С возрастом дети учатся использовать своё понимание чужих чувств и мыслей для достижения собственных целей.

Мы отличаемся от животных тем, что можем оценивать свои мысли и чувства со стороны; более того, точно так же мы можем оценивать мысли и чувства других людей. То есть мы можем понять мотивацию другого человека, вчувствоваться в его эмоциональное состояние и с высокой степенью достоверности спрогнозировать его дальнейшее поведение. И, наоборот, по поведению мы можем понять, о чём человек думает: например, если кто-то, выходя из дома, берёт зонт, мы уверенно заключаем, что этот «кто-то» полагает, что будет дождь. Такую способность описывают как умение строить модель психического состояния, иногда встречаются названия «понимание чужого сознания», «теория намерений», «теория разума». В последнее время появляются данные о том, что способностью понимать чужие мотивы обладают не только люди, но и некоторые обезьяны и птицы.

(Фото A. Chederros / Corbis).

У «теории разума» есть много аспектов, и развивается эта способность у нас постепенно. Например, двухлетние дети начинают понимать разницу между их мыслями и реальностью, что мысли могут быть одни, а реальность – совсем другой. К трём годам дети понимают, что мысли, чувства и т. д. представляют собой как бы отдельный мир, отличный от физического окружения. Иными словами, ребёнок осознаёт, что мечту нельзя потрогать пальцем. И лишь к четырём годам у детей появляется способность видеть заблуждения других. В 1983 году психологи поставили достаточно простой опыт, в котором разновозрастным детям показывали, как кукольный персонаж прячет шоколад в буфет и уходит из комнаты. Затем экспериментатор перепрятывал шоколад из буфета. Дети же должны были сказать, где кукла будет искать свой шоколад, когда вернётся. Те, кому было три года, считали, что кукла знает то же, что и они, и потому искать шоколад будет там, куда его перепрятали. И лишь 4-летние понимали, что у куклы могут быть свои представления и мысли, и что кукла не видела, как перепрятывали шоколад, и потому искать его она будет в буфете. Это, кстати, объясняет, почему трёхлетним детям плохо удаётся врать – ведь они считают, что то, что знают они, знают и все другие люди.

Однако развитие способности понимать чужое психическое состояние продолжается и дальше, по мере взросления детей. У «теории разума» есть более сложный уровень, который называют «стратегической теорией разума» – когда мы не просто понимаем, во что человек верит, что чувствует и что думает, но также понимаем причины его душевных движений. Как это работает, можно пояснить на примере. Предположим, Саша собирается соврать своей Маше насчёт того, где он был прошлой ночью. Однако Маша знает, что Саша будет врать, и потому не собирается ему верить. Но и Саша понимает, что Маша готова к его вранью, и потому он решает, что лучше сказать правду. Как видим, тут имеет место довольно сложная цепочка умозаключений, основанная опять-таки на способности вживаться в чужое психическое состояние. И вот психологам из Университета Миннесоты (США) захотелось узнать, в каком возрасте у человека появляется способность играть в такие игры.

Группе детей от трёх лет до восьми предложили поучаствовать в соревновании, в ходе которого нужно было оставить конкурента без стикеров. Каждый из игроков мог взять от одного до пяти стикеров, но они оставались на руках только в том случае, если игрок взял их меньше, чем противник. Если же их оказывалось больше, то игрок терял всё, что взял за этот ход, если же оба брали одинаковое количество стикеров, то оба оставались ни с чем. Цель игры была набрать как можно больше стикеров, и понятно, что наиболее успешная стратегия в данном случае – это брать по одному-двум стикерам: в худшем случае противник возьмёт один против ваших двух, и ваша потеря будет невелика. Однако такую стратегию продемонстрировали только семилетние дети и взрослые. Дети моложе семи лет старались всякий раз набрать как можно больше стикеров – ведь цель игры как раз и состояла в том, чтобы набрать их как можно больше!

В другом эксперименте дети должны были указать другому человеку, в какой из двух коробок лежит конфета. Хитрость была в том, что если человек угадывал неправильно, то конфета доставалась тому, кто показывал на коробку. То есть цель того, кто руководил, так сказать, поисками, была в том, чтобы по возможности запутать ищущего. Оказалось, как пишут авторы работы в своей статье в Proceedings of the National Academy of Sciences, что семилетние дети смогли выработать довольно тонкую стратегию – они большей частью показывали другому человеку на неправильную коробку, но иногда всё же говорили правду, чтобы другой не разгадал их намерение получить конфету. Взрослые из тактических и стратегических соображений часто разбавляют ложь небольшими порциями правды, чтобы остаться в выигрыше, однако детям до семи лет такая стратагема оставалась недоступной.

Очевидно, до семи лет человеку трудно справляться со своими желаниями: стремление выиграть, получить конфету, получить как можно больше стикеров и т. д. подавляет всякие попытки спланировать действия и рассчитать ход игры (и ход мыслей противника) на несколько шагов вперёд. Возможно, что детям просто не хватает рабочей памяти, чтобы удержать в голове все данные по текущей ситуации, поэтому их желаниям ничто не мешает. Действительно, известно, что рабочая память активно развивается как раз между шестью и семью годами, однако что именно за нейроанатомические особенности позволяют семилетним детям врать по-взрослому, учёным ещё предстоит выяснить.