Наука и жизнь // Иллюстрации

Я родилась в деревне Азиной в 1926 году. Деревню начали строить еще в 1920-м, на нашем доме значился год: 1925. Эти места - красивые, плодородные, рядом ключи бьют - и облюбовали мужики. Деревеньку назвали в честь красного командира, под началом которого воевал кто-то из первопоселенцев.

В начале 30-х годов возник колхоз имени Азина. В коллективное хозяйство записывали не каждого. О порочных наклонностях того или иного человека - лентяй, вор или пьяница - обычно узнавали все сразу.

Однажды молодая женщина задремала на собрании колхозников - она не смыкала глаз всю ночь, ухаживая за больным ребенком. Так ей в приеме отказали.

Зверев Василий Николаевич в колхоз долго не вступал, жил единоличником. Был он шалым человеком. Раз ехал в телеге пьяным из села Крылово, под его кнутом лошадь вошла в Гремячее озеро и утонула. Домой пришел с одним кнутом. Попросился в колхоз. Его сразу же назначили бригадиром, поскольку он один из немногих владел грамотой.

В колхозе было 80 лошадей и 30 неезженных жеребят. Наш кузнец делал отличные гвозди, подковы, сани, телеги. Обходились без покупок на стороне.

В материальном отношении до войны жили хорошо. Снимали высокие урожаи хлеба, картошки, льна. А всяких грибов, ягод, трав было видимо-невидимо - уголок, конечно, райский. Перед войной на трудодень получали по 4 килограмма хлеба и еще различные продукты, и даже мед. Была у нас пасека на 120 пчелосемей. Пчеловод дважды ездил на сельхозвыставку в Москву. За трудовые успехи ему вручили патефон - первый в деревне.

В Азиной было 32 двора. Разумеется, хозяйство колхоза не ограничивалось этой деревней - в нем было еще несколько населенных пунктов. Они возникли в 1923 году как починки (закладка новой пашни в лесу), выселки, хутора.

Липовка состояла из 18 дворов. Название было дано от горы, где росли сплошь липы. Первоначально выселок так и назвали - Липогоркин.

Анненский починок кроме 20 дворов имел, как и Липовка, конный двор, склад, гумно и конную молотилку.

Жители 12 дворов починка Гаменского занимались хлебопашеством, выращиванием скота, пчелами. Здесь был колхозный свинарник на 25-30 голов. Гаменское располагалось в логах и на холмах. Сюда был очень плохой подъезд. Калиновка - из 15 дворов - располагалась на холме, где было очень много красной калины. Был еще хутор Баландиных, три хозяйства которого принадлежали отцу и сыновьям. Правда, здесь ключей не было - пришлось копать колодец глубиной 12 саженей (1 сажень = 2,1336 м).

Вдоль дороги, ведущей на поля и в лес, располагались большой конный двор, склады, фермы, крольчатник. Все в этих местах было построено крестьянскими руками.

Поражало своей красотой поле "Три ключа": с возвышенности стекали воды от трех ключей, окаймляя поле с разных сторон и образуя речку Мостовая. Чудное здесь разнотравье! Выйдешь на поле - душа замирает. А ранним утром при выпавшей росе кажется, что попадаешь в волшебное царство. А воздух какой! По-видимому, эти места излучали положительную энергию. Даже из осинской аптеки приезжали собирать целебные травы.

В 70-е годы было приказано поле распахать. Затем его забросили. Сколько прекрасных уголков загублено нелепыми указаниями сверху. Им бы быть памятниками природы!

Между Гаменским и Азиной у Каменного ключа, бьющего из-под горы Волдырь, есть шахта. Говорят, ей лет триста. Здесь добывали медь еще в демидовские времена. Неподалеку - Чертова чаша - углубление посредине горы, вымытое водами.

Интересная особенность этих мест - зима наступала на две недели раньше. Осенью в Гремяче скот еще ходит на полях, а в Азиной уже заперт в хлеву. Весной же, когда в Гремяче коров выгоняют на поля, здесь снег еще не растаял. Эта разница точно замечена на границе между азинским и гремячинским полями.

В летнее время оводы и мошкара донимали настолько, что скот убегал с поля домой, оставляя пастуха в одиночестве. Приходилось пасти ночью.

А 1937 год памятен двумя событиями. Первое - увезли двух мужиков "за слова". Второе - детская болезнь корь, унесшая жизни 22 детей. Тогда не было ни медпунктов, ни телефонов. Правда, один раз из Осы приезжал врач Ермаков Макар Александрович - осматривал население.

До войны у нас был хороший председатель - Чекменев Иван Петрович. Он прибыл из армии, участник боев на Халхин-Голе. Всегда понимал колхозников, заступался за них.

Люди тянулись в нашу деревню. Накануне войны с Германией один мужик, поставив фундамент, выложил два ряда бревен. Достроить дом помешала война. Так и остались эти бревна догнивать.

На войну ушли многие наши мужики, колхоз стал испытывать трудности. В начале войны председателем был человек неплохой, но уж сильно серчал из-за оплошностей и обстоятельств. К тому же у него был еще один недостаток.

Приехал раз председатель райсовета Евдокимов:

- Ну, как, мужики, заботится о вас председатель?

Встал один старичок:

- Да некогда ему о нас заботиться. За бабами бегает.

- За бабами?! Такая страшная война... Марш на фронт! Три дня на сборы.

Не стало у нас этого председателя. До фронта не доехал: эшелон немцы разбомбили. Осталось трое сирот.

А колхоз разваливался. В войну налоги были невыносимыми. Кроме сельхозпродуктов брали деньгами: с каждого двора сельхозналог - 848 рублей, военный налог - 248 рублей и еще обязательный заем - 200 рублей. А откуда у колхозников деньги? Продавали на рынке все, что можно, кое-как расплачивались. Иначе опишут дом.

Окончание войны не принесло заметного облегчения. Из одежды носить нечего. Мама поехала в Осу, купила два холщовых мешка. Из них сшили четыре юбки, выкрасили и носили.

Каждому двору надо было сдать 3-4 центнера картошки, с каждой личной коровы - 265 литров молока в год. А ведь у коровы был теленок, которого надо было выкормить. Даже малым детям молока не оставалось.

Царило самоуправство. Налоговые органы требовали немедленно сдать мясо. Где его взять? Колоть корову?! Колхозники молили:

- Дайте возможность продержать Буренку. Скоро будет теленок - сдадим мясо!

Не ждали - требовали, угрожали.

Председатель и бригадир представляли собой оригинальную пару: председатель был от роду хромой - без пятки, а бригадир основательно заикался. Бывало, слова не мог выговорить, пока свои ветхие штаны не поддернет или кто-нибудь не ткнет его в бок. Грозил:

- Платите! Иначе я вас всех на Колыму отправлю. Будете там сумою трясти.

А сам позднее умер в нищете.

Один колхозник увлекался пчеловодством. Зная его хозяйство, сельсовет стал у него "выбивать" 100 рублей. Три дня держали в правлении, угрожали в тюрьму сдать. Заплакал мужик и расписался в обязательстве выплатить деньги. Пришлось продать весь мед, даже пчелам на зиму не осталось.

Из 46 мужиков, ушедших на фронт, 24 не вернулись. А из пришедших с войны - многие калеки да больные. Белянкин Федор пришел жив-здоров. Где жить? Куда податься? Остался в деревне. Но не смог встать на ноги. Из теленка сумел вырастить корову, так ее за долги по налогам прямо с поля увели. Туговато пришлось. Правдами-неправдами уехал из деревни. Устроился путеобходчиком в Верещагино. Но и там не повезло - отрезало обе ноги, погиб от потери крови.

В 1946 году демобилизовался мой брат, приехал в Азину. Немного пожил и сказал, что даже на фронте так не голодали. Мы были вынуждены собирать на поле гнилую картошку, из нее делали лепешки, которые пекли на горячей печи. Брат поинтересовался, что это мы едим... Жевал-жевал, а проглотить не смог. Чтобы не помереть с голоду, подался на лесозаготовки в Усть-Тунтор.

После войны колхоз продолжал разваливаться. Люди бежали из деревни. Девчонки были рады выйти замуж хоть за кого в городе - лишь бы подальше от деревни.

В 50-е годы отменили огромные налоги, но начались другие "вывихи". Например, колхозникам запретили держать свиней, дабы не увлекались личным хозяйством в ущерб общественному. Нарушителям грозил штраф 500 рублей (это при безденежье-то в деревне!). Однако Зверев Василий Андреевич посмел переступить закон - тайно завел поросенка. Однажды его предупредили, что завтра приедет комиссия, которая будет проверять, все ли выполняют приказ о живности. Чтобы поросенок не хрюкал, хозяин как следует его накормил и хитро поместил под сени. Вся деревня знала о поросенке и, затаив дыхание, ждала: найдут ли его? Не нашли!

Нет, не стала деревенька на ноги. В Азиной не было ни школы, ни медпункта, ни клуба, ни магазина. Все это было в пяти километрах, в Гремяче. Не было и доброй дороги. Если лил дождь, то не пройти и не проехать: на лапти, сапоги и колеса телег налипало по пуду грязи. Деревня считалась "неперспективной". Колхоз три раза укрупнялся и разукрупнялся, а председателей и бригадиров меняли несчетное число раз. В забытых Богом деревеньках денег не платили. Поневоле приходилось переселяться. В 1980 году уехали два последних жителя Азиной.

Деревня еще с год стояла нетронутой. Мне удалось увидеть ее с вершины Болдыря, когда я ходила с сынишкой за грибами. Долго-долго смотрела на свои родные и милые сердцу места, где родились и выросли не только я, но и три моих сына.

Не хотелось верить, что деревня пуста. Пыталась увидеть хоть одну живую душу. Но напрасно: по улице никто не прошел, в огороде никто не склонился над грядкой. Только вот два наших кота остались здесь доживать. И стало мне как-то неловко, что оставила свою родную деревню.

От родных мест осталось немало названий: Линия, Репища, Льнище, Новая релка, Витькин покос, Огуречник, Старая пасека, Плоский лог, Каменный ключ, Грань, Азинская речка и другие.

Деревня мне часто снится ночами, грезится в часы раздумий.

№7, 2000