Решение моральных проблем по крайней мере отчасти зависит от нейрохимических параметров мозга: в зависимости от того, сколько у нас в данный момент есть нейромедиаторов, мы оказываемся большими или меньшими альтруистами.

Нервные импульсы передаются от нейрона к нейрону с помощью нейромедиаторов, так что неудивительно, что эти вещества влияют на наши эмоции и поведение. Например, известно, что серотонин действует как успокоительное, помогая вести себя более дружелюбно, «социально ориентированно», тогда как дофамин, наоборот, провоцирует на агрессию, и его уровень, в частности, бывает заметно повышен у людей с психопатическими расстройствами.

Способность к взаимопомощи может зависеть от уровня некоторых нейромедиаторов в мозге. (Фото Fabrice Lerouge / Onoky / Corbis.)

Однако могут ли нейромедиаторы влиять на более высокие, «более человеческие» феномены психической жизни – например, могут ли они влиять на моральные представления? В некоторых работах предпринимались попытки измерить моральный эффект нейромедиаторов, однако всякий раз исследователи натыкались на обычную проблему: если у человека спросить, например, готов ли он пожертвовать собственной жизнью ради спасения другого, то его ответ может отличаться от его же поведения, окажись он в такой ситуации на самом деле.

Обойти это противоречие между теоретическим и практическим поведением попытались нейробиологи из Оксфорда и Университетского колледжа Лондона. Участники эксперимента должны были решить, кому достанется порция мягких электрических разрядов – им самим или кому-то другому. Некоторым предлагали деньги за то, что током будут бить их самих, другим тоже предлагали деньги, но за то, чтобы током ударило другого человека. Величина вознаграждения и количество ударов током варьировало от вопроса к вопросу, и таких вопросов была целая серия. Какое-то из «деловых предложений», выбранное произвольно, вступало в силу, то есть или сам человек, или кто-то другой в соседней комнате вдруг получал электроразряды в соответствии с решением. То есть вопросы и ответа были не теоретическими, а вполне практическими (пусть не все, но какой именно вопрос сработает, узнать было нельзя).

Когда речь шла о том, чтобы бить током другого, участники эксперимента старались смягчить чужие страдания: то есть если им предлагали выбор, семь ударов током чужому человеку за меньшие деньги или десять ударов током за большие деньги, они выбирали первое. Но в следующей серии опытов добровольцам раздавали таблетки: это был либо антидепрессант циталопрам, повышающий уровень серотонина, либо леводопа, который повышает уровень дофамина и который прописывают при болезни Паркинсона. Разумеется, некоторым давали плацебо.

В статье в Current Biology авторы пишут, что антидепрессант по сравнению с плацебо заставлял сильнее бояться электрошока, то есть добровольцы после него были готовы потерять в денежном эквиваленте вдвое больше, только чтобы избежать неприятных ощущений. Но при том они оставались вполне альтруистичными, то есть готовы были потратиться на чужую безопасность больше, чем на свою. Дофаминовый препарат действовал тут противоположным образом: за большую выгоду человек был вполне готов помучить другого. Можно сказать, что таблетка расшатывала моральные установки, предписывающие нам думать о благополучии остальных людей.

Объяснения здесь подходят разные. Например, избыток дофамина может стимулировать систему подкрепления, которая отвечает за удовольствия, так что ожидаемые приятные ощущения от денежного выигрыша перекрывают любой вред. С другой стороны, «антиальтруистический» препарат может подавлять способность предвидеть и переживать чужие эмоции – то есть человек может просто перестать понимать, что другому может быть неприятно. Что же до таблетки, помогающей серотонину, то она, скорее всего, просто усиливает реакцию избегания неприятностей, безотносительно того, кому эти неприятности могут достаться.

Правда, здесь следует иметь в виду следующее. Во-первых, дофаминовая леводопа, как было сказано, прописывается больным синдромом Паркинсона, у которых уровень дофамина сильно занижен. Так что здесь следует ожидать восстановления уровня дофамина до нормального значения, и вряд ли стоит ожидать от несчастных пациентов плохих поступков, связанных с приёмом лекарства. Во-вторых, в рамках проведённого исследования нельзя сказать точно, какой уровень серотонина и дофамина оказывается «морально значимым»: вполне могло оказаться так, что оба препарата наложились на и так не маленький уровень нейромедиаторов в мозгах у участников эксперимента. Так что пока следует говорить не столько о моральном эффекте от той или иной таблетки (как мы несколько преувеличенно заявили в заголовке), сколько о моральном эффекте, который оказывают скачки нейромедиаторов в мозге.