ЯПОНСКАЯ СЕСТРА
Член-корреспондент РАН, доктор географических наук Игорь ЗОТИКОВ, член Союза писателей и почетный полярник.
Я - ЯПОНЕЦ?
Мне кажется - меня здесь почти убедили в этом новые друзья, - что в одной из прежних жизней, возможно, я был японцем. Так легко, с радостью возвращения домой после столетий странствий вошел в свою Японию. Мне даже не хотелось первые недели жизни в Токио, точнее, на самой северной его окраине ехать в центр. Зачем? Ведь срочный осмотр дворцов, парков и музеев - для приезжих европейцев. А я когда-то был уже японцем, только почему-то язык совершенно забыл. Поэтому с первого дня спокойно работал в своем институте и ходил по соседней маленькой улочке, на которой, как огромный дредноут среди маленьких джонок, стоял институт. Зачем торопиться? Ведь у меня впереди почти вечность: шесть месяцев жизни и работы здесь, на этой, забытой мной родине.
Шесть, а иногда и семь дней в неделю с девяти до шести, а часто и дольше, я работал и общался с моими коллегами - японскими учеными-полярниками в институте. Японцы работают с утра до вечера, не разбирая часто выходных. Иногда ночь напролет. Ночью, когда устают, ложатся прямо на всегда чистый, застеленный толстым мягким паласом пол лаборатории и засыпают на короткое время.
Сначала эта простая мысль, что я был раньше японцем, не возникала у меня. Но однажды, когда в стайке весело щебечущих птичьими голосами японцев я, как всегда, размашисто шел вдоль реки, ловя незнакомые, экзотические запахи каких-то цветов и кося глазом то на раскрасневшихся от быстрой ходьбы красавиц, то на удивительные по изысканности виды вокруг, "моя" Микико - единственная из нашей компании говорящая по-английски и поэтому всегда опекавшая меня - сказала вдруг, вспыхнув от застенчивости и собственной смелости:
- Игори-сан, мы с вами так одинаково наслаждаемся всем японским, вы так по-японски понимаете цветы и деревья, которые мы встречаем, и вы так помогли мне открыть некоторые японские стороны моей души, что мне кажется, в одной из наших прошлых жизней мы с вами были брат и сестра.
И я вдруг понял: мне очень захотелось, чтобы она оказалась права. Я и сам поймал себя на мысли об этом, когда с волнением вслушивался в красивые, какие-то вроде бы знакомые с детства, но забытые мелодии, песни, которые распевал кто-то невдалеке на улице. Со временем я увидел певца: немолодого, просто, но добротно одетого японца. Каждое утро в одно время он шел откуда-то и куда-то. Шел не спеша, уверенно, проверяя путь перед собой длинной тонкой палкой слепого. Я потом не раз, крадучись, ходил следом за ним и записал на магнитофон много народных песен.
После пробежки по паркам вдоль реки я, Микико и еще несколько японцев возвращались на площадку перед институтом: ворота института выходят на нее, а я живу на его территории. Японцы оставляют здесь свои велосипеды; а дом Микико стоит совсем рядом, на противоположной стороне. Здесь всегда происходит маленькая борьба поклонов: Микико с поклонами хочет проводить меня до моих ворот, а я с такими же поклонами - до ее. Обычно я побеждаю. Поклонившись ей последний раз и пожелав счастливого дня, бегу домой принять душ и позавтракать перед работой. Но по дороге делаю маленький, метров в двадцать, крюк.
Дело в том, что совсем рядом, на маленьком треугольнике-пятачке, между несколькими улицами стоит огромное старое, похожее на наш тополь дерево гинко, а под ним странные охряно-красные ворота, казалось бы, из ниоткуда в никуда. Но каждый японец знает, что эти ворота показывают дорогу к храму. И действительно, в нескольких метрах от ворот прилепилось к маленькой "украинской мазанке" с цветущими мальвами странное, тоже красное, деревянное сооружение - домик, похожий на скворечник, размерами с московскую голубятню. Только у входа сделано что-то явно напоминающее алтарь, а перед ним висит большой цветной шар-колокол. Рядом - толстая, как корабельный канат, веревка из цветных прядей.
Я подходил к веревке и дергал ее. Колокол будил бога, а я складывал ладони, подносил их к лицу и молчал. Но если бы это молчание можно было перевести в слова, то получилось бы следующее: "Незнакомый Бог, сделай так, чтобы Япония открылась мне. Прими меня как друга. Ведь сердце мое открыто для любви..."
После этого я хлопал два раза в ладоши и бросал в коробочку у алтаря припасенную заранее мелочь.
Микико говорила мне, что японская религия, японские боги допускают к себе и атеистов, и даже верующих других религий...
НЕМНОГО ИСТОРИИ
Мой приезд в Итабаси-ку, может быть, никогда бы не состоялся, не будь здесь Национального института полярных исследований; а Институт этот, наверное, не возник, если б сто лет назад полярная лихорадка не охватила известных путешественников многих ведущих стран мира.
После того как британец Роберт Скотт объявил, что он готовит экспедицию, началось соревнование за то, кто первым ступит на Южный географический полюс Земли.
Один из таких "одержимых" жил на Японских островах. Лейтенант Нобу Ширазе известил своих соотечественников о намерении первым достичь самой южной точки планеты. Он обратился к ним с просьбой о материальных пожертвованиях для подготовки такой экспедиции. Когда он впервые объявил об этом на всю страну - страну, в которой скромность и неспособность к самовосхвалению считались высшей доблестью мужчины, - призыв восприняли как неуместную шутку. Но нашелся большого ума человек - бывший премьер-министр Японии, - который поддержал Ширазе и повлиял на общественное мнение. В результате удалось собрать достаточно денег.
Почти на сто лет раньше русские морские офицеры: капитан второго ранга Фаддей Беллинсгаузен и лейтенант Михаил Лазарев - обратились к русскому императору с просьбой отправить их в Южный океан для того, чтобы открыть… материк, который за полстолетия до этого не смог найти знаменитый капитан Джеймс Кук. Казалось бы, какая бредовая идея: зачем России в 1818 году искать Антарктиду? Это сопряжено со множеством опасностей и не дает никаких преимуществ не морской державе… Но российский император удовлетворил их просьбу.
Тому были веские причины. Ведь Россия в то время только что победоносно закончила войну с Наполеоном. У нее имелось достаточное количество морских офицеров и кораблей, чтобы осуществить дорогостоящее мероприятие без особого напряжения. Но главное - дух, настрой всей нации не позволяли усомниться в возможности такого предприятия. И действительно, русские моряки открыли Антарктиду в 1821 году.
Но вернемся к маленькому скромному лейтенанту Ширазе, который в 1910 году набрал-таки достаточно денег для покупки небольшой, длиной всего тридцать метров, трехмачтовой шхуны. Он дал ей красивое гордое имя "Кайнан-Мару" ("Открыватель Южного полюса"). Первого декабря 1910 года она отправилась из Токио в свой долгий путь. Несколько студентов - друзей тех, кто уходил в море, - провожали ее, удивляясь в душе, что отплытие вообще состоялось.
Первая попытка достичь берегов Антарктиды не увенчалась успехом. Маленькое суденышко не смогло пробиться сквозь тяжелые льдины, каждая из которых могла потопить его. Желанную землю моряки увидели лишь первого марта. Но это была уже очень поздняя для Антарктики осень. Даже современные огромные стальные громадины-ледоколы стараются уходить отсюда в это время. Ширазе отдал приказ о возвращении, чтобы переждать зиму в Австралии.
Условия этой зимовки в стране цветов Австралии были для японских полярников ужасными, несмотря на то, что один из богатых людей Сиднея разрешил им поставить на своей территории переносной домик и жить в нем. У японцев практически не было денег, и, экономя имевшееся на борту продовольствие для следующего похода в Антарктиду, им пришлось вести нищенскую жизнь. Положение усугублялось еще и тем, что местные жители (белые) встретили японское судно и его экипаж с подозрительностью и враждебностью. Газеты соревновались в оскорблениях, называя их экипажем горилл, решившихся сплавать в полярные моря на старой негодной посудине.
Но всему приходит конец, и в ноябре, с наступившей в Южном полушарии весной, "Кайнан-Мару" покинула Австралию, чтобы снова отправиться к южному материку. На этот раз цель у Ширазе была значительно скромнее - высадиться на берег где-нибудь в не изведанных еще местах "Великого ледяного барьера" (то есть шельфового ледника Росса) и провести научное исследование этой части материка.
Судно плыло день за днем вдоль отвесной голубой стены льда, кончавшейся много выше его мачт. Наконец нашелся залив, ставший потом известным всем полярникам как залив Кайнан. Трое суток члены экипажа вырубали ступени в почти отвесной стене, и безумство храбрых победило. Они взобрались на поверхность шельфового ледника, затащили туда нарты, собак и научное оборудование.
В течение нескольких дней члены экспедиции обследовали окружающий район, а затем Ширазе с двумя спутниками на нартах с собаками сделал бросок на юг, чтобы узнать, что же там, за горизонтом. С огромным трудом они достигли восьмидесятого градуса южной широты, пройдя двести пятьдесят километров. Здесь они подняли свой флаг с красным солнцем, прокричали троекратный "банзай" императору, зарыли в снег капсулу и помчались назад…
В музее Ширазе Полярного института в Итабаси-ку есть много фотографий той поры. Простые открытые лица с необыкновенными глазами - такие бывают у тех, кто только что совершил подвиг.
Вот с этого момента японцы вошли в число наций, внесших вклад в антарктические исследования двадцатого века.
В 1954 году, менее чем через десять лет после окончания Второй мировой войны, среди ученых разных стран возникла идея объединить усилия, уговорить свои правительства и провести "в течение хотя бы двух-трех лет" комплексное - с привлечением всех возможных научных средств - изучение наиболее недоступных областей Антарктиды и Арктики. Провести по единому согласованному плану. Этот проект получил название "Международный геофизический год", и должен он был начаться в 1956 году. Двенадцать стран, объединив усилия, приняли в нем участие и послали свои экспедиции в Антарктиду. Среди них, я считаю, во многом благодаря экспедиции Беллинсгаузена и Лазарева оказалась Россия. Благодаря экспедиции Ширазе - Япония. Советский Союз создал в Антарктиде круглогодично действующую станцию в поселке Мирный (потом появилось еще несколько таких станций). Япония назвала свою научную станцию Сёва (по имени царствовавшего императора).
Международный геофизический год закончился, но результаты его оказались столь интересными, что период действия проекта продлили.
Вот тогда-то и был создан (в одном из оставшихся от расформированного военного ведомства зданий) на окраине Токио Итабаси-ку - Национальный институт полярных исследований.
Первым из героев книги в качестве геофизика отправился зимовать на станцию Сёва профессор Коу. Я приехал в поселок Мирный в качестве теплофизика и специалиста по льдам чуть позже.
А потом каждый из нас посвятил годы обработке полученных материалов, состоялись новые поездки в Антарктиду и Арктику, произошло знакомство друг с другом и с результатами работ на международных симпозиумах. И вот я здесь…
ВСТРЕЧА С ДРУГОМ
Мой старый друг профессор Коу сейчас на пенсии, работает где-то, занимаясь переводами с русского для частных фирм. В Японии для государственных учреждений незыблемое правило: в шестьдесят три года - на пенсию. А он старше, хотя ему можно дать не более пятидесяти пяти.
Мы не раз бродили с Коу по моей улице. В этот раз я обратил внимание на огромную разницу в стоимости сортов риса: от полутора до шести тысяч иен за мешочек в пять килограммов. Спросил об этом Коу.
- В прошлом году у нас был неурожай риса, - ответил он, - и мы впервые должны были ввозить его из-за границы.
- Значит, дорогие сорта - заграничные? Импорт?
- Нет, как раз наоборот. Самый дорогой рис - японский. Весь остальной, что дешевле, привозной.
И тут я вспомнил, что читал когда-то в газете "Таймс" об этой истории: японцы взбунтовались против иноземного риса и потребовали вообще запретить его ввоз. Они уверяли, что лучше перейдут на лапшу, но не возьмут в рот рис, выращенный не в Японии.
С этой точки зрения можно говорить не о том, что в Японии 1994 года дорогой рис, а о том, что импортируемый рис в несколько раз дешевле японского и все равно его почти не берут. Такая вот логика.
Библиотекарь принесла книжку о Японии для иностранцев. Вот фраза из этой книги: "Столетний обычай здесь - покупать и продавать вещи в количествах нечетных: три, пять, семь и так далее. Цветов в икебане всегда пять или кратное пяти. Четыре нельзя, потому что число четыре произносится так, что оно похоже на слово "смерть". Яйца продаются десятками, а посуда - по пять, десять и кратное пяти число штук".
Интересно, что достижение детьми возраста трех, пяти и семи лет также празднуется всей нацией в один день - 15 ноября, а остальные даты - нет...
Утро субботы: нежаркое, с дымкой, а значит, влажное. Оно вполне может перейти в очень жаркий день. Впервые встал легко - преодолел недомогание, вызванное сменой часовых поясов. Надел джинсы, кеды и свитер и побежал перед работой куда глаза глядят. И тут же сделал для себя открытие - совсем рядом с институтом есть довольно большой парк из каких-то субтропических деревьев и пальм. Парк японский, то есть с высоким холмом посредине и максимально извилистыми, все время меняющими высоту дорожками. За день, по-видимому, по нему проходит очень много взрослых и еще больше детей, поэтому трава вытоптана, но деревья прекрасны...
В обед приедет Коу и увезет меня в город походить с ним по букинистическим и другим книжным магазинам. Коу считает, что мой приезд сюда - вообще посещение Японии человеком европейской цивилизации - дает очень много пищи для размышлений. Особенно это сказывалось на его друзьях-американцах:
- Ведь ни одна страна мира достижения современных технологий массового производства вещей и массовой коммуникации не переняла от Запада так быстро и не развила так высоко, как Япония. И в то же время моя страна не дала себя растворить, поглотить массовой культурой. Почему? Может, потому, что Японию, вплоть до конца Второй мировой войны иностранцы посещали редко? Не так было прежде. Наша письменность пришла из Китая полторы тысячи лет назад. В шестом веке нашей эры оттуда же пришел буддизм. Наше искусство многое заимствовало от Китая и Кореи, а не развивалось самостоятельно. Природа никогда не баловала нас. Земля очень неплодородна. Она слишком кислая для земледелия, так как образовалась в основном из лавы, - очень пориста и легко эродирует. И пейзажи у нас не героические. Нет бескрайних степей, или огромных снежных гор, или арктического безмолвия. Но все же у нас есть большое, красивое морское побережье, которое превратило нас в нацию моряков и рыбаков, а труднопроходимые, хоть и невысокие горы дали нашему народу чувство гордости и независимость, отличающие все горные племена Земли, а также постоянную привычку жить, экономя во всем.
И кроме того, нас ведь сто двадцать миллионов человек, которые живут на площади меньшей, чем один штат Калифорния в США. На каждый квадратный километр территории у нас приходится по триста человек. Но несмотря на то, что землетрясения и тайфуны - норма жизни, мы не только выжили, но и добились больших успехов на этой скученной земле. И хотя многие из этих успехов достигнуты перениманием чужого, мы не страна имитаторов, как говорят о нас некоторые.
Многие черты наши кажутся со стороны парадоксами. Например, может, ты уже почувствовал, мы - нация ужасных бюрократов. Обычный путь прохождения всех дел - бумажка на бумажку, печать на печать и так, пока их не накопится целая гора. И в то же время - может, это ты тоже почувствовал - личный контакт, один взгляд или один какой-то жест, который тронул твоего собеседника, заменяют всю гору бумаг. Мало наций, где так ценятся личные отношения.
Мы, пожалуй, самая конформистски ориентированная нация в мире, поэтому средний японец будет недоволен, если ему скажут, что он отличается от своих коллег. И в то же время мы можем быть предельно индивидуалистичны, больше, чем даже эталон индивидуалистов - американцы. Несмотря на наш очень вежливый мягкий язык и манеры, мы способны вдруг ужасно вспылить.
Живя на таком маленьком клочке земли так скученно, мы привыкли принимать решения как бы сообща. Это система; поэтому неудивительно, что мы часто думаем о чем-то одинаково и одинаково реагируем.
И еще одну нашу черту ты заметишь - любовь и уважение к учению и знанию. Поэтому студент, ученик у нас - ведущая фигура нации. И еще одно заметишь: несмотря на то, что города у нас чересчур большие, сверхурбанизированные, всюду можно встретить сады и садики с цветами, небольшие водоемы. Мы, несмотря ни на что, остаемся близки к земле.
ПУСТЬ НЕВИДИМА ФУДЗИ
Моя вторая неделя жизни в Японии ознаменовалась началом занятий японским языком. В пятницу ходил на первое такое занятие. Основное чувство - совершенно другая цивилизация. Связи между нашими и "их" буквами и слогами никакой.
Вчера рано утром, до восьми, бегал почти час вдоль реки, которая, как оказалось, течет совсем рядом в очень глубоком искусственном, с отвесными берегами каньоне. Высота стен метров десять, а воды немного. Но течение сильное, вода прозрачная, и в этой воде плавают взад и вперед или стоят на месте стаи огромных золотых рыб. Именно рыб, а не рыбок! У меня даже сердце замерло, когда я увидел их первый раз... А вдоль берегов - дорожки в цветах!
Мне бы писать и писать сейчас, но опять некогда - надо готовиться ко второму уроку японского языка, который начнется в 10 утра. И еще внутренне волнуюсь, потому что завтра мое первое выступление на одном из семинаров института. Но, как сказал японский поэт Басё:
Туман и осенний дождь.
Пусть невидима Фудзи.
Как радует сердце она.
Я сначала, переписывая эти три строчки, поставил между второй и третьей строчками запятую, но вгляделся в оригинал - там точка. И правильно, как усиливает, даже меняет она смысл. Вера Николаевна Маркова переводит так, что кажется - все это написано ею самой и только что. Не знаю лишь, похвала ли это переводчику.
Но пора учить японский. Мои коллеги - в основном девушки из Китая, Таиланда и Филиппин. Преподавательница сообщила нам, что в Японии сейчас действуют три системы письма. Кандзи - самая старая, пришедшая из Китая. Здесь ее называют просто "символы" или "характеры". Слово "иероглиф" никто не употребляет. Каждый символ, или характер кандзи - целое понятие, слово. Но в Японии существует и своя система, которая называется "хирагана". В ней каждый символ обозначает не букву, а слог. По идее, хираганой можно записать все, что пишется символами кандзи.
Кроме этих двух имеется и алфавит - катакана. Им записывают в основном иностранные слова.
Япония на родном наречии звучит как Нихон. Или Ниппон.
Преподавательница нарисовала два символа: вот этот характер значит "солнце". А второй - "источник", "основа". Ни-хон. Вместе это "место, где живет солнце", "земля солнца". Так называется Япония.
- А я думал - Страна восходящего солнца, - сказал я, вспомнив знакомый с детства трафарет.
- Нет, не Страна восходящего солнца, а "земля солнца" - место, где живет солнце. А для понятия "Страна восходящего солнца" нужны другие или хотя бы один другой характер.
- А почему солнце, страна солнца?
- Потому что мы - страна Юго-Восточной Азии. На всех флагах стран Юго-Восточной Азии есть изображение солнца: Корея, Таиланд, Бангладеш, Тайвань, даже Индия. Только флаг Лаоса - из треугольников, но под одним из них понимают солнце. А на флагах стран Западной Азии изображена луна: Иран, Ирак, Турция - у всех луна.
Только теперь я понял, что она имеет в виду полумесяц...
Преподавательница не смогла объяснить, откуда это различие. Она считала, что все страны Будды - страны Солнца, все страны ислама - страны Луны. Но почему - не знала...
Изучение японского языка идет очень трудно. Может, потому, что заниматься я стал на месяц позднее всех остальных, да так и не смог догнать своих однокурсников. Кружок этот бесплатный, как и другие подобные кружки во Дворце культуры, принадлежащем местному муниципалитету, и квалификация добровольцев-учителей не очень высока.
Ранним утром за окном как-то громко, гортанно и не по-нашему кричат птицы. По виду обыкновенные черные вороны. Но разговаривают "не по-нашему".
Сейчас оденусь по-спортивному и побегу вдоль реки.
Уже жарко даже утром. В другой стране я бы побежал в шортах, но почему-то японские мужчины их не носят. Это удивительно, поскольку на старинных японских картинах и гравюрах мужчины изображены в набедренных повязках. Теперь они отдают предпочтение брюкам. А европейцы и особенно пуритане-американцы раньше даже в жарких странах ходили всегда чуть ли не в смокингах, а сейчас чаще в шортах.
В первом же парке, прямо у входа в институт, увидел на спортивной площадке человек пятнадцать мужчин и женщин в возрасте от двадцати до семидесяти, которые, став в три ряда по пять человек, неторопливо делали упражнения под китайскую музыку, льющуюся из портативного магнитофончика, который кто-то принес с собой и повесил на сук ближайшего дерева.
Для интереса я тоже стал в сторонке и начал повторять движения. Но меня заметили. Какой-то японец подошел ко мне с поклонами и начал тащить в их круг. Пришлось подчиниться.
После занятий гимнастикой мы пытались разговаривать, но никто из компании не знал английского. Только один с трудом объяснил мне, что они всегда занимаются здесь утром с 6.50 до 7.20 и пригласил присоединиться к ним. А в воскресенье в одном из домов они устраивают чай с 9 утра до 11 и приглашают меня тоже...
ЧАЕПИТИЯ С СЭЦУКО
На днях мой старый друг Коу пригласил меня в маленький ресторанчик.
- Посмотри на эти символы кандзи. Правая часть их значит "рыба", а левая - "сладкий". А все вместе... - "суши", что не совсем совпадает с дословным смыслом символов и значит - "сущность рыбы". Японцы очень любят ее.
Мы сели на высокие стулья, как у стойки бара. Только вместо бармена стоял повар, резавший рыбу, креветки и осьминогов, и накрывал ими колбаски из риса.
- Хозяин, Мимото Масаяси, великолепно готовит суши. И здесь не очень дорого: за тысячу иен можно взять сэт, то есть целую досточку суши, на которой будет штук шесть колбасок, да еще четыре столбика риса, обернутого пластинками из сушеных водорослей, - нори.
Посетителей было, кроме нас, четверо - полная стойка. Все были внимательны ко мне, подливали из своих бутылок саке.
- Здесь живет простой, в основном приезжий народ. Поэтому они хорошо относятся к приезжим, - объяснял Коу. - А если будешь брать не сэт, а по колбаске, то получится дороже. Но ты всегда можешь остановиться. Скажи только слово "агари", и тебе принесут зеленый чай - это будет знак того, что ты закончил есть. Ну, скажи.
Я сказал громко: "Агари". И тут же хозяева заулыбались, и у меня на столе появилась большая фаянсовая кружка.
- Будь осторожен, - предупредил профессор, - в таких местах подают очень горячий чай...
Меню, которое мне подал хозяин, состояло из нескольких разделов. В правом, а значит первом, - ведь читают здесь справа налево - символы, обозначающие колбаски из риса с рыбой сверху. Во втором разделе - блюда с чашкой риса, объяснял мой гид.
- Колбаски называют "нигири", блюда на основе пиалы с рисом - "чираши". Рыба-тунец называется "мауро", каракатица - "ика", икра морского ежа - "уни". Она дорогая. Зато имбирь, который приготовлен по специальному рецепту, дают бесплатно.
Хороший был вечер, но так мешал языковый барьер. Придя домой, открыл томик японских поэтов и сразу наткнулся на трехстишие:
Но прежде всего спрошу:
Как зовут на здешнем наречье
Этот тростник молодой.
Опять Басё.
Ах, как хочется скорее научиться хоть немного говорить по-японски.
Сегодня секретарша Сэцуко вдруг своим почти неслышным голосом пригласила меня пить чай. Оказывается, каждый день в три часа наши секретарши готовят чай в зале заседаний. Приходят все мужчины, и идет чаепитие…
Тонкими пальчиками они открывали какие-то пластиковые пакетики, доставали маленькие, игрушечные печеньица, какие-то вкусности и даже засушенных, засахаренных и вместе с тем подсоленных маленьких настоящих рыбок размером со спичку. Напиток разливали в чашечки; и все начинали, не торопясь, пить чай. Дамы щебетали что-то звонкими, как маленькие колокольчи ки, голосами и по каждому поводу начинали смеяться. Они наливали чай и расставляли его так осторожно, что и мы с профессором Ямамотой брали чашки в руки и ставили их обратно на стол медленно-медленно - будто они сделаны из тончайшей скорлупы. Со стороны мы, наверное, двигались, как сомнамбулы. И это создавало простор для молчания. Вы медленно-медленно подносите руку к вазочке, где лежат игрушечные сладости, и осторожно подносите ко рту, откусываете крошечный кусочек. Когда же и о чем тут разговаривать?! Но мы с профессором Ямамотой все же беседуем. О! На до сих пор загадочном для меня японском языке.
Вот он берет ручку и рисует два символа.
- Правый из них значит дождь - аме. Левый обозначает фрукт - умэ. А вместе эти символы значат сезон дождей и произносятся - цую.
- А причем здесь фрукт - уме? И что это за фрукт?
- Это такая маленькая и не сладкая, а скорее горькая слива. Ее маринуют в Японии на зиму. А в название сезона она попала потому, что созревает в это время.
Я уже не спрашиваю, почему два cимвола произносятся по-разному в зависимости от того, написаны они рядом или отдельно.
Сэцуко, кажется, не прислушивается к нашему разговору, но, видно, что-то запоминает. Сегодня во время чая она поставила вдруг банку с красивым соком. А на дне ее лежал десяток зеленых слив.
- Это вам, Зотиков-сан, подарок от мамы. Слива уме. Мама приготовила ее восемь лет назад.
К концу чая пришла еще одна секретарша, она лучше говорит по-английски, и, узнав про подарок Сэцуко, объяснила, что это вино из уме. А консервированные уме выглядят по-другому. Она вдруг полезла в сумку, достала две небольшие зеленые сливы. Я тут же потянул их в рот попробовать.
- Стойте, стойте! - закричали, замахали руками все королевы чайной церемонии, забыв о правилах. И по тому, как они с ужасом махали руками, я понял, что эти сливы нельзя есть. Потом, когда все успокоились, мне объяснили, что эти сливы еще не спелые, поэтому содержат яд. Но они хороши для консервирования…
- А чем отличаются храмы-темплы от храмов-шрайнов? - спросил я, продолжая мысль, занимающую меня уже несколько дней.
- Видите ли, темплы - храмы буддистской религии. Шрайны - синтоистские. Слова "темпл" и "шрайн" пришли из английского языка. По-японски они называются "тэра" и "дзиндра". У нас, как у древних римлян, много богов. Бог музыки, бог горы, бог Солнца.
- А бог лисиц тоже есть?
- Есть, - не удивились мои собеседники. - Мы считаем, что лисица удивительно умна. Умнее человека, и поэтому она его так легко обманывает, когда хочет. Правда, в старые времена, когда еще только думали сделать лисицу богом и посвятить ей храмы, некоторые были против, считая, что богом должен стать енот. Он хитрее лисицы. Но конечно же большинство жителей выступили за лисицу...
ТРАВА ПЕРЕД КРЕПОСТЬЮ
Ночь. Только что вернулся от моего нового друга - японского священника церкви Христа. Маленькая деревянная двухэтажная церковь с башенкой и крестом гораздо ниже окружающих зданий.
Я познакомился с ним в электричке. Спросил, когда будет моя станция. Оказалось, что он прекрасно говорит по-английски. Узнав, что я русский, даже подпрыгнул от избытка эмоций и стал говорить, как любит Достоевского и как велико влияние этого писателя на японцев. Оказалось, что он христианин и стал им под влиянием "Братьев Карамазовых".
Внутри церковь оказалась очень большой и состояла на первом этаже из двух залов - заднего, в котором проходит служба, и переднего, где стоит большой длинный стол со скамьями для трапез (за ним современная кухня). Меня ждали, и стол ломился от яств, многие из которых я видел первый раз. Я стал записывать, и новый друг увидел у меня в дневнике символы кандзи, означавшие сезон дождей.
Увидев эти записи, сенсей вдруг сказал что-то своему сыну. Не просто сыну, а первому сыну (даже если это единственный сын, его называют первым). И через минуту тот вернулся с блюдечком, на котором лежали темно-фиолетовые круглые плоды чуть больше крупной черешни.
- Пробуй. Это плод сливы - уме, - сказал сенсей, ласково глядя на меня добрыми глазами. - Только будь осторожен.
Плод оказался горьковато-сладкий. Тонкий слой острой мякоти, а остальное - огромная косточка.
- Еще сто лет назад у нас было очень мало еды: в основном рис и соленые сливы уме сверху...
Потом мы опять коснулись не решенного мной вопроса о солнце на флаге Японии и связи солнца с буддизмом. Сенсей считал, что поклонение солнцу идет от синтоизма, от языческого поклонения большим и важным вещам: горам, большим деревьям и, конечно, солнцу. Что может быть значимее его?!
У сторонников ислама луна появилась потому, что ночи - более приятное время суток для многих мест Западной Азии в связи с дневной жарой. Ведь там, где жарко, жизнь начинается лишь ночью. Поэтому, наверное, праздник Рамазан празднуется ночами.
- В Японии лето тоже страшно жаркое, но из-за большой влажности ночи не приносят заметного облегчения, а в Западной Азии сухо и ночи прохладные…
Заговорили о поэзии. Я упомянул БасЈ, сказал, что взял с собой томик на русском. И вдруг добавил, что хотел бы посмотреть, как выглядят стихи поэта, написанные на кандзи.
Сенсей оживился и повел меня на второй этаж, в заваленный книгами кабинет. Но томик БасЈ не находился. И тогда сенсей сказал:
- Я сам напишу...
Он нашел длинную, острую кисточку и, удерживая ее вертикально, написал три вертикальные строки черной тушью.
- Первая строка здесь, Зотиков-сан, значит летняя трава. А дальше...
Он задумался:
- Летняя трава - это уже ненужная трава. Цветы усели отцвести... Дальше так:
Летняя трава.
Руины надежд.
Старых солдат.
Понимаете, от всех мечтаний о славе, чести осталось поросшее травой поле, где полегли герои...
Позднее я попросил еще одного японца перевести этот текст, и он объяснил его содержание иначе:
- "Летняя трава"... Нет, это не конец строки. Правая линия заканчивается отдельным крючком, который предлагает теперь подумать о том, что сказано... А потом идут слова: "След от мечты". А дальше во множественном числе - "старых солдат" или, может, "самураев-солдат". В смысле - высокого происхождения солдат…
Я долго думал потом, как лучше донести эти строки на русском:
Трава перед крепостью.
То, что осталось,
От мечтаний павших у стен.
И вдруг вспомнил: моя книга переводов Марковой японских трехстиший называется "Летние травы". Вот как перевела она:
Летние травы
Там, где исчезли герои,
Как сновиденье.
И чтобы было понятно, о чем речь, трехстишию предшествует заголовок: "На старом поле битвы".
ЯПОНСКАЯ БАНЯ
Сегодня хотел сходить в "фуро", так называется здесь баня, но не успел и все-таки хочу написать о ней немного.
Во-первых, эта баня, точнее ванны, для японца больше, чем просто способ поддержания тела чистым. Это, скорее, способ поддержания духовной чистоты. Поэтому, только когда ты отмыл свое тело, ты лезешь в воду, чтобы духовная грязь, прилипшая к тебе в течение дня, была смыта. Старинные записи говорят, что буддистские храмы еще в восьмом веке имели такие ванны, работающие ежедневно. Содержание их поддерживали местные богатые люди. Более того, многие из них лично участвовали в погружениях в ванны больных и старых людей. Этот обычай идет, говорят, от прекрасной императрицы по имени Комио. Говорят, что ее святость была такова, что фигуру Комио всегда окружало сияние, исходившее из нее. И вдруг сияние исчезло. Она решила, что это произошло из-за того, что она стала меньше отдавать себя святым делам и поклялась, что искупает в бане тысячу больных и слабых всех возрастов. Последним среди этих больных оказался прокаженный. А может, это был сам Будда, представившийся прокаженным? Но императрица не колебалась, и, как только она вымыла его, сияние вокруг нее возобновилось.
Первые такие платные общественные бани появились четыреста лет назад. Еда, разговоры, выпивки, женщины, а значит, и секс - все это было частью того, что называлось японскими общественными банями. Только в конце прошлого века государство запретило купание в общественных банях мужчин и женщин вместе.
Сейчас у многих свои ванны. Но практически всегда в японских квартирках - даже самых маленьких - ванна и туалет изолированы. Ванное помещение отделено от вульгарного туалета, который несовместим по духу с высоким предназначением ванны.
Через несколько дней я решился сходить в "фуро". Нашел на кухне пластмассовый квадратный таз для мойки посуды, взял его вместо шайки. Набрал чистого белья, чуть было халат не взял, и пошел.
Двери бани открылись автоматически. Знаю уже - по обычаю, сразу надо снять ботинки. Снял, поднялся на чистую ступеньку. Справа и слева ящички с номерами, в некоторых из них в кармашках торчат фанерки, тоже с номерами. Потянул дверку, где нет фанерки, - заперта. Потянул, где есть, - дверка открылась: можно класть туфли, взяв фанерку как номер.
Иду дальше, еще одна дверь открылась автоматически. Дохнуло холодом; по-видимому, работает кондиционер. За прилавком сидит женщина. Направо и налево - проходы, закрытые занавесками с надписью. Спрашиваю, сколько стоит билет. Оказалось - четыреста иен. Заплатил, не колеблясь; и дама показала на занавеску налево, с ящичками. Это была раздевалка. Лавок или диванов, как у нас, нет. Всего два-три мягких стула без спинок. Зато много зеркал, полок с фенами. Еще более мощно гудит кондиционер. А впереди, за стеклянной стеной видна собственно баня, горячая ее часть.
Во всю длину зала - бассейн, разделенный на три отсека. Левый - маленький, и вода в нем, хоть и "кипит", но слабо, а цвет ее - зеленый, непрозрачный. Центральная, длинная часть - голубая, но ясно, что вода бесцветная, голубизну придает цвет плитки. Над этой частью горит красными буквами табло: 42,7оС. Левая часть бассейна заполнена зеленой, непрозрачной жидкостью, похожей на антифриз. Над ней цифра - 43,5оС. Ничего себе! Пространство между раздевалкой и бассейном поделено невысокими - по пояс - стенками, в которых на высоте тридцать сантиметров от пола несколько кранов, сосредоточенных пучками по два. У многих кранов сидели на очень низеньких - сантиметров двадцать над полом - пластмассовых табуреточках и мылись из пластмассовых тазиков, объемом чуть больше тарелки, несколько человек. Перед каждым выше кранов было большое зеркало, а выше зеркала - индивидуальный душ для использования в сидячем положении, чтобы не брызнуть на других. Ниже кранов - мраморный столик. Собственно, не столик, а стол, идущий вдоль всего ряда кранов. И на нем перед многими лежали сумочки с разными лосьонами, шампунями, бритвами. Многие брились перед своим зеркалом. Я помылся тщательно, как рекомендовали книги. Зеленая вода температурой 43,5оС страшила. Сунул ногу в воду 42,7оС. Струи мощных течений в бассейне как бы подхватили меня, и я оказался в воде. Почему-то вода не показалась мне горячей; может быть, из-за ощущений, вызванных массажем подводными струями и пузырьками воздуха, которые извергались отовсюду. Восторг охватил меня, и я незаметно передвинулся к последнему бассейну. Встал на секунду, сунул туда руку - ледяная вода! Стрелочный термометр показывает плюс пять. Я лихо перешагнул и этот бортик и, ахнув, оказался в ледяной воде. Потом, осмелев, я уже сидел и в непрозрачном правом бассейне, над которым горело "43,5". Еще один шаг к моей Японии.
(Продолжение следует.)
Читайте в любое время
