ПЕРВОЕ ИМЯ В ЛИТЕРАТУРЕ
У каждого народа есть первое имя в литературе, которое бесспорно.
Для нас это имя - Александр Сергеевич Пушкин.
Главный завет пушкинского творчества - человеколюбие. Его имя - в первом ряду мировой культуры вместе с Гомером, Данте, Шекспиром, Гёте.
И долго
буду тем любезен я народу,
Что
чувства добрые я лирой пробуждал,
Что в мой
жестокий век
восславил
я свободу
И милость
к падшим призывал.
Ключевые слова: чувства добрые, свобода, милость к падшим.
Драматическая история нашего отношения к пушкинским заветам - это отражение наших взлетов и провалов, история русской души и сердца.
И отмечая двухсотлетие со дня рождения А. С. Пушкина, мы обращаемся к словам замечательных русских писателей, к поэтам и критикам, которые, размышляя о "первом имени в литературе", непременно связывали суть его творчества, суть его гения с судьбой России. Понять Пушкина для них, как и для Ф. Достоевского, означает понять назначение русского человека вообще, понять место России в общем историческом процессе, "внести примирение в европейские противоречия". Эти высказывания, как мы видим, остаются актуальными и по сей день.
Кирилл КОВАЛЬДЖИ.
О НАЗНАЧЕНИИ ПОЭТА
А. А. Блок
Речь, произнесенная в Доме литераторов на торжественном собрании в 84-ю годовщину смерти Пушкина.
Наша память хранит с малолетства веселое имя: Пушкин. Это имя, этот звук наполняет собою многие дни нашей жизни. Сумрачные имена императоров, полководцев, изобретателей орудий убийства, мучителей и мучеников жизни. И рядом с ними - это легкое имя: Пушкин.
Пушкин так легко и весело умел нести свое творческое бремя, несмотря на то, что роль поэта - не легкая и не веселая; она трагическая; Пушкин вел свою роль широким, уверенным и вольным движением, как большой мастер; и, однако, у нас часто сжимается сердце при мысли о Пушкине: праздничное и триумфальное шествие поэта, который не мог мешать внешнему, ибо дело его - внутреннее - культура, - это шествие слишком часто нарушалось мрачным вмешательством людей, для которых печной горшок дороже Бога.
Мы знаем Пушкина - человека, Пушкина - друга монархии, Пушкина - друга декабристов. Все это бледнеет перед одним: Пушкин - поэт.
Поэт - величина неизменная. Могут устареть его язык, его приемы; но сущность его дела не устареет. <...>
Мне кажется уместным сказать по этому поводу о назначении поэта и подкрепить свои слова мыслями Пушкина.
Что такое поэт? Человек, который пишет стихами? Нет, конечно. Он называется поэтом не потому, что он пишет стихами; но он пишет стихами, то есть приводит в гармонию слова и звуки, потому что он - сын гармонии, поэт.
Что такое гармония? Гармония есть согласие мировых сил, порядок мировой жизни. Порядок - космос, в противоположность беспорядку - хаосу. Из хаоса рождается космос, мир, учили древние. Космос - родной хаосу, как упругие волны моря - родные грудам океанских валов. Сын может быть не похож на отца ни в чем, кроме одной тайной черты; но она-то и делает похожими отца и сына.
Хаос есть первобытное, стихийное безначалие; космос - устроенная гармония, культура; из хаоса рождается космос; стихия таит в себе семена культуры; из безначалия создается гармония. <...>
Поэт - сын гармонии; и ему дана какая-то роль в мировой культуре. Три дела возложены на его: во-первых, освободить звуки из родной безначальной стихии, в которой они пребывают; во-вторых - привести эти звуки в гармонию, дать им форму; в-третьих - внести эту гармонию во внешний мир.
Похищенные у стихии и приведенные в гармонию звуки, внесенные в мир, сами начинают творить свое дело. "Слова поэта суть уже его дела". Они проявляют неожиданное могущество; они испытывают человеческие сердца и производят какой-то отбор в грудах человеческого шлака; может быть, они собирают какие-то части старой породы, носящей название "человек"; части, годные для создания новых пород; ибо старая, по-видимому, быстро идет на убыль, вырождается и умирает.
Нельзя сопротивляться могуществу гармонии, внесенной в мир поэтом; борьба с нею превышает и личные и соединенные человеческие силы. <...>
Однако дело поэта, как мы видели, совершенно несоизмеримо с порядком внешнего мира. Задачи поэта, как принято у нас говорить, общекультурные; его дело - историческое. Поэтому поэт имеет право повторить вслед за Пушкиным:
И мало
горя мне, свободно ли печать
Морочит
олухов, иль чуткая цензура
В
журнальных замыслах стесняет
балагура.
Говоря так, Пушкин закреплял за чернью право устанавливать цензуру, ибо полагал, что число олухов не убавится. <...>
Не будем сегодня, в день, отданный памяти Пушкина, спорить о том, верно или неверно отделял Пушкин свободу, которую мы называем личной, от свободы, которую мы называем политической. Мы знаем, что он требовал "иной", "тайной" свободы. По-нашему, она "личная"; но для поэта это не только личная свобода:
...Никому
Отчета не
давать; себе лишь самому
Служить и
угождать; для власти, для ливреи
Не гнуть
ни совести, ни помыслов, ни шеи;
По прихоти
своей скитаться здесь и там,
Дивясь
божественным природы красотам,
И пред
созданьями искусств и вдохновенья -
Безмолвно
утопать в восторгах умиленья -
Вот
счастье! Вот права!..
Это сказано перед смертью. В юности Пушкин говорил о том же:
Любовь и
тайная свобода
Внушили
сердцу гимн простой.
Эта тайная свобода, эта прихоть - слово, которое потом всех громче повторил Фет ("Безумной прихоти певца!"), - вовсе не личная только свобода, а гораздо большая: она тесно связана с двумя первыми делами, которых требует от поэта Аполлон. Все перечисленное в стихах Пушкина есть необходимое условие для освобождения гармонии. Позволяя мешать себе в деле испытания гармонией людей - в третьем деле, Пушкин не мог позволить мешать себе в первых двух делах; и эти дела - не личные.
Между тем жизнь Пушкина, склоняясь к закату, все больше наполнялась преградами, которые ставились на его путях. Слабел Пушкин - слабела с ним вместе и культура его поры. <...>
Пушкин умер. Но "для мальчиков не умирают Позы", - сказал Шиллер. И Пушкина тоже убила вовсе не пуля Дантеса. Его убило отсутствие воздуха. С ним умирала его культура. <...>
На свете счастья нет, а есть покой и воля.
Покой и воля. Они необходимы поэту для освобождения гармонии. Но покой и волю тоже отнимают. Не внешний покой, а творческий. Не ребяческую волю, не свободу либеральничать, а творческую волю, - тайную свободу. И поэт умирает, потому что дышать ему уже нечем; жизнь потеряла смысл. <...>
Мы умираем, а искусство остается. Его конечные цели нам неизвестны и не могут быть известны. Оно единосущно и нераздельно.
Я хотел бы, ради забавы, провозгласить три простых истины.
Никаких особенных искусств не имеется; не следует давать имя искусства тому, что называется не так; для того чтобы создавать произведения искусства, надо уметь это делать.
В этих веселых истинах здравого смысла, перед которым мы так грешны, можно поклясться веселым именем Пушкина.
1921.
Читайте в любое время
