Современные индейцы и африканские туземцы-охотники спят столько же, сколько и мы, так что наша проблема может быть не столько в хроническом недостатке сна, сколько в его качестве.

Часто можно услышать, что современная городская жизнь нарушает естественные биологические ритмы нашего организма – в первую очередь из-за того, что электрическое освещение позволяет нам не обращать внимания на наступившую ночь и продолжать бодрствовать, хотя по всем физиологическим инструкциям, доставшимся нам от предков, мы должны уже спать. Появившиеся смартфоны, ноутбуки и прочие гаджеты только усугубили проблему. Мы ложимся поздно, плохо засыпаем, а встаём рано. Из-за хронической нехватки сна возникают разные болезни, не только психоневрологические, но и, к примеру, расстройства обмена веществ.

Бушмен держит в руках черепаший панцирь с едой. (Фото Theo Allofs / Corbis.)

Охотник хадза. (Фото Nigel Pavitt / JAI / Corbis.)

Отсюда неявно следует, что в прошлом, в доиндустриальную эру, люди спали дольше. В этом, однако, сомневаются антропологи из Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе. Как можно в наши дни узнать про образ жизни прежних людей, особенно, если речь идёт о доисторических эпохах, от которых не осталось письменных свидетельств? Можно обратиться к археологии и палеобиологии, а можно отправиться в Африку к нынешним племенам, которые продолжают жить охотой и собирательством – действительно, ведь их ритм жизни должен был остаться таким же, как у наших предков.

Джером Сигел (Jerome M. Siegel) вместе с коллегами отправился к «диким этносам» Африки и Южной Америки, прихватив с собой гаджеты, позволяющие оценивать, сколько человек провёл во сне, много ли ходил, пока не спал, как долго длился световой день. Эти устройства нужно было круглосуточно носить на поясе в течение 28 дней. Эксперимент-наблюдение проводили с индейцами чимане в Боливии, народом хадза в Танзании и бушменами в Намибии.

В статье в Current Biology авторы пишут, что и бушмены, и хадза, и чимане проводили в постели от 6,9 до 8,5 ночных часов, причём собственно на сон тратилось 5,7–7,2 часа, зимой большая часть добровольцев спала на час дольше. Ложились спать не с заходом солнца, а через 2,5–4,4 часа после, то есть когда температура воздуха ощутимо понижалась, вставали же прямо перед рассветом, когда температура понижалась до суточного минимума. Только бушмены спали ещё час после восхода солнца. Никто из туземцев не просыпался по ночам (хотя считается, что «природные люди» спят двухчастным сном, просыпаясь ночью на некоторое время). Никто из них не страдал от бессонницы, для которой в их языках не нашлось даже слова. И, что важно, никто из них не жаловался на недостаток сна, на сонливость днём, на желание вздремнуть.

Получается, что доиндустриальные охотники-собиратели спят столько же, сколько и современные цивилизованные люди: масштабное исследование, проведённое в 2002 году Американским онкологическим обществом, показало, что большинство из нас спит в среднем 6,5-7,5 часов. Возможно, что наше отличие от доиндустриальных людей состоит не в том, сколько мы спим, а как мы спим. И дело может быть не только в том, просыпаемся ли мы по ночам или нет, сколько в каком-то более глубоком взаимодействии организма и среды во время сна. Как полагают исследователи, важным фактором может быть температура, и не исключено, что для хорошего сна нам нужно охлаждать воздух в комнате, имитируя ночную прохладу.

Стоит также уточнить, что, когда говорят об общих медицинских последствиях неправильного сна, то часто имеют в виду не только и не столько его количество, сколько сам суточный ритм. На сон можно тратить нужное количество часов, однако, если ложиться спать то днём, то ночью, то ранним утром, то ранним вечером, биологические часы придут в негодность, что плохо отразится на состоянии здоровья.