НАЙТИ И ПОНЯТЬ
Виталий СУНДАКОВ.
Кто из нас в детстве не мечтал стать отважным путешественником, чтобы однажды, ступив на неизведанные земли, рассказать затем соотечественникам об открытых таинственных племенах, живущих в непроходимых джунглях, и своих удивительных, полных романтики и риска приключениях. Родись много раньше, фантазировал я десятилетним мальчишкой, непременно стал бы одним из членов экспедиции отважной команды Кука или Гонзальво, Лаперуза или Колумба, Магеллана или Беринга. С фонариком, заменявшим мне машину времени, отгородившись с головой от домочадцев одеялом и стараясь не шуршать потрепанными страницами любимых книг, я вместе с героями Жюля Верна и Фенимора Купера, Джека Лондона и Стивенсона мчался по прериям, продирался сквозь джунгли, преодолевал знойные пустыни и обжигающие стужей бескрайние просторы севера.
Гораздо позже учащение пульса, например, при перелистывании страниц зарубежных географических журналов или при просмотре кадров экспедиций легендарного Жака Ива Кусто убедило меня в преданности мечте стать профессиональным путешественником и исследователем. Ветер странствий вдохнул в меня решимость расписать свою жизнь на главы научно-приключенческого романа и газетные строчки в рубрике "приключения и путешествия"...
С тех пор прошло много лет. Мне пришлось освоить немало профессий, прежде чем я объездил сначала свою страну, участвовал в подводных экспедициях по поиску боевых кораблей, погибших в годы войны, побывал на Камчатке и Дальнем Востоке, провел немало дней в матросском кубрике, казахской юрте, чукотской яранге. Но всякий раз, отправляясь за очередным ответом в путешествие во времени, я возвращался из экспедиции с ворохом новых вопросов, и стыд невежества усаживал меня за старинные фолианты и современные тексты научных исследований по истории, теософии, этнографии...
Самое интересное - новые знакомства, самое дорогое - старые друзья. Все люди, которых я встречал, - удивительные уже в своем различии, живущие по разным законам, носящие разные одежды и не нуждающиеся в них вовсе, с разным разрезом глаз и цветом кожи, - становились моими учителями.
Восточные маршруты и северные экспедиции, поездки в Западную Европу и Северную Америку разрушили привычные ощущения пространства, убедив в его безграничности. В то же время я понял, сколь стремительно рушатся самобытные культуры под натиском современности.
Попытка понять отшлифованные временем и испытанные суровой средой уникальные технологии и приемы врачевания, ремесла, организации промысла и быта стала главной целью моих экспедиций. Но где все это можно обнаружить в девственном состоянии? Лишь там, куда не проникло разрушительное влияние нашей цивилизации. Там, где суровые климато-географи ческие условия заставляют людей жить в гармонии с природой. Одним из таких мест остается Амазония, где в глубине джунглей, в естественной изоляции живут племена индейцев яномами. Вместе со мной приняли участие в этой поездке (1993 г.) оператор Игорь Михалев и путешественник из италии Яцек Палкевич.
СТРАНА ЭЛЬДОРАДО
Жизнь индейцев яномами протекает среди непроходимой тропической сельвы Южной Америки, простирающейся по обе стороны экватора. В XV веке, ко времени появления в Америке европейцев, в сельве Амазонии, по наиболее вероятным оценкам, жили два-три миллиона индейцев. Большинство из них говорили на языках трех крупных языковых семей - аравакской, карибской и тупи. Но немало было и племен, принадлежавших к более мелким языковым семьям.
Одна из них - семья яномами, объединяющая группу племен, родственных по происхожде нию, культуре и языку. Племена живут на юге Венесуэлы и севере Бразилии, в основном в области, ограниченной на западе и юго-западе рекой Риу-Негру, на востоке - рекой Риу-Бранку, на севере - рекой Урарикуэра и горным хребтом Парима: это район густых тропических джунглей, гор, бесчисленных рек и ручьев.
Испанские и португальские завоеватели - конквистадоры издавна стремились в эти места. Согласно одному из преданий, именно здесь находилась легендарная золотая страна Эльдорадо, на поиски которой алчность и жажда быстрой наживы гнали полчища авантюристов. Но, поскольку европейцы могли передвигаться главным образом лишь по большой воде, им никак не удавалось проникнуть в глубины девственных лесов, где жили племена яномами.
Так, благодаря непроходимой сельве и удаленности района их обитания от основных путей европейской колонизации Южной Америки, яномами не постигла трагическая участь других индейских племен, безжалостно уничтоженных в ходе колонизации.
До 50-х годов XX века сведения об этих индейцах были настолько отрывочны, что даже понятия "группа племен яномами" еще не существовало в научной литературе. Вот, например, как начинается статья крупнейшего этнографа Альфреда Метро, опубликованная им в 1948 году, в сводной работе об индейцах тропических лесов Южной Америки: "В верховьях реки Ориноко и по берегам Урарикуэры простираются обширные неисследованные районы, по которым бродят многие группы лесных кочевников. Их малоизвестные общины окружены тайной и легендами..." Более чем отрывочные сведения автора об индейцах разных племен изобилуют такими оговорками, как "говорят, что...", "может быть...", "вполне возможно...".
В 1965 году вспыхнула волна интереса к яномами. Завесу тайны над их жизнью, как это часто случается, приоткрыл сенсационный для мира, грустный случай...
В 1937 году на северо-западе Бразилии жила-была со своими родителями и двумя младшими братьями одиннадцатилетняя девочка Елена. Отец ее - испанец, а мать - бразильянка. В тот год семья решила перебраться в другое место, расположенное на берегу реки Димити. Отец выдолбил из ствола дерева большую лодку. Погрузив в нее немудреный скарб, семья отправилась в обещавшее быть коротким и легким путешествие. Утром следующего дня они находились у цели. Отец первым сошел на берег, и тут в его руку вонзилась индейская стрела. Выдернув ее, он запрыгнул назад в каноэ и выбросил в реку все вещи. Облегченная лодка стремительно понеслась по течению. Родители гребли изо всех сил, и когда всем уже казалось, что опасность позади, над головой несчастных вновь засвистели стрелы. "Ложитесь на дно", - приказал отец. Елена пригнулась, и в тот же миг стрела вонзилась ей в бедро. Мать вырвала стрелу, пальцами выковыряла осколок, застрявший в теле. Отец греб как одержимый. Мать бросила взгляд на берег и обреченно произнесла: "индейцы". На прибрежных скалах сидели голые люди с луками и стрелами. У некоторых из них грудь и бритая голова были окрашены в красный или черный цвет. Мать, плача, стала выкрикивать на туканском наречии слова мольбы о пощаде, кричал и жестикулировал отец, пытаясь убедить индейцев не убивать их, но стрелы летели тучей. Восемь из них попало в отца девочки, но он сумел все их выдернуть. Лодка опрокинулась, голова у Елены кружилась, но, поддерживаемая матерью, она из последних сил старалась плыть к противоположному берегу. На земле силы оставили ее. Раненый отец, подхватив теряющую сознание Елену на руки, устремился в лес.
Очнувшись глубокой ночью на земле, девочка услышала непонятную и от этого страшную песню. Открыв отяжелевшие веки, она увидела сидящих вокруг костра голых индейцев. Макушки у мужчин были выбриты. Нижние челюсти у некоторых из них выдавались далеко вперед. Увидев, что "добыча" пришла в себя, несколько мужчин взяли свои громадные, длиной в два роста девочки стрелы и угрожающе воткнули их в землю рядом с пленницей. Страшно напуганная Елена разрыдалась в голос, и тогда появившаяся из темноты старуха выразительно показала ей на стрелы...
Так началась потрясающая история Елены Валеро, двадцать лет прожившей на правах пленницы-чужеземки в племенах яномами. Несколько раз она становилась одной из жен того или другого воина, к кому она переходила в качестве боевого трофея, рожала от них детей, но не оставляла надежды на побег. Этой хрупкой мужественной женщине удалось не только приспособиться к жизни у индейцев и выжить в джунглях Амазонии, но и вернуться со своими детьми в потерянный ею в детстве мир "бледнолицых".
Состоявшееся возвращение в цивилизованное общество не принесло ей утешения и счастья. Но это уже другая, не менее грустная история.
Подробно, насколько позволяла память, и немногословно, как сумела, рассказала Елена Валеро о ее похищении, жизни у индейцев, их верованиях, отношениях и войнах друг с другом и, конечно же, о своем непростом побеге.
Ее рассказ записал итальянский путешественник и исследователь Амазонии Этторе Биокка. В Италии книгу издали в 1965 году. У нас в стране она вышла в 1972 году тиражом 90 тысяч экземпляров. Очевидно, в результате погрешностей перевода книга получила название "Яноама".
С этой тоненькой книги, зачитанной мною впоследствии "до дыр", и началось первое, заочное знакомство с неизвестным племенем.
"Неужели это реальность, - думал я, - и XX век от века каменного отделяет не время, а лишь расстояние?!" Ксерокопии коротких и скупых на информацию статей о яномами из Венесуэлы, Колумбии и Бразилии, различные справочники и карты не оставляли на моем письменном столе места даже под кофейную чашку. Короткий словарь из 30 слов, "высосанный" из всех строчек книги и выученный наизусть уже в момент его составления, положил начало новой папке с названием "Яномами".
Елена Валеро оказалась маленькой, сухощавой женщиной, едва достающей ростом мне до груди. Стоявшая на пороге своей крытой камышом хижины, семидесятилетняя женщина казалась живым воплощением истории. Мне почти не о чем ее спрашивать, тем более, что она плохо видит и слышит да и на ногах держится с помощью снохи или младшего сына, с которыми здесь живет.
Последний раз Елена Валеро видела представителей "цивилизации" семь лет назад и пребывает между границами прошлого и настоящего. Потеряв оба мира, уйдя из одного и не сумев приспособиться к другому, она слушает крики зверей, доносящиеся из сельвы в ста метрах от ее дома, и шум моторных лодок.
Оставив немного денег и лекарств, покупаем у ее сына гроздь бананов и запускаем двигатель катера. Мы отправляемся в ее прошлое, о котором она сегодня не жалеет.
Проводник отказался идти с нами дальше. Основной аргумент прост и понятен: стрелы яномами с ядом кураре, вылетающие неожиданно и попадающие в цель очень точно, отрицательно действуют на его нервную систему.
* * *
Очередные сутки мы буквально прорубаемся через сельву, не нами метко прозванную "зеленый ад". Все это время нас едят. Не то чтобы больно и большими кусками, а так, "в легкую". Ладно бы нападали ядовитые змеи, пиранья или какие другие хищники. Словом, враг, так враг, чтоб и вид достойный и размер осязаемый, как, например, у той, вчерашней анаконды, очевидно, и не подозревавшей, что по ее протоке может передвигаться кто-то, кого она не в состоянии с ее подростковой трехметровой фигурой задавить и проглотить. А то ведь грызут отчаянно те, кого и не видно: мошка, комары, осы, муравьи и прочая многомиллионная братия.
Последний час продвигаемся в глубь сельвы по тонкой петляющей тропе. О том, что ею пользуются люди, свидетельствует целый ряд признаков, главный из которых: связанные между собой лианами тонкие жердочки, переброшенные через многочисленные ручьи и протоки. Но рассчитаны мосточки явно не на наш вес, и поэтому, игнорируя их, мы, как бегемоты, всякий раз преодолевая очередной "водный рубеж", погружаемся в красно-коричневую жижу. Вскоре силы оставляют нас и, расчистив небольшую площадку, натягиваем тент, гамаки, противомоскитные пологи и разжигаем костер. Едва успеваем закончить, и потерявший терпение тропический ливень, обрывая листву и ветки, обрушивается на джунгли.
Тело наливается свинцовой тяжестью. Спать. Но кто-то осторожно трогает меня за локоть. Это наш переводчик индеец Антонио. Знак "внимание!" , и его рука показывает на тропу, уходящую в темно-зеленую черноту сельвы. Игорь и Яцек уже тоже на ногах и напряженно прислушиваются. Напряжение Антонио передается всем.
Озираясь и стараясь не шуметь, говоря на языке военной терминологии, - "рассредо тачиваемся".
Будущий друг или опасность поджидают тебя у того брода? Звук спущенной тетивы бросит тебя лицом вниз на сырой и узловатый паркет джунглей или протянутая ладонь - "темный низ, белый верх" - ослабит шнуры жил и узлы мышц?
Не торопись. Десяток шагов, и ты это узнаешь. Вхожу в протоку, встаю на корягу... Хрустнула ветка...
Прямо передо мною, как из-под земли вырос голый раскрашенный индеец с громадным луком. Наконечник стрелы направлен мне в грудь...
Рядом с ним еще трое индейцев. Явно стараясь напугать нас, они водят луками и что-то гортанно кричат.
Антонио вступает с ними в оживленные переговоры, и воины, спустя несколько минут, опускают оружие...
Один из них идет впереди, двое - сзади. Антонио на ходу объясняет, как нам повезло, что мы обнаружили яномами первыми и не предприняли действий, которые могли бы быть истолкованы ими как агрессивные. Мы увидели их и не напали. Это свидетельствовало о наших миролюбивых намерениях и спасло жизнь. Спасло или продлило? Вскоре все прояснится. Воины называли себя какошиватери и вели нас к своим жилищам. (Здесь и в последующем я привожу все слова в "нашей транскрипции" так, как произносят их представители этноса.)
ТАМ, ГДЕ ОСТАНОВИЛОСЬ ВРЕМЯ
Вождь племени ("тушауа") в тонкой "набедренной лиане", прижимающей его половой орган к телу, внимательно выслушал воина, степенно подошел к нам и остановился в двух шагах. Два воина выросли позади нас, остальные встали по бокам и за спиной вождя. Сбросив с плеч лямки и на всякий случай поставив транспортировочный мешок в отдалении от себя, я выпрямился и заглянул в темные глаза тушауа, стараясь не "выключать" периферийное зрение. Индеец поворотом головы перевел взгляд с мешка на длинные ножны моего мачете. Коротким движением сдвигаю мачете за спину. Вождь пристально посмотрел в глаза Яцеку и что-то сказал воинам. Палкевич развел в стороны пустые ладони в грязных мокрых перчатках и произнес максимально приветливо набор каких-то слов, которые, думаю, он спустя минуту не смог бы воспроизвести и под пыткой.
Несколько секунд, решающих исход экспедиции, и ... скуластое лицо тушауа, обнажив черную массу табака за нижней губой, украсила широкая улыбка. Эта улыбка, мягко говоря, не была похожа на улыбку Моны Лизы, но показалась мне в тот момент самой красивой из всех, когда-либо виденных в жизни. Спустя мгновение вождь уже бил кулаками в грудь себя и нас. Мы старательно барабанили в его грудь, а вскоре, подражая индейцам, перешли к обниманиям и поглаживаниям плеч.
Радость тушауа была искренней и продолжительной. Действительно, мы оказались первыми чужеземцами ("напе"), увиденными людьми племени какошиватери.
Позже выяснилось, что вождь одновременно и колдун, исполняющий и совмещающий таким образом функции власти и религии. Тушауа в порыве чувств станцевал со мной своеобразный танец, и это стало сюжетом первого фотоснимка.
"Что ты чувствовал? Что хотел? О чем думал в первые часы после встречи с индейцами?" - спрашивают меня сегодня друзья и журналисты.
- Стащить с себя грязную тяжелую амуницию, помыться, высушить одежду, обувь и снаряжение, обработать раны, поесть горячего, натянуть под крышей тапири (временного жилища индейцев) гамак и уснуть. Уснуть, впервые передоверив свою безопасность настоящим хозяевам джунглей, встреча с которыми все-таки состоялась. И пусть перечень этих желаний звучит прозаично, но это голая, как наши гостеприимные хозяева, правда.
...Все, что мои новые друзья видели впервые в своей жизни, вызывало в них вполне объяснимый живейший интерес. Им хотелось не только потрогать, но и понять назначение каждой вещи. Они щупали одежду, бесконечно расстегивали и застегивали пуговицы, молнии, пряжку портупеи и кнопки, осторожно залазили в мои карманы и, извлекая оттуда что-либо, вопросительно смотрели мне в глаза. Все, что было на мне, при мне, и даже я сам: особенности и отличия языка, движения, телосложение, привычки, вкусы, поступки - коллективно обсуждалось в племени.
Особый интерес индейцы проявили к моей бороде и... к наручным часам. Нужно признаться, что механические часы "Амфибия" чистопольского завода были на мне не случайно. Я давно отдаю им предпочтение, так как в отличие от других хронометров эти часы от экспедиции к экспедиции оплачивают все счета, выставляемые им дождем и ветром, перепадами температур и давления.
Уместно рассказать один случай, связанный с часами и произошедший накануне экспедиции, в неофициальной столице Амазонии, маленьком городке Пуэрто-Аякуче. Был теплый вечер, и мы сидели в уютном ресторанчике аэропорта, куда зашли отведать национальную кухню, а заодно и отблагодарить ужином местного чиновника. Он организовал нам встречу с влиятельной персоной, от которой зависело очередное разрешение властей на законное передвижение в глубь национального заповедника. Закуска оказалась на редкость вкусной - местная рыба под муравьиным соусом.
- Нравится? - интересуется чиновник, наблюдая, как я вживаюсь в роль муравьеда.
- Очень.
- Вкуснее, чем в России?
- Конечно, - отвечаю я. - Конечно, нет!
- О, да вы патриот? Я вижу на вас и часы советские, кстати, можно посмотреть?
Повертев "Амфибию" в руках, латиноамериканец одаривающим жестом снимает с запястья свои "Сейко" на дорогом позолоченном браслете и хитро прищуривается - махнемся?
- Только во имя дружбы народов... - отвечаю я, но, отведя в сторону его руку, протягивающую мне часы, заканчиваю начатое предложение - и только после нашего возвращения из сельвы. Я не хочу, чтобы после первого же порога на реке на моей руке красовался блестящий кусочек металла...
Но вернемся в джунгли. В очередной раз, ощутив сполна всю бесплодность попыток объяснить индейцам, что же это такое, а главное, зачем они нужны, я просто отдал часы им в руки и стал наблюдать. Индейцы садились на корточки и подолгу зачарованно наблюдали за движением секундной стрелки. Я предложил им приложить часы к уху, и с тех пор очередной желающий подержать их просил дать ему "тих-тих". Однажды я ушел с охотниками в сельву на двое суток. Когда мы вернулись, ко мне подошли два молодых воина Каракуа и Пэнау. Их лица выражали скорбь. Они взяли меня под локти, молча подведя к месту, где я жил, и также молча отошли. На одной из жердей висели привязанные тонкой лианой часы, оставленные мной перед уходом на запястье Пэнау. Я обернулся к индейцам, но они отвели глаза, а некоторые даже повернулись ко мне спиной. Достаточно было посмотреть на циферблат, чтобы все понять. Механические часы, исчерпав завод, остановились. Индейцы, вероятно, предвидя мое горе по поводу безвременной кончины "тих-тих", благородно оставили меня наедине с "покойным". Каково же было их ликование, когда спустя минуту я сумел оживить его.
Чередовались дни и ночи. Я изучал язык племени, их обычаи, оружие, приемы изготовления нехитрой утвари. А они не упускали момента, чтобы "вытянуть что-то" из меня.
В конце каждого дня, когда все племя возвращалось на стоянку и оба лаза в шабоно (коллективное жилище индейцев) на ночь плотно заделывались изнутри, добрая треть племени собиралась у моего костра. Индейцы пели для меня свои песни, которые я записывал на диктофон. Когда все расходились спать, я ложился в гамак и при свете костра, под заунывное пение колдуна, делал короткие записи в дневнике. Если я пытался сделать запись днем, меня окружали желающие порисовать ручкой на бумаге. И то и другое они увидели впервые, и их каракули вызывали восторг соплеменников. Чтобы затем иметь возможность подумать над содержанием рисунков, я подписывал их именами авторов. Индейцы вскоре обнаружили, что я без труда нахожу рисунок каждого из них, посмотрев на подпись. Рассматривая изображение своих имен, некоторые пытались их воспроизвести. Как только яномами поняли, что за каждым словом стоит понятие, началась новая волна расспросов, а любой ответ снежным комом обрастал десятком еще более сложных.
- А что обозначает это? - спросил меня, например, делающий успехи в рисовании Якрокуве, ткнув пальцем в надпись "BRM" на моем снаряжении. Проще было бы соврать, но я опрометчиво пустился во все тяжкие и начал объяснять, что это название фирмы, которая доставляет разную вкусную еду очень многим людям в моей стране и благодаря которой я, кстати, смог осуществить эту экспедицию...
- А как эта "BRM" (она женщина?!) всех кормит? Откуда она узнала о нас и почему прислала тебя?
Хотите сойти с ума? Тогда для начала попробуйте объяснить индейцу, "безвыездно" живущему в тропических джунглях, что такое лед или троллейбус, за что ест свой обед политик или что такое ваучер? Не пробуйте, это я вам как специалист по выживанию советую...
Учиться драться без оружия, играть в новые игры и рисовать "детям Луны" нравилось больше всего. Солнце опускалось в джунгли. Я сидел рядом со взрослым воином по имени Каракуа. В руках индейца - нож (небольшая палочка, продолжающаяся прочно привязанной костью, частью обезьяньего ребра). С помощью ножа воин затачивал острие "рафакка" - большого обоюдоострого наконечника для стрелы. Закончив работу, он ловко перебросил наконечник в правую руку и вдруг резким движением имитировал удар мне в грудь. Прежде чем я успел оценить его шутку, мои руки автоматически выполнили привычное движение. Наконечник Каракуа отлетел в сторону, а его хозяин, ткнувшись затылком мне в колено, замер в неестественной позе. Его возглас от удивления и боли в запястье привлек внимание других воинов, и вскоре я был окружен плотным кольцом мужчин, желающих еще и еще раз увидеть этот, а затем и другие несложные приемы рукопашного боя.
Менялись виды оружия. В ход пошли и стрелы ("черекаве"), используемые в качестве копий, и увесистая дубинка. Затем стали меняться и партнеры по поединку. На смену падающим под общие крики и пронзительный хохот соплеменников вставали более сильные воины. Кульминацией стало действо, причиной которому послужило мое предложение нападать одновременно всем желающим. Дорого бы я отдал, чтобы посмотреть на это со стороны. Крики растревоженных попугаев, лай растерянных собак, визг детей, возбужденные возгласы взрослых зрителей и участников спонтанного представления, казалось, не только разгонят всех обитателей джунглей на версту от шабоно, но и отпугнут самого духа ночи - черного Титири. Но этого не случилось, сумерки стремительно сгущались, и вскоре лишь слабые отблески от костров выхватывали из мрака экзотические сценки из нашего веселого и буйного спектакля. Энергично, но максимально осторожно я вновь и вновь освобождался от горячих и влажных тел, прыгал и кувыркался на сырой, утоптанной босыми ногами земле, "работая" в режиме пассивной защиты, в основном освобождаясь от захватов и используя силу наиболее активных противников против остальных. Но активность моих партнеров не угасала.
Тогда, истекая потом и давясь ставшим густым и горячим воздухом тропиков, стиснув зубы, чтобы изо рта не выскочило бешено колотившееся о ребра и стучащее "тамтамом" в висках сердце, я вырвался на свободное пространство. Подхватив на руки улепетывающего от меня во все лопатки какого-то малыша, я прижал его к груди и как подкошенный рухнул с ним на спину. Широко раскинув на земле руки, я тут же объявил мальчонку победителем схватки, вызвав этим поступком волну веселого одобрения, а, главное, закончив наши состязания без победителей и побежденных.
На следующий день яномами устроили мне своеобразные испытания по обращению с луком ("фатто"), не изменившимся за все века существования южно-американских индейцев. Лук и три двухметровы е стрелы с большими наконечниками, зачастую обработанными ядом кураре, - единственное, что несет индеец, отправляясь в джунгли. Оружие всегда должно оставаться под рукой. Стрелы - большая ценность, и поэтому они всякий раз после выстрела подбираются. Каждая стрела - произведение искусства , и ее изготовление требует немалой сноровки, терпения и мастерства от ее владельца, не говоря уже о ценности материала, из которого она изготовлена. Это специальные твердые породы древесины пальмы пупунье или пашиубы для разнообразных наконечников, в зависимости от объекта (рыба, обезьяна, птица или человек), охоты или войны, прочные тонкие растительные волокна, отборное большое перо, а главное - прямой, прочный и длинный тростник "камо", служащий немалый срок, поскольку меняется или затачивается костяным ножом лишь испортившийся наконечник.
Внушительные размеры лука и стрел в руках у невысоких, по нашим меркам, индейцев объясняются просто: чтобы поразить цель, стрела должна не изменить направление полета, это весьма сложно в густых зарослях джунглей. А чтобы придать большую скорость, нужны не только соизмеримые по размерам и прочности лук и стрелы, еще требуются немалая сила и сноровка от охотника-воина, поскольку стрелять порой приходится из самых невероятных позиций.
Состязание заключалось в следующем: необходимо максимально растянуть лук и удерживать тетиву со стрелой в этом положении дольше, чем твой соперник. Стрелять в длину в джунглях просто некуда, а на меткость выстрела состязаний не проводится , как мне кажется, по двум причинам: в результате попадания портится наконечник или стрела, но главное - в другом. По мнению индейцев, если ты в состоянии выследить объект охоты, подойти к нему на расстояние поражения цели и при этом можешь не спеша прицелиться, держа лук растянутым, промах исключен. Ну разве что духи помешают. Тогда, чтобы найти причину неудачи, нужно обратиться за помощью к колдуну. Потому что для индейца не попасть стрелою в видимую цель - примерно то же самое, что для нас не попасть ложкой в рот.
Вскоре вещи стали интересовать нас все меньше, тем более, что ни в наших мешках, ни в целом шабоно уже не оставалось предметов, тщательно не изученных обеими сторонами. Конкистадоры мечтали найти в этой стране несметные богатства. А мы научились, как можно обходиться минимумом. Перечень того, что является жизненно необходимым, оказался очень коротким.
Однажды, когда я снял с себя последнюю деталь одежды, то и по собственным ощущениям, и по реакции окружающих (внимание которых в этот момент заметно активизировалось) я понял, что потерял гораздо меньше, чем приобрел. Очевидно, вместе с последней искусственной чешуей цивилизации с меня спали остатки покрова "странности" и необоснованной таинственности. Как только я стал "похож на человека", мне предложили стать человеком красивым. В ход пошла натуральная краска, изготовляемая из плодов уруку.
Спустя десять минут из-под руки самой искусной "визажистки" племени вышел первый и единственный бородатый яномами. Приложить руку к моему преображению настала очередь мужчин, доставших из своих запасов украшения из перьев и птичий пух. Одни показывали мне, как и куда подвязывать пучки и ожерелья из гардероба пернатых, другие, со знанием дела поплевывая мне на волосы, сами приклеивали пух, всякий раз чуть отходя и сосредоточенно разглядывая каждый "мазок" своей работы.
Вскоре вождь, пристально следивший как за моими прошлыми поступками, так и за последним перевоплощением, одобрительно кивнул. Не скрывали удовлетворения женщины и дети племени. На кого я стал похож? Это выяснилось чуть позже, когда я услышал, что к моему имени "Витта" (так с первого дня называли меня индейцы) вместе с раскраской и украшениями, несущими смысловую нагрузку, добавилась и гордая приставка "воин".
Но какой же воин без традиционного оружия? Проблема разрешилась неожиданно. Ко мне подошла молодая женщина, щеки которой были вымазаны черной краской, что свидетель ствовало о трауре. В руках она держала черный двухметровый лук и три стрелы - фатто и черекаве - ее недавно погибшего мужа. Она улыбнулась и протянула оружие. Я почтительно взял отполированный руками лук, оттянул до плеча тугую тетиву, цокая языком, как это делают яномами, чтобы выразить благодарность и удовлетворение. А сам лихорадочно соображал: не принимаю ли я на себя известные обязательства перед женщиной? Выяснилось, что она может лишь надеяться на серьезные отношения.
ДИПЛОМАТИЧЕСКОЕ ПОРУЧЕНИЕ
Ночь вступила в безраздельное владение джунглями, застав меня у своего персональ ного костра. Беззвучно подходит один из воинов и встает за спиной. Проходит несколько секунд, и он вздыхает, сообщая о своем присутствии. Не поворачивая лица от огня, делаю легкий кивок головой. Индеец опускается на землю, его горячее плечо на мгновение соприкасается с моим. Не посягая на святое право великого одиночества, он молча садится напротив. Слова не нужны.
Я живо представил себе реку словесного потока, которая забурлила бы здесь, окажись рядом не индеец, а мой соотечественник: "Привет, Виталий, как дела? Скучаем? А я вот тоже не сплю. Ты не будешь возражать, если я посижу с тобой? Неплохая погода, не правда ли? О чем, старик, думаешь?.."
Как-то к моему огню подошел сам вождь.
- Много людей в твоем племени? - спросил он без вступления.
- Больше, чем звезд над головой, - подняв лицо к ночному небу, ответил я.
Будто впервые увидев мириады звезд над головой, тушауа после длинной паузы спросил:
- Значит, у твоего народа много шабоно?
- Много.
- И есть главное шабоно?
- Есть. Москва, - ответил я.
Вождь также неожиданно встал и растворился в темноте. Когда спустя неделю мы уходили из племени, он протянул мне новую чашу из оболочки тропического плода.
- Передай это хозяину главного шабоно.
Мэру Москвы Юрию Михайловичу Лужкову чаша понравилась.
Все права на книгу В. Сундакова принадлежат издательству "Беловодье" (глава из книги печатается с разрешения издательства).
Читайте в любое время
