ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ СТАРОГО БИБЛИОФИЛА
Рувим ПАЛЕЙ.
НАУЧНО-ФАНТАСТИЧЕСКИЙ РОМАН О ПУШКИНЕ
Кто из нынешнего поколения библиофилов знает книгу Бориса Иванова "Даль свободного романа"? Вряд ли многие. Ведь она вышла в 1959 году обычным для того времени тиражом - 30 тысяч. Но и из тогдашних книголюбов далеко не все ее увидели и смогли приобрести. После выхода в свет этот объемистый (тридцать семь учетно-издательских листов) том исчез из продажи, в библиотеках его выдавали неохотно, отказывая под явно надуманными предлогами. И правильно делали, потому что роман далеко не всегда возвращали на место.
Так что же это за книга? Кто ее автор? И почему ее появление сразу вызвало своего рода сенсацию - сенсацию, скажем прямо, нездоровую? Почему ее тут же окружил ряд легенд? Так, ходили слухи, что издательство ("Советский писатель"), никак не решаясь ее выпустить, заказало последовательно и оплатило тринадцать внутренних рецензий, а директор издательства - когда она все же вышла в свет - признал свою "ошибку". Что автор книги, почти неизвестный Борис Евгеньевич Иванов, глубокий старик, по странному совпадению именно в дни своей юбилейной даты удостоился единодушного разгрома со стороны ряда авторитетных пушкинистов, а вскоре после этого умер. Но я вовсе не хочу определенно сказать, что его жизнь прервалась от душевного потрясения из-за печальной судьбы книги: глубокие старики имеют обыкновение умирать в силу непреложных законов природы.
Книгу разгромили из-за того, что это был первый научно-фантастический роман о Пушкине. Разве научная фантастика должна говорить только о 80-ти тысячах километров под водой или об инопланетянах? Фантастика может быть не только космической, биологической, но также исторической, социальной. Например, когда речь идет о гибели Атлантиды, Помпеи или, скажем, о попытках построения нового, будущего порядка. Правда, в последнем случае речь, наверное, скорее будет идти о социальной утопии. И здесь тоже остаются незыблемыми основные требования, которые следует предъявлять к научной фантастике.
Роман Б. Иванова всецело отвечал этим требованиям. Взяв за основу известные факты из жизни Пушкина, некоторых лиц из его окружения, других его современников, автор строит сюжет, рассказывая увлекательную, в большей части вымышленную, но вполне, на мой взгляд, правдоподобную историю из жизни Пушкина, привлекая общеизвестные реальные эпизоды его биографии. Приведу один пример. Помните рассказ о дуэли Онегина с Ленским? После визита основного инициатора дуэли Зарецкого, принесшего вызов от Ленского, Онегин тягостно размышляет:
Он мог бы чувства обнаружить,
А не щетиниться, как зверь.
Он должен был обезоружить
Младое сердце. Но теперь
Уж поздно: время улетело...
К тому ж, - он мыслит - в это дело
Вмешался старый дуэлист...
Этого дуэлиста Пушкин назвал Зарецким. Следуя законам жанра, автор назвал его вымышленным именем: Заикин. В дальнейшем Заикин "рассказывает" самому Пушкину о подробностях дуэли.
Иванов вводит новых действующих лиц, например Холмского: чтобы отомстить отцу Ленского, с которым не нашел возможности рассчитаться при его жизни, он намеренно убивает Владимира под видом странно оформленной дуэли. Ситуация начинает напоминать читателю рассказ Пушкина (то есть "Белкина") "Выстрел", главное действующее лицо которого - Сильвио - выглядит прототипом Холмского.
Онегин, как бы реально существующий современник Пушкина, беседует о сочинениях поэта с книготорговцем. И для большей правдоподобности все это происходит на фоне исторических событий того времени, многие факты подтверждаются ссылками и сносками. Некоторые эпизоды романа происходят во время Отечественной войны 1812 года. И читатель узнает знакомые ему из истории образы Александра I, Наполеона и других действующих лиц.
Пушкинисты почти единодушно встретили роман осуждающими статьями. Не берусь спорить или соглашаться с ними: не обладая нужной для этого компетентностью, как могу судить о допустимости или недопустимости подобного литературного эксперимента с личностью и памятью великого поэта?
Разве только могу напомнить, что в русской литературе существует не менее тринадцати повестей о жизни Лермонтова. Именно это число назвал Петр Павленко, озаглавив свое произведение, основанное на мистификации - подложных записях французской поэтессы Оммер-де-Гелль, "Тринадцатой повестью" о поэте. (Кстати, эта повесть тоже была единодушно осуждена критикой.)
Для меня книга Иванова сразу же после шумных разговоров о ней приобрела острый интерес как для завзятого книголюба.
Но когда кинулся искать ее - то не нашел ни в книжных магазинах, где принимали книги от населения с торговой скидкой в 20%, ни в букинистических, которые, наряду с обычными книгами, покупали и продавали также редкие, антикварные.
Книга исчезла. Да как!
Заниматься поисками ее в библиотеках города я не стал. Зачем? Ведь я взял, прочитал роман и вернул его еще до таинственного исчезновения со всех прилавков. Не идти же по стопам тех, которые пополняют свои личные собрания путем бессрочного заимствования из библиотек.
В чем же дело? Ее что - так надежно спрятали?
Когда я уже прекратил безнадежные поиски, случайно, просто по привычке зашел в маленький, полуподвальный книжный магазин в начале улицы Остоженки и взглянул на прилавок с книгами, купленными у населения. Нет, не скажу, что не поверил своим глазам: слишком уж врезались в память со дня первой встречи ее дородность и оранжевый переплет.
Да, это она! Борис Иванов!
Скрыв от продавцов неприличный восторг, расплатился в кассе и тут же стал внимательно рассматри вать свою находку.
Цена 1 рубль 20 коп. До тогдашней денежной реформы. Удивительно: неужели ни один книголюб не нашел эту книгу здесь? Но вот и разгадка: штамп магазина от 17.01.73 года! То есть она поступила в продажу в тот же день, а быть может, и за час до того, как я ее увидел!
Так удачно закончилась на этот раз библиофильская охота! Первый научно-фантастический роман о Пушкине и по сей день можно отыскать только у завзятых библиофилов.
ВСПОМИНАЯ ТУРГЕНЕВА
В "Записках охотника" есть рассказ "Ермолай и его Валетка". Ермолай ценил собаку за преданность и отличные охотничьи качества. Но при этом никогда не кормил ее, рассуждая, что "пес сам себя прокормит". А пес и в самом деле кормился, хотя и неведомо где и как.
Вспоминаю этот рассказ, когда рано утром слышу требовательный лай под окном. Это подает голос крупная красивая собака нашей соседки по подъезду. Она собаку явно не докармливает. И, по-видимому, не без расчета. Утром выводит ее во двор и оставляет одну.
Соседи привыкли. Уходя на работу, берут для собаки - кто хлебца, кто говяжью кость, кто кусочек-два сахару. Она идет им навстречу, берет из рук, благодарно провожает несколько шагов, потом возвращается на привычное место и ждет следующего.
Сцена повторяется два-три раза в день.
Не осталась ли нам в наследство от сов-власти жизнь, чем-то напоминающая эту собачью?
Надеюсь, что не навсегда.
ВАЛЕНТИНЕ ЖАВОРОНКОВОЙ
Перстень был у царя Соломона, и на внутренней его стороне было вырезано: "И это пройдет". В часы печали, в часы горя и тяжелых утрат снимал царь кольцо и читал изречение.
Что же может пройти? Разве, например, горе от потери близких когда-нибудь пройдет? Нет, но боль от потери с течением времени утратит остроту, смягчится. Никуда не уйдет - отойдет в тень. Без этого нельзя было бы жить.
Вот что имел в виду царь, заказывая надпись.
И в минуты радости, ликования, восторга перечитывал он ее. Ибо не подобает мудрому замутить кристальную ясность своего сознания излишними проявлениями восторга и радости. Ибо следует ему помнить, что минуты, часы, даже годы счастья тоже преходящи, - помнить, чтобы в свой час любая потеря, любое горе не застали его врасплох, не помрачили разума.
Так гласит древняя легенда.
Будем же помнить ее, чтобы никогда не терять душевного равновесия, чтобы любая беда не выбила нас из седла.
Читайте в любое время
