме, на Ярославле дворище, в церкви». Церковь несколько меньше Софии, но тоже была пятиглавой.
«А мастер трудился Петр», — сказано об одном из самых грандиозных памятников домонгольской архитектуры — Георгиевском соборе Юрьева монастыря (его строительство начато в 1119 году). Простой, величественный и монументальный облик собора производит незабываемое впечатление. Так же, как и собор Антониева монастыря, заложенный в 1117 году, он развивает эффектную трехглавую композицию (символ Троицы). Строитель стремился ко все более грандиозному и вместе с тем простому, почти отказываясь от декоративных мотивов.
И самые царственные и древние храмы Новгорода, служившие ориентирами для судов, и стоящие в полях церквушки, и ожерелье ближних монастырей органично вписываются в новгородские равнинные просторы, прорезанные мелкими речушками и протоками.
В конце XII и в начале XIII века возникает новый тип небольшого одноглавого храма, знаменующего собой переход к типичному новгородскому зодчеству XIV века. Строителями выступают не столько князья (хотя знаменитая церковь Спаса на Нередице возведена по княжескому заказу), но бояре, купцы, местные общины — концы, улицы. Настроение интимности, теплота и уют удовлетворяли вкусам небогатых людей, их любви к домашним и приходским церквам для немногих. В суровых условиях севера маленькие «дома для молитвы» казались особенно привлекательными. Эти четырехстолпные, квадратные в плане, скромные храмы объединяли обитателей концов и улиц не только по религиозным, но и по политическим и торговым интересам. Возле них собирались совместные пиры-братчины.
XIV—XV столетия — золотая пора, эпоха расцвета государства «Господин Великий Новгород». «Культурная жизнь приобрела в нем... такую оседлость и устойчивость, какой Москва достигла лишь к XVI веку», — писал один из историков древнерусского искусства. После разорения Киевской Руси Новгород оказался хранителем многих традиций ее культуры. Это время наивысшей экономической и творческой мощи столицы русского Севера.
Территория детинца, центра политической жизни города, расширяется к югу. Его стены, неоднократно перестроенные, теперь возводят из валунов и крупных известняковых плит (работы ведутся в 1302, 1331—1334, 1400 годы). Одновременно создают вторую линию обороны, защищавшую посад, она получила название «острог» или «земляной город». Сооружение сложной системы фортификаций по периметру Новгорода — грандиозное строительное предприятие — продолжалось с начала XIV до середины XV века. По гребню земляного вала (с деревянными конструкциями внутри) шла стена, причем на Торговой стороне некоторые ее участки были выложены из камня. На участках острога, к которым выходили городские улицы, каменные башни вместе с прилегающими участками укреплений ставили жители улиц своими силами.
Новшеством в ансамбле Новгорода стало строительство большого количества каменных приходских церквей. Разбросанные по жилым кварталам, они придавали силуэту города более плавные очертания. Из «Семисоборной росписи новгородских церквей», документа последних лет новгородской независимости, явствует, что в 70-х годах XV века в городе насчитывалось 82 больших храма, а всего 163 престола.
О классическом периоде новгородского зодчества XIV века можно судить по двум памятникам — церквам Федора Стратилата и Спаса на Ильине улице с трехлопастным завершением фасадов, придающим им некую пирамидальность. Храмы одноглавые. Церкви просты по формам, но в их декоре появляются североевропейские и романско-готические мотивы — свидетельство оживленного общения Новгорода с Западом. Это и обрамляющие окна и ниши валики на апсидах, и барабаны, украшенные поясками из полуциркульных нишек и треугольных впадинок, и то, что оконные проемы и северный портал Федора Стратилата имеют стрельчатые завершения, а у Спаса на Ильине — перспективный портал из постепенно уменьшающихся дуг. Убранство дополняют плоскорельефные кресты причудливых форм.
В середине XIV века начинается эпоха монументальной живописи Новгорода, определяемая влиянием греческих мастеров эпохи так называемого Палеологовского Ренессанса. Падение Константинополя в 1453 году стало причиной эмиграции греческих художников — об этом рассказывают и летописи. Возможно, фрески церкви Федора Стратилата (вторая половина XIV века) или Успения в Болотове (1363 год), поражающие одухотворенностью образов, стремительностью движения, были созданы не без участия пришлых мастеров.
Иконописец, миниатюрист и виртуоз монументальной росписи Феофан Грек (около 1340 — после 1405 года) и среди своих талантливых современников выделялся яркой индивидуальностью. В глазах Епифания Премудрого, выдающегося мыслителя и писателя конца XIV — начала XV века, Феофан — не только «отменный живописец», «дивный и знаменитый муж», но и «преславный мудрец, философ зело искусный». «Никто не видел, чтобы он когда-либо смотрел на образцы... Он же, кажется, руками пишет изображение, а сам на ногах, в движении, беседует с приходящими, а умом обдумывает высокое и мудрое, острыми же очами разумными разумную видит доброту».
Возвышенность и глубокий драматизм характерны для художественного мышления Феофана, обогатившего русскую культуру лучшими достижениями Византии. «Живопись Феофана, — отмечает глубокий знаток средневековой эстетики В. В. Бычков, — это философская концепция в красках, притом концепция достаточно суровая, далекая от обыденного оптимизма. Суть ее составляет идея глобальной греховности человека перед Богом».
Монументальная живопись в ее лучших образцах, ориентированная на великое и ужасное, резко контрастировала с «неземной грацией» новгородской иконописи XIV—XV веков, с ее певучей красотой линий и «звонкостью» цвета. Ясность композиций, дивное сияние полнозвучных красок, введение бытовых черточек восходят к народному искусству. Киноварный цвет определяет радостный, мажорный характер палитры. Народным чаяниям отвечал и выбор святых. Пророк Илья — громовержец, дарующий земледельцу дождь. Рыцарственный Георгий-победоносец, несущийся на белом коне, помогал воинам на поле брани и одновременно считался стражем деревенских стад. Флор и Лавр — святые коневоды, охранители лошадей землепашца. Никола — покровитель всех путешествующих и страждущих, защитник от пожаров. А торговый люд почитал Параскеву Пятницу.
Новгородская иконопись «одинакова чужда как суровой византийской созерцательности, так и преувеличенной экспрессивности готики... Ее просветленные лики, ласковые и поэтичные, ее эпическое настроение, спокойное и сосредоточенное — все это вызывает у зрителя ощущение какой-то внутренней легкости.., когда все противоборствующие страсти приведены в согласие и когда возникает совсем особое чувство гармонии» (В. Н. Лазарев).
Уже тогда Новгород был крупнейшим центром книжности: узорные инициалы и заставки рукописных книг нигде не отличались таким своеобразием. Со второй половины XIII до начала XV века в книжной орнаментике господствует стиль, который называется тератологическим, то есть «чудовищным»: переплетающиеся ленты сливаются с растениями и живыми существами, образуя фантастические комбинации.
За полвека до присоединения Новгорода к Московскому государству архиепископ Евфимий предпринял парадную обстройку Владычного двора в детинце. Согласно летописи, в 1433 году он поставил «полату в дворе у себе, а дверий у ней 30: а мастера делале немечкыи, из Заморья, с новгородскыми мастеры». Это так называемая Грановитая палата, где главный большой зал перекрыт сводами на нервюрах, опирающимися на центральный столб (нервюра — выступающее ребро свода, основа его конструкции; каркас нервюры воспринимает и передает нагрузку свода на его опоры). В палате происходили торжественные приемы, здесь же заседал боярский Совет господ. Рядом возвышается «Часозвоня» Евфимия — восьмигранный столп, расширяющийся книзу, с пролетами вверху, выстроенный в качестве дозорной башни («сторожни») Владычного двора и служивший позднее для отбивания времени. На Торговой стороне по повелению Евфимия на старых фундаментах церкви Иоанна Предтечи на Опоках в 1453 году возводится новое здание, явно подражавшее прежнему храму. Церковь принадлежала богатым купцам-вощаникам — торговцам воском. Здесь разбирались все тяжбы по торговым делам, хранились контрольные эталоны мер.
Но могущественная община Великого Новгорода уже клонилась к упадку. Москва усиливала давление на вольный город, добиваясь подчинения великокняжеской власти. Иван III потребовал полной его покорности. В 1471 году в битве на реке Шелонь новгородские рати были наголову разбиты москвичами, а в 1478 году Новгород и все его земли вошли в состав русского централизованного государства. Из покоренного города в центральные области России было выслано около семи тысяч «вольных мужей» из числа крупного боярства, духовенства и купечества, а на их место переселены из Московской земли «лучшие люди гости и дети боярские». Наиболее важные документы из архива Новгорода и его вечевой колокол — символ независимости увезли в Москву. Новгородская республика пала.
Но еще долго после своего падения Великий Новгород — этот центр религиозной мысли и книжной культуры — не уступал Москве. Вплоть до страшного разгрома опричниками Ивана Грозного в 1570 году сказывалось его могущественное культурное и художественное влияние. До второй половины XVI века Москва выписывала новгородских иконописцев. Господин Великий Новгород, хотя и завоеванный в неравной борьбе, продолжал обогащать своим неувядаемым искусством Москву и московский двор...
Некоторые улички на окраине Новгорода, местами не вышедшего за пределы средневековых валов, с одноэтажными домиками и словно вросшими в землю церквами как будто переносят нас в атмосферу старого города. В серенький мартовский день, если стать на стене недалеко от Софийской звонницы, впереди голубеют бесчисленные купола храмов на Торговой стороне, справа вдали — зыбкие очертания Юрьева монастыря, слева вниз по Волхову — Антониева. Сзади тусклым золотом отсвечивает купол Софии, кажущейся вытесанной из огромного ледяного монолита. На горизонте голубеет Ильмень с Перуновой рощей на взгорье. Как нигде, в этом городе, бурная история которого канула в глубину веков, можно представить ее былинный размах, воплощенный в творческом гении народа.
Читайте в любое время
