КЛЕНОВЫЙ ЛИСТОПАД
Кандидат биологических наук Л. СЕМАГО. Фото И. Константинова.
Несколько дней подряд то в одну, то в другую сторону гнал осенний ветер бесконечные стаи низких, серых туч. Из их разбухшей утробы лились и лились холодные дожди, и земле уже некуда было девать лишнюю воду, она не нужна была ни деревьям, ни травам. Отяжелели от влаги грибы, и рослые белоногие мухоморы переламывались пополам под бременем собственных шляпок.
Но наконец однажды под вечер вместо дождя закружили в лесу "белые мухи", исчезая бесследно от прикосновения к веткам, листьям, оленьим рогам и мокрой земле. Потом на дальнем конце просеки словно окно засветилось: золотисто-розовым светом обозначилось чистое небо, а сверху из сизо-серой завесы в него опустилось пылающее солнце, сжигая бездымным пожаром обрывки последних туч. Первая ясная ночь была тихой, холодной и звездной, и будто невесомая пыль далеких звезд осела перед рассветом на поникшие травы: ночной морозец выжал из воздуха сухой иней, и от него побелела и тускло заблестела большая поляна в оленьем лесу.
Но едва поднялось над деревьями солнце нового дня, как быстро стал зеленеть дальний край поляны, и жарко засияли вокруг нее стройные клены. Верилось, что теперь-то, согретые теплыми лучами, они подержат на ветвях свою торжественную и светлую красоту, что отпразднуют вместе со всеми деревьями золотую осень.
А получилось совсем иначе. Началась обычная дневная жизнь леса. Возле замшелого, кривобокого пня из перепутанной травы тесной кучкой вылезли опенки. Серые шершавые шляпки грибков, как спинки озябших за ночь мышат, прижались друг к дружке, чтобы согреться. На пень вскарабкались две божьи коровки и засверкали на потрескавшемся торце, как алые капельки. Где-то в отдалении застучал на своей "кузнице" дятел. Потом в той же стороне пролетел за соснами ворон, молча осматривая места ночных оленьих турниров. Каждый взмах сильных крыльев черной птицы сопровождался упругим свистом, и от одного из них чуть вздрогнул озаренный утренним солнцем крайний клен и уронил свой первый лист. Легкий, как птичье перо, нежный, как лепесток лесной яблони, он, падая, чуть коснулся другого, увлек его за собой, и оба легли чуть поодаль друг от друга, не примяв ни травинки. А следом, покачиваясь на лету, ударяясь о ветки и веточки, стали падать их соседи. Чем сильнее пригревало осеннее солнце, тем гуще сыпались листья уже со всех кленов, и дятел, как ни спешил, не успевал вести им счет, сбиваясь на третьем-четвертом ударе. Все шире и плотнее становились желтые круги у подножий темных стволов, все меньше оставалось листьев наверху... Тихий кленовый листопад открывал светлое бабье лето.
Засыпало легкими кленовыми листьями и грибы, и двух божьих коровок, и анютины глазки. Жучки вылезли снова на солнышко, опенки - тоже, став через день взрослыми грибами, а цветку помог увидеть небо барсук. Ночью основательно и не торопясь сгреб зверь целые вороха свежего опада и затолкал их в свою нору, которую перед этим проветрил, выбросив из нее старую, побитую подстилку. Спать зимой будет не как-нибудь, а на пышной постели.
Потом, когда холодный ветер-листобой оголит березы и дубы, листьев будет еще больше, но надеяться барсуку на то время уже нельзя, потому что вместо сухой и мягкой постели придется собирать сырье, которое под землей станет еще сырее. Может быть, это простое совпадение, но почти все барсучьи "городки", которые я знаю в воронежских лесах, вырыты там, где растут хотя бы два-три клена. Правда, у нас, кроме сосновых посадок да степных осиновых кустов, и лесов таких нет, где бы не было кленов. А там, где нет берез или кленов, не бывает настоящей золотой осени. Зелеными опадают листья с ольхи и ясеня, всегда остается зеленое пятнышко на осиновом листике, нет чистоты и яркости у дуба - только клены словно обменивают свою зелень на свет солнечных лучей. И когда на небе зажигаются первые звезды, медленно, как вторая заря, гаснет в темноте их золотое одеяние.
Шли дни, прилетал в лес ветер, но не раздувал огромные кленовые костры, не добавлял им пламени, а словно тушил их, срывая листья и стеля их по тропинкам, сметая в старые межевые канавы, засыпая черное кабанье рытво и оленьи следы на просеках. И едва миновала полная неделя после того пустякового заморозка, как снова тяжелыми, клокастыми тучами нахмурилось небо, и как-то растерянно засвистел первый снегирь на голой кленовой ветке. Но лес не заметил этой потери: вместо кленов желтым огнем заполыхали тысячи берез, посвежели в бору высокие сосны, стряхнув вместе со старой хвоей остатки рыжины.
К зимнему покою готовился лес, но жизнь еще теплилась в стволах крепких кленов. Пригревало солнце, и из недавних случайных ран, из старых, незаживших как следует морозобоин капля за каплей начинал сочиться сладковатый сок, а на темной коре расплывалось сырое пятно. Так что полный покой у клена зимой меньше, чем у других деревьев: всего два или два с половиной месяца.
В наших лесах это дерево с коротким, мягким и звучным названием "клен" - самое смелое. Смелое потому, что, не дожидаясь прихода весны, в какую-то из последних зимних оттепелей или просто отогревшись под лучами февральского солнца, стряхивает с себя оцепенение. В сердцевине ствола еще сидит морозный холод, а могучие насосы корней уже гонят по нему вверх сладковатый сок. Гонят с такой силой, что от булавочного укола на серой коре мгновенно выступает прозрачная бисеринка. Она растет, превращается в каплю и маленькой струйкой стекает в сырой снег. В стылом воздухе на сломах ветвей нарастают мутноватые сосульки - сладковатые кленовые леденцы. А если ночью снова ударит зимний мороз и снова остынет ствол, корни не прекратят работы. Ведь надо наполнить соком каждую веточку, чтобы чуть-чуть раздвинулись тугие тиски чешуек на цветочных почках. Весна не за горами.
Клен смолоду не боится стужи. Семена сбрасывает после листопада, иногда уже на снег. И в сыром снегу, впитав талую влагу, прорастают эти семена, стараясь вонзить, загнать поглубже в холодную почву белые острия корешков. Тот, которому удастся это, по настоящему теплу развернет пару листочков. С ними юный кленок простоит все лето, а в дерево начнет превращаться только на втором году жизни. У деревьев так часто бывает: из крупного семени вырастает за лето что-то похожее на невзрачную травинку, а у какого-нибудь сорняка из ничего, из макового зернышка чуть ли не дерево вымахивает.
Клен в чистом поле - раскидистое, кряжистое дерево. Однако чаще всего он состоит в свите дуба. Вместе с липой они служат для него шубой, без которой тому неуютно под знойными или холодными степными ветрами; устилают землю пышными, мягкими листьями, чтобы тепло было дубовым корням. А их собственные корни к морозу словно нечувствительны.
Когда цветет клен, пчелы и шмели забывают обо всех других цветах: вокруг покрытого сладкими желтыми соцветиями дерева весь день висит в воздухе живой, гудящий ореол. Быстро, легко и как-то весело работают пчелы на цветущих кленах: в каждом цветке лежит открыто капелька нектара, почти меда - бери, пей! Так щедро расплачивается клен за пчелиную помощь. А без нее прекратилась бы кленовая линия. Ветер тут ему совсем не помощник, как, например, березе, ольхе или сосне.
Цветущий клен и для белки стол. Цепляясь за кончики упругих веточек, рыже-серый зверек скусывает раскрывшиеся цветки. Да разве только белки и пчелы знают вкус кленового цветка? В детстве мы каждую весну с нетерпением ждали кленовую "кашку" и первыми пробовали это лакомство. Дятлы и поползни любят кленовый сок и умеют его добывать, и другие лесные птицы пристраиваются к ним, чтобы отведать весеннего напитка. Дерево потом легко залечит маленькие ранки дятловых подсочек, а сок под солнцем загустеет в сироп. На этом даровом угощении днем и ночью будут толпиться шестиногие лесные сладкоежки: мухи, комары, бабочки, муравьи.
Белка от клена берет, пожалуй, больше других: сок, цветки и семена. Впрок семена она не заготавливает, а ранней весной, когда они прорастают, достает их из-под снега. И мышиное племя понемногу под снегом отыскивает и шелушит эти семена. Поползень на зиму в разных местах в трещины коры затискивает их, только крылышки торчат. Больше всех зверьков и птиц любят кленовые семена снегири. Но дерево нашло способ спасать урожай от этих пернатых нахлебников: только прилетают они в наши леса, как сбрасывает клен крылатые плодики-"носики".
Но, кажется, больше никаких услуг клен не оказывает никому и сам без чужой помощи обходится. Никогда под кленом не бывает ни сыроежек, ни лисичек, ни рядовок, ни иных грибов - ни хороших, ни плохих. Только зимним грибкам-денежкам как-то удается расти на покалеченном морозобоинами его стволе.
На мягкие, нежные листья клена среди прожорливых шестиногих опустошителей наших лесов нет любителей. Нетронутыми остаются клены в самых гиблых местах, где злодействуют листовертки, шелкопряды, златогузки, хохлатки, наголо раздевая дубы. Так осенью и опадают широкие листья без единого изъяна.
Кленовую кору даже с молодых деревьев не гложут ни олени, ни лоси - звери, как будто равнодушные к горечи: прямо-таки жгучий вкус у корья. Никому не по вкусу и древесина клена. Дятел иногда пробует строить дупло в нем, но, едва разбив заболонь, бросает работу. Сухое дерево не трогают насекомые, полчищами нападающие на гибнущие сосны, дубы, тополя. Бессильны против него и грибы, разрушающие другие деревья заживо.
Одним словом, природа дала клену крепкую защиту, за что и берет с него вечную дань - соком да неизбывной красотой.
Читайте в любое время
