ВЕК КОРОЛЕВА. ПРОФЕССОР ГЕОРГИЙ КАТЫС: АКАДЕМИКИ ИДУТ В КОСМОС... (НЕОСУЩЕСТВЛЕННЫЙ ПРОЕКТ С. П. КОРОЛЕВА)
Владимир ГУБАРЕВ.
Он считал, что настоящая мечта не должна иметь границ, а потому космические путешествия были для него повседневностью, хотя никто еще не мог преодолевать земного притяжения.
Он умел увлекать своими идеями, и тысячи людей работали "от гимна до гимна", не подозревая, что есть день и ночь, праздничные и выходные дни.
Он шагал впереди, и казалось, не существует преград, способных его остановить.
Он так и погиб, мгновенно и неожиданно, как это бывало с его ракетами, которые иногда взрывались при старте. Но можно сделать новые ракеты, а найти достойную ему замену было невозможно, и дальнейший ход истории лишь подтвердил, что незаменимые все-таки есть!
Сегодня мы четко знаем, что ХХ век стал для цивилизации веком космоса, а значит, и веком Королева.
В канун 100-летия со дня рождения Сергея Павловича Королева я выпустил книгу "Русский космос". Это рассказ о самом великом конструкторе, о его соратниках и друзьях. Мне хотелось показать, что все великие достижения - от запуска первого искусственного спутника Земли и полета Юрия Гагарина до полетов орбитальной станции "Мир" и экспедиций к Луне, Венере, Марсу - так или иначе связаны с именем академика Королева. Когда я работал над книгой, то понял, что никаких доказательств просто не нужно: во всех достижениях мировой космонавтики есть присутствие Королева. Причем не только в том, что уже осуществлено на ближних и дальних орбитах, но даже в проектах, которые только начинают рождаться в умах ученых, конструкторов и космонавтов.
В юбилейные дни появится много статей, фильмов и телепередач об академике С. П. Королеве и космонавтике. Сколько бы их ни было, все равно, их будет недостаточно, потому что невозможно представить будущее человечества без космоса. Чтобы прорваться в него, надо было быть Гением. Значит, Сергеем Павловичем Королевым.
Он жил стремительно, будто зная, что ему суждено остаться в веках.
- Он из пришельцев, я в этом убежден!
- Из каких? - не понял я.
- Из тех, о которых так много говорят…
- Инопланетянин, что ли? - я не мог сдержать улыбки.
- Зря иронизируете, - отрезал он, - у меня есть все доказательства!
Если бы я давно не знал профессора, доктора технических наук, космонавта Георгия Петровича Катыса, то принял бы его за сумасшедшего.
- И какие же главные из них? - продолжал расспрашивать я.
- Его потрясающее чутье космоса, неудержимость в осуществлении своих планов, точнейшие расчеты и прогнозы. За очень короткий срок он сделал так много, что обычному человеку подобное не по силам. На это способны только люди, опередившие время, пришедшие к нам из будущего. То есть инопланетяне.
- Или гении!
- Тогда в нем их было несколько!
- Вот с этим я согласиться могу…
Мы говорили с Катысом о Сергее Павловиче Королеве.
Почему именно с ним?
Чтобы ответить на этот вопрос, предстоит совершить путешествие в прошлое - и к началу космической эры, и чуть дальше, в те годы, когда формировалось поколение, вырвавшее человечество за пределы Земли. Одним из лидеров, как известно, был академик С. П. Королев. Рядом с ним и вокруг него собирались соратники, коллеги, друзья, сослуживцы. Однако все они оставались чуть позади, а впереди размашисто и широко шагал Королев.
Сергей Павлович притягивал к себе талантливых людей. Он находил их везде, будто обладал даром провидца. И все, кого выбирал Королев, становились крупными учеными, известными космонавтами, прекрасными конструкторами. Все, кроме одного… Этим исключением стал доктор технических наук Георгий Петрович Катыс.
Королев хотел осуществить идеи, предложенные молодым ученым. Он всячески поддерживал Катыса, но сделать главное не удалось. Просто не успел.
Я спросил Георгия Петровича:
- Если бы Королев не умер, космонавтика развивалась бы в нашей стране иначе?
- Безусловно. Я не сомневаюсь, что отряд Академии наук, который я возглавлял, занял бы главное место, и это придало бы совсем иное лицо нашей космонавтике.
- Почему же случилось иначе?
- Причин тому множество… Некоторые из них уходят корнями в прошлое, в частности в тридцатые годы.
- Вы имеете в виду...
- Расстрел моего отца. Его арестовали по той же статье, что и Сергея Павловича Королева. Но намного раньше, когда еще ГУЛАГа не было. Поэтому осужденных не направляли в лагеря, а ставили к стенке. Так и случилось с моим отцом. Он был прекрасным специалистом, закончил два вуза, знал семь иностранных языков.
- И за что арестовали?
- За образованность. Вверх поднимались невежды, и их ненависть обрушивалась на тех, кто знал много. Судьба отца пересеклась с людьми, которые в тридцатые годы стали "богами", и это его погубило.
- О ком речь?
- О том же Папанине и его приближенных. Кстати, среди них был и Каманин, один из первых Героев Советского Союза. Мы встретились с ним уже в то время, когда он возглавлял отряд космонавтов.
- Эта встреча тоже повлияла на вашу судьбу?
- Конечно. Если Королев сочувственно, с пониманием относился к тем, кто был репрессирован в тридцатые годы, - ведь он и сам прошел через сталинские лагеря, - то Каманин этих людей презирал, и даже через тридцать лет считал их врагами. Он был сталинистом до мозга костей.
- Вам не удалось узнать, кто именно повинен в расстреле отца?
- Нет. В расстрельном списке было 19 человек. В архивах НКВД, с которыми удалось познакомиться после 1991 года, отсутствовали многие важные документы: они были изъяты раньше, а фамилии доносчиков затерты. Мы увидели только последние фотографии отца. По ним было видно, что его долго мучили, били.
- В семье сразу узнали, что отец расстрелян?
- Конечно. Однажды на Лубянке не приняли передачу для отца, и мама поняла, что случилось самое страшное. А бабушка всю любовь перенесла на меня. Она говорила, что я для нее "ниточка в будущее, которая не должна прерваться". Эти ее слова я запомнил на всю жизнь. Заботу близких родственников я постоянно чувствовал, а потому мое детство было очень насыщенным. Я увлекся живописью. Занимался в студии. Пропадал в Третьяковке, музеях и галереях. Особенно привлекала абстрактная живопись. Теперь я понимаю, что это был своеобразный протест против того варварства, которое царило в жизни. Рисую до сих пор. Это одна из немногих "отдушин для души"…
- Как и ракеты?
- Как вы догадались?
- По-моему, в тридцатые годы все мальчишки увлекались авиацией и ракетами?
- Верно, я зачитывался фантастикой. Книги Макса Валье "Полет в мировое пространство", Якова Перельмана "Межпланетные путешествия" и "Ракетой на Луну", а также работы Константина Эдуардовича Циолковского возбуждали детское воображение. Очень помог отчим. Он рассказал мне о Ф. А. Цандере, и этот человек надолго стал моим кумиром. Если бы Фридрих Артурович не умер от тифа, уверен, ракетные исследования в нашей стране развивались бы более эффективно. Впрочем, только в том случае, если бы он не оказался в сталинских застенках… И еще одна книга привлекала меня - энциклопедия "Артиллерия". Пользуясь ей, я начал строить пороховые ракеты. Сделал переносной стенд и с него запускал их. Делал я это на обрыве, что находился у входа в Новодевичий монастырь. Ракеты запускал таким образом, чтобы они попадали в пруд на дне оврага. Порох для ракет делал сам. Смешивал компоненты, плотно укладывал в корпус ракеты и ставил на просушку. Какой-то особой технологии в изготовлении корпуса я не придерживался - все определялось находящимися под рукой материалами. Так что получались весьма разнообразные конструктивные решения. Диаметр ракеты составлял 30-35 миллиметров, а длина - примерно 25 сантиметров. Бывало, мои ракеты поднимались выше колокольни Новодевичьего монастыря, но иногда они взрывались и при старте.
- Так приобретался опыт конструкторской и исследовательской работы?
- Безусловно. Тягу к науке я испытывал с детства. Однако "тень" репрессированного отца и война помешали мне поступить на ракетный факультет МВТУ. В первый год войны меня зачислили в артиллерийскую спецшколу. Но ее вскоре расформировали, и я перешел в техникум. В конце концов оказался на заводе № 300, где создавались авиадвигатели. Параллельно, заочно, я учился в МВТУ и на философском факультете МГУ. Возглавлял опытный завод № 300 знаменитый академик А. А. Микулин. Именно на этом предприятии создавались первые турбореактивные двигатели, в частности для ТУ-104. Я участвовал в их первых натурных испытаниях. Безусловно, работа на заводе дала бесценный опыт. И не только по технике.
- Вы имеете в виду личность самого Микулина?
- Это был человек, о котором слагалось множество мифов, анекдотов и легенд. Некоторые из них имели под собой основание. К примеру, в трусах и майке по утрам он бежал с улицы Горького, где жил, на работу, в район Лужников. Следом за ним медленно шел ЗИС, в котором сидели охранники. Во время войны Микулин создал очень хороший поршневой авиадвигатель, который использовался практически на всех фронтовых самолетах. ЗИС и квартиру в центре Москвы ему дал лично Сталин. Понятно, насколько велик был авторитет Микулина. Однажды он увидел на набережной человека, который что-то зарисовывал в блокнот. "Взять и разобраться!" - приказал Микулин. Он подумал, что это очередной шпион, который интересуется его заводом. Такие случаи бывали в действительности… Но на этот раз оказалось, что "художник" - один из секретарей горкома партии, которому поручено благоустройство этого района Москвы. Партийного босса на заводе Микулина держали несколько часов, пока не выяснили его личность. Тот очень обиделся и поднял шум. Дело дошло до Сталина. Он коротко бросил: Микулин прав. И секретарю горкома на всякий случай объявили партийный выговор. Случай почти невероятный, но Микулин любил рассказывать его в академических компаниях.
- А как началась для вас большая наука?
- Со смертью Сталина. В 1953 году, после защиты кандидатской диссертации, меня направили в п/я 4019 - закрытый НИИ, где я начал работать в лаборатории испытаний ракетных топлив. Приблизился к той области науки и техники, которой мечтал посвятить жизнь.
- Лишь "приблизился"?
- Я не оговорился. Дело в том, что поначалу это была так называемая исследовательская работа. В лаборатории стояли миниатюрные модели двигателей ЖРД, и на них шли испытания различных компонентов топлив. Это действо напоминало работу алхимиков. Интуитивно подбирались разные компоненты и направлялись в камеру сгорания. Взорвется или нет эта смесь? Если "нет", то можно говорить о каком-то успехе. Если "да", то эксперимент повторяли. Ясно, что чаще всего случалось "да", оборудование гибло, стенды выходили из строя. Именно в это время я окончательно понял, что без серьезной науки никакой техники не бывает. И начал разрабатывать системы контроля нестационарных температурных полей факелов ЖРД.
- А если упростить?
- По цвету и яркости горящего факела можно контролировать его параметры. Я создал несколько разных систем, весьма эффективных. Кстати, работа доставляла большое эстетическое удовольствие. Цвет факелов был различный - он зависел от компонентов. Мне казалось, что я рассматриваю огненные тюльпаны, розы, георгины или хризантемы. Цветы ведь постоянно изменяются, они неповторимы. И когда рассматриваешь факел с помощью электронно-оптических преобразователей изображения, то излучение в ультрафиолетовом или инфракрасном диапазоне усиливается и проявляются новые детали цветовой структуры.
- Сказывалось, очевидно, восприятие оттенков цветов художником?
- Вероятно. Факелы могли быть как почти прозрачными со слабым голубовато-розовым свечением, так и ярко светящимися оранжево-красно-фиолетовых цветов. В будущем, возможно, могут быть реализованы широкомасштабные светомузыкальные представления. В них надо использовать физико-химические реакторы с соплами, направленными вверх. В эти реакторы, похожие на современные ЖРД, следует подавать различные топливные компоненты, что позволит формировать факелы разных цветов. Это будет феерическое зрелище!
- Любой взрыв впечатляет, не так ли?
- Я их насмотрелся изрядно… А потому занялся разработкой системы предотвращения взрывов ЖРД. Однако осуществить ее тогда не удалось, так как процесс взрыва развивается настолько стремительно, что любая аппаратура "запаздывает" с анализом ситуации. Но я все-таки создал ряд расходомеров, предназначенных для контроля массовых расходов газовых, жидких и сыпучих веществ. Они до сих пор используются в разных отраслях науки, техники и промышленности. В то время я познакомился с С. П. Королевым и В. П. Глушко. Сергея Павловича заинтересовали мои работы по тепловизионной системе, и он свел меня со своими прибористами. А Валентина Петровича привлекли исследования температурного поля факела ЖДР и разработки высокоточных расходомеров.
- Королев и Глушко произвели на вас сильное впечатление при первой же встрече?
- Сразу бросилось в глаза, что они - необычные люди. Считалось, что советский человек - легко управляемая "серенькая личность". Это понятие, казалось бы, распространялось на всех вне зависимости от званий и должностей. Но я встретился с людьми, которые, если можно так выразиться, были "импульсными всплесками на фоне подавляющей серости". Оба были довольно молоды и полны энергии. Они сравнительно недавно покинули места "вынужденного присутствия" и явно наслаждались полной свободой, личной и научной. Уже в то время об этих двух выдающихся людях ходили легенды. Особенно о том, что имело отношение к их печальному прошлому.
- Например?
- Через год после освобождения Глушко создал свое ОКБ. Он пригласил талантливых, инициативных специалистов, многие из которых работали с ним в "шарашке". Тогда в стране существовала специальная система снабжения, и Глушко пробил для своих "зэков" так называемые литеры А, то есть высшую категорию снабжения продуктами. И вдруг на очередном партийном собрании выступил один из механиков завода и сказал: "Глушко собрал сюда свою лагерную бражку и повыдавал им литеры А, а мы как работали всю войну за рабочую продуктовую карточку, так и тянем лямку. Где же справедливость?!" Об этом выступлении доложили Глушко. Он вызвал к себе механика и объявил, что тот уволен, так как ему "не место среди лагерной бражки".
- Ни Королев, ни Глушко не вспоминали о лагерном прошлом…
- Естественно, потому что они были устремлены в будущее. Но я убежден, что они ничего не забыли.
- Переход в Институт автоматики и телемеханики Академии наук был для вас не случайным?
- Я пришел работать к Борису Николаевичу Петрову, потому что у него разворачивались очень интересные исследования. Мы начали создавать специальные системы наблюдений - локационные и навигационные, которые позволяли вести поиск кораблей, подводных лодок, ракетных комплексов потенциального противника. Одно из направлений было связано с использованием спутников и других космических аппаратов для нужд геологии, метеорологии, картографии. Пожалуй, впервые ученые стали изучать природные ресурсы из космоса.
- И вот теперь началось главное в вашей жизни, не так ли?
- К сожалению, главное, но не осуществленное до конца!
- Как это было?
- В 1962 году, после защиты докторской диссертации, стал заведующим лабораторией в отделе академика Б. Н. Петрова. Во время одной из бесед с С. П. Королевым рассказал ему о своем желании участвовать в освоении космического пространства в качестве космонавта-ученого. Речь шла о построении подробного информационного портрета Земли с помощью оптико-электронных систем. Сергей Павлович поддержал меня и порекомендовал обратиться непосредственно к Н. С. Хрущеву. В письме к Никите Сергеевичу я довольно подробно изложил свою точку зрения на освоение космоса и на ту роль, которую может сыграть космонавт-исследователь. Естественно, предлагал в этом качестве себя.
- Интересно, дошло ли письмо до Хрущева?
- Не знаю. Однако события развивались стремительно. Письмо отправил 17 июля. И месяца не прошло, как меня направили на медкомиссию, которую я успешно прошел в том же 1962 году. Однако в отряд космонавтов зачислен не был. Официально мне сообщили, что "по возрасту". Это было странным, потому что несколько моих сверстников, проходивших комиссию вместе со мной, в отряд все-таки попали. В частности, Л. С. Демин и В. А. Шаталов. Так что причина, бесспорно, была иная. Я достаточно быстро выяснил, почему ко мне отнеслись негативно. Во-первых, генерал Каманин объявил: "Зачем нам нужен этот беспартийный доктор технических наук с его плохими анкетными данными - отец расстрелян НКВД, хотя сейчас и реабилитирован?" Мнение генерала конечно же учитывалось комиссией, но на этот раз сыграло роль и то, что я резко выступил против создания стационарных шахтных комплексов для пуска стратегических ракет: их строительство прекрасно регистрируется с помощью спутников, а следовательно, они уязвимы. Я доказывал, что нужно разрабатывать мобильные стартовые комплексы, то есть располагать их на самолетах, автомобильных и железнодорожных платформах, кораблях и подводных лодках. Но мои аргументы никого не убеждали - были выделены огромные деньги, и теперь они распределялись по ведомствам и организациям. Я же прослыл "врагом военных", и именно они выступили против моего зачисления в отряд космонавтов. Королев порекомендовал мне вновь обратиться к Хрущеву… Я так и сделал.
- И вновь реакция была быстрой?
- Вскоре сообщили, что я подключен как представитель Академии наук СССР к подготовке к полету на новом трехместном космическом корабле. В мае 1963 года приказом Главкома ВВС меня зачислили в группу космонавтов. Вскоре в нашей группе появился Константин Феоктистов. Мне рассказали, что он представитель ОКБ-1, кандидат технических наук. Я понял, что мы будем претендовать на место в корабле. Не скрою, был убежден: первенство принадлежит мне.
Во время предполетной подготовки очень хорошие отношения сложились у меня с Владимиром Бендеровым. Это был широко образованный летчик-испытатель из ОКБ Туполева. Он мог быть командиром корабля, а я - научным сотрудником. Выяснилось, что и против него военные строили козни, и только настойчивость А. Н. Туполева преодолела все преграды: Бендеров был зачислен в отряд космонавтов. Тем не менее ему так и не удалось полететь в космос. Он вскоре был отчислен из отряда, так как "не проходил по габаритам" - это был крупный мужчина и в корабле "Восход" не помещался. Однако Бендеров не огорчался, так как считал, что работа летчика-испытателя намного интересней, чем космонавта. 3 июня 1973 года генерал-майор Бендеров погиб во время катастрофы сверхзвукового ТУ-144 в Ле-Бурже.
- Он так и не попал в основной и дублирующий экипажи?
- Нет. В начале июля были сформированы два экипажа для полета на "Восходе". В основной вошли Волынов, Катыс, Егоров, в дублирующий - Комаров, Феоктистов, Сорокин, Лазарев. Вскоре вместо названия "космонавт-ученый-исследователь", которое значилось во всех документах программы, появилось "космонавт-инженер". Это меня насторожило, потому что лишало меня как ученого преимущества перед Феоктистовым. Однако тренировки шли весьма интенсивно. Во всех я принимал участие: прыгал с парашютом, летал на невесомость на истребителе, а затем и на ТУ-104, отрабатывал посадку на воду и так далее. Феоктистову врачи запретили некоторые тренировки, и я считал, что его вскоре отчислят… И вот тут вышла заминка с научной программой полета. Она не была сформулирована в Академии наук, и Королев поручил мне подготовить крупномасштабную программу научных исследований на борту "Восхода-1". До полета оставалось всего четыре месяца, времени явно не хватало. Однако Королев настойчиво добивался своего, и к моменту полета был сформулирован ряд разделов исследовательской программы.
- У вас сомнений не было, что полетите?
- Они начали появляться все чаще. При отливке ложемента для кресла в корабле оказалось, что с моим ростом (182 сантиметра) я не могу поместиться в ту формовочную ванну, которая была подготовлена. И ложемент мне сделать не могли. Каманин тут же объявил, что я готовиться к полету не могу. Я сразу же позвонил Королеву. Тот сказал, что попросит Г. И. Северина сделать мне специальный ложемент. Естественно, его просьба была сразу же выполнена. Вскоре мне предложили вступить в КПСС. Я отказался. Это было воспринято с явным удивлением и досадой. Я объяснил, что не могу носить на груди красный билет члена КПСС, так как именно такой билет носили и, возможно, еще носят те подонки, которые оклеветали, а потом расстреляли моего отца.
- Неужели в этот момент вы не поняли, что вам не суждено лететь?
- Мне было ясно, что генерал Каманин сделает все возможное, чтобы избавиться от меня. В конце концов меня переместили из основного экипажа в дублирующий.
- А как на это среагировал Королев?
- У нас с ним состоялся разговор перед стартом "Восхода-1". Он начал так: "Георгий Петрович, вы - доктор наук, вы должны выполнить во время космического полета солидные научные исследования. Только тогда ваш полет будет иметь смысл. Ну зачем вам участвовать в этом суточном полете? Вы же ничего исследовать за это время не сможете. Одни сутки - это только время адаптационного периода, то есть время привыкания организма к невесомости. Эти прописные истины всем специалистам хорошо известны. Вам нужно лететь в космос на 10-15 суток с соответствующей тщательно проработанной научной программой и со специальной научной аппаратурой, чтобы привезти солидные научные результаты. Пусть на сутки летит мой конструктор Феоктистов". Слова Королева напоминали попытку подсластить горькую пилюлю. Однако железная логика в его рассуждениях имелась. Во время беседы он предложил мне разработать программу для научных исследований "Восхода-3", до полета которого оставалось, по планам Королева, чуть более года.
Эта встреча произвела на меня неизгладимое впечатление. Помню его простенький кабинет на космодроме и его самого в синей безрукавке. Он увлеченно говорил о целях и задачах очередного космического эксперимента. Было видно, что он уже глубоко обдумал свои замыслы. Его монолог продолжался достаточно долго. Я еще раз утвердился в том, что этот человек по интеллектуальному уровню был на несколько порядков выше тех, с кем приходилось мне обычно встречаться. В завершение беседы Сергей Павлович сказал: "Я полностью отдаю вам "Восход-3" для проведения научных экспериментов и исследований в космосе. Действуйте оперативно. Широко привлекайте смежников. Я готов оказать максимальную помощь". Я с энтузиазмом воспринял его слова и начал интенсивно готовить научную программу "Восхода-3". В основном это были исследования и эксперименты по зондированию Земли, исследованию природных ресурсов. Конечно, это была программа для группы космических кораблей, полет "Восхода-3" должен был стать лишь началом, стартом комплекса научных космических исследований. Вполне естественно, для выполнения программы требовались высококлассные специалисты.
- Вы же предлагали создать отряд космонавтов Академии наук СССР?
- К сожалению, дело двигалось медленно. Только в конце апреля 1965 года президент АН СССР М. В. Келдыш принял решение создать такой отряд. В него предполагалось отобрать физиков, астрономов, биологов, геологов и представителей других специальностей.
- Но ведь у академии опыта отбора космонавтов не было?
- Поэтому формированием группы пришлось заняться мне. Но это чуть позже, а пока по просьбе Королева я форсировал работы по "Восходу-3". Борис Волынов был утвержден командиром корабля, а я - исследователем. Полет планировался на 15 суток. Однако вскоре начали проявляться всевозможные трудности. Смежники не успевали создать новую систему жизнеобеспечения, в КБ переключились на новый корабль "Союз", да и военные стали проявлять "характер" - потребовали, чтобы вся программа полета была подчинена только разведывательным целям. Единственный человек, который мог эффективно отстаивать научную точку зрения, был конечно же Королев. Ему помогали академики Келдыш и Петров. Но тут случилась трагедия - не стало Сергея Павловича… Естественно, сразу же все изменилось: научную программу "Восхода-3" заменили военной, и нас отстранили от подготовки к полету. Академик В. П. Мишин, сменивший С. П. Королева, не мог противостоять военным - его голос был не слышен, да и такого авторитета, как у Сергея Павловича, у него не было.
- И "Восход-3" так и не полетел...
- Нет. Впрочем, иначе и быть не могло!.. Кстати, Мишин предложил мне перейти из Академии наук в его ОКБ. "Тогда мне будет легче пробить ваш полет", - сказал он. Согласиться на такое предложение я не мог, так как оно уничтожало главное: участие большой науки в исследовании космоса. Именно это, а не мой собственный полет, определяло основную идею того, о чем я мечтал.
- Но все-таки мне кажется, не личные симпатии и амбиции решали все?
- Безусловно. Хотите одну притчу?
- Конечно.
- Были три волшебника, способные возвращать мертвых к жизни. Однажды они решили продемонстрировать свои возможности. Они увидели кости льва. Первый мудрец восстановил скелет, второй наполнил его плотью, а третий вдохнул во льва жизнь. Они великолепно доказали, что владеют искусством воссоздания жизни. Однако лев тут же напал на мудрецов и сожрал их, так как был очень голоден… К чему я рассказал эту притчу? Когда-то в 1930-е годы у нас была создана военная система руководства промышленностью. Вскоре она стала жить сама по себе. Военно-промышленный комплекс - это голодный лев, которого год от года кормить становилось все труднее. И постепенно он начал поедать собственных творцов, так как материальные ресурсы страны ограничены. Мне кажется, что в последние годы жизни Сергей Павлович Королев уже понимал, что тот космический лев, которого он создал и в которого вдохнул жизнь, начинает плотоядно на него посматривать, сглатывая слюну. Но Королев умер, и военно-промышленный лев начал пожирать его соратников и учеников.
- И вас в том числе?
- Я стал одной из первых жертв. Однако скрывать не буду: сопротивлялся отчаянно!
- В чем это выражалось?
- Продолжал упорно идти к своей цели, вызывая ненависть у многочисленных врагов и находя поддержку у немногих друзей. Я трижды готовился к конкретным полетам. По разным причинам они не были осуществлены. И когда стало ясно, что мне полететь не суждено, я занялся формированием группы космонавтов-ученых от Академии наук СССР. В течение ряда лет был ее руководителем. Одновременно работал заведующим лабораторией в Институте автоматики и телемеханики.
- А в Америке в то время была такая группа?
- Группа астронавтов-ученых появилась в 1964 году. У нас - на три года позже. Но если в США коллегам уделялось особое внимание, то к нам отношение было, повторяю, предвзятое…
- Насколько мне известно, в этой группе не было ни одного члена партии?
- Да, это так. Только беспартийные специалисты. А разве для исследований в космосе обязательно быть членом КПСС?!
- Но многие чиновники увидели в этом вызов, разве не так?
- Группа ученых в Центре подготовки космонавтов была воспринята как инородное тело. Но тем не менее она существовала до 1974 года. Из различных институтов и университетов было отобрано 24 молодых ученых. Активное участие в формировании группы принимал Мстислав Всеволодович Келдыш. Его настойчивость помогла преодолеть негативное отношение к созданию этой группы у военных и ОКБ-1. Там считали, что для космических полетов вполне достаточно военных летчиков и инженеров из ОКБ. Естественно, медики сделали все возможное, чтобы забраковать кандидатов от АН СССР. И все-таки 19 человек были допущены для подготовки в ЦПК. Вновь вмешался генерал Каманин, которому подчинялся Центр. Лично он отобрал пять человек, которые и приступили к тренировкам.
- Я знаю, что никто из них не полетел в космос, поэтому назовите их…
- Мне выпала честь руководить молодыми, талантливыми и беспартийными учеными. Это были Рудольф Гуляев, Ординард Коломийцев, Марс Фаткуллин и Валентин Ершов. Первые трое были из Института земного магнетизма, ионосферы и распространения радиоволн, а Ершов - из Института прикладной математики. Трое ученых из ИЗМИРАНа должны были участвовать в проведении исследований солнечно-земных связей, а Ершов - взять на себя навигационное обеспечение облета Луны. Кстати, вышло специальное Постановление ЦК КПСС и Совета Министров СССР № 270-105 от 27 марта 1967 года о создании группы космонавтов АН СССР. Но это постановление игнорировалось. Я пытался включить членов группы в конкретные программы предполетной подготовки, но везде упирался в стену безразличия. Да и время было весьма неудачное: на нашу космонавтику посыпались всяческие неудачи, аварии и катастрофы. Погибли Комаров, Пацаев, Добровольский и Волков, лунная программа зашла в тупик. И все это происходило на фоне грандиозных достижений американцев, в том числе и широкого участия ученых практически во всех полетах. Именно они вели спектр исследований в космосе, и стало ясно, что нам их уже не догнать… Ну а когда речь зашла об экономии средств на космос, то одной из первых жертв стала группа космонавтов Академии наук. В ЦК партии, где космонавтику курировало несколько отделов, никто не стал нас поддерживать, так как в группе не было ни одного члена партии.
- Мне кажется, что это и стало главной причиной ликвидации научного отряда.
- Теперь я понимаю, что это так…
- А тогда?
- Я наивно полагал, что партийность и космос очень далекие понятия.
- Это уж слишком наивно…
- Наука обладает потрясающим свойством: ею заболеваешь, но она и лечит.
- Вы имеете в виду свое "возвращение в науку"?
- От космоса я никогда не уходил. Просто стал чуть подальше от кораблей, от экипажей, от Центра подготовки космонавтов и от той суеты, что царила там. С начала 1970-х годов стало ясно, что лидирующую роль станут играть автоматические аппараты и станции. Для них мы и начали создавать уникальную аппаратуру. Были разработаны специальные системы для зондирования Земли - они используются на искусственных спутниках. А затем мы занялись созданием принципиально новых роботов для исследования планет и других космических тел, в частности "шагающих аппаратов". Комитет по делам изобретений выдал нам авторское свидетельство на эту оригинальную разработку. В лаборатории появился и оригинальный колесно-шагающий самоходный аппарат. Он обладает очень высокой проходимостью. Щели, уступы, впадины, трещины не становятся для него преградой: он не может туда провалиться, так как видит, куда ставить опору. На этом аппарате можно установить и специальную кабину, и тогда из автомата-робота он превращается в обитаемый отсек.
- В общем вы всегда готовы к полетам в ближний и дальний космос, на Луну, планеты Солнечной системы?
- Признаюсь: всегда готов! Мне 80 лет, но если бы сегодня представилась возможность, я с удовольствием и наслаждением отправился бы куда-нибудь в космос, в другие миры. Эта мечта родилась в детстве, прошла со мной через всю жизнь и до сих пор не умирает. Поверьте, это прекрасное, возвышенное чувство!
- Можно было бы завершить нашу беседу на этой оптимистической ноте, но все-таки я должен вас спросить о том, что вы думаете о современном состоянии нашей космонавтики?
- Уровень мировой космонавтики определяется числом зондов, которые были отправлены в ближний и дальний космос за определенный отрезок времени. И сразу становится ясно, насколько велики интересы той или иной страны в этой сфере человеческой деятельности. Понятно, что в так называемый космический клуб входят все новые страны, и для них космические исследования не только престижны, но и экономически выгодны. К сожалению, за последние десятилетия Россия утратила свое лидерство. Если раньше она шла "плечом к плечу" с Америкой, то теперь мы остались далеко позади.
- Наверное, иначе и не могло быть?!
- Я согласился бы с вами, если бы не существовал "китайский вариант". Китайцы нашли свой путь и идут по нему весьма эффективно. Они и в этой области становятся для нас примером.
- А не кажется ли вам, что они повторяют нашу ошибку?
- Что вы имеете в виду?
- Мы сначала создавали технику, а потом в нее старались "втиснуть" науку. И зачастую даже не знали, зачем летим на орбиту - только ради проверки техники или ее совершенствования. Так главная цель и задача освоения космоса отодвинулись на задворки. Разве это не ошибочный путь?
- Вы правы в значительной степени. Да, наука тащилась в хвосте космической техники, и многие понимали эту опасность. В стране был создан Институт космических исследований. Однако ему не удалось возглавить нашу космонавтику. И это одна из крупных ошибок прошлого. Но китайцы, осуществив экономические реформы, не сорвались с достигнутого уровня, а продолжали свое развитие в космосе. Мы же после 1991 года были отброшены назад. Причем, чем активнее осуществлялись в России реформы, тем сильнее развивался кризис в космонавтике - одной из самых передовых областей науки и техники. Уже этот факт свидетельствует, что подобные реформы порочны.
- Может быть, еще вырвемся вперед?
- Это невозможно. Два десятилетия - огромный срок. Из развития науки, техники, промышленности страны вырвано два поколения - талант и возможности миллионов людей не реализованы. Разве такое восполнимо?!
- Что же будет дальше?
- Мне кажется, делается попытка исправить положение. Есть реальные проекты, и теперь их надо осуществлять. Это очень непросто. Однако Королеву и его соратникам разве было проще?! Если мы хотим добиться чего-то, то именно с таких людей, как Сергей Павлович Королев, надо брать пример.
- Но ведь он инопланетянин!
- Мне все чаще кажется, что это именно так…
Читайте в любое время
