Вороны могут догадываться о чужих преступных намерениях, даже не видя злоумышленника.

Способность моделировать чужое психическое состояние (что частоназывают «теорией разума» – «Theory of Mind»), то есть умение воспринимать чужие мысли и чувства как свои, осознавать чужие мотивы поступков, чужие переживания и т. д., долгое время считалась отличительным признаком человека – было даже странно подумать, что кто-то из животных ею обладает. Однако со временем стали появляться данные, что животные, по крайней мере, некоторые, к «теории чужого разума» вполне способны. Большинство исследований на эту тему проводят с шимпанзе и врановыми, которые как будто действительно могут смотреть на мир чужими глазами. Более того, насчёт обезьян есть сведения, что когда нужно понять чужое поведение, мозг макаки и мозг человека работает одинаково.

Ворон обыкновенный – Corvus corax. (Фото Jana Müller, Universität Wien.)

Вороны могут догадываться о чужих преступных намерениях, даже не видя злоумышленника. (Фото Jim Brandenburg / Minden Pictures / Corbis.)

Но тут есть один тонкий момент, на который всегда обращают внимание скептики: животные в подобных экспериментах сами видят того, чей разум они должны постичь, то есть они видят движения головы, глаз и т. д. И в таком случае возникает вопрос, действительно ли шимпанзе или ворон сумели представить себе желания, мысли и эмоции другого, или же просто проследили за направлением взгляда? То есть не принимаем ли мы за способность моделировать чужое психическое состояние простую реакцию на какие-то внешние, поверхностные особенности чужого поведения?

Ответить на этот вопрос помог бы такой опыт, в котором животным нужно было бы смоделировать чужое психическое состояние, не видя того, в чью голову им следует залезть. Исследователи из Венского университета и Университета Хьюстона сажали обычных воронов в две комнаты, разделённые окном, и давали им еду. В природе вороны часто делают продуктовые «заначки», и если они видят, что за ними кто-то наблюдает (особенно, если это более высокоранговый ворон), то стараются спрятать еду побыстрее и потом реже к ней возвращаются – чтобы у конкурента не было возможности проследить, что куда положено. То же самое происходило и сейчас: если птица видела через окно, что там кто-то есть, то и действовала так, чтобы еду не нашли. Если окно закрывали непрозрачной шторкой, то вороны никакого беспокойства насчёт еды не проявляли.

Но потом окно закрывали шторкой с небольшой дыркой. Вороны, подглядывая в дырку, видели, что в соседней комнате кто-то прячет еду. И вот, когда в соседнюю комнату ставили динамик, из которого доносилось карканье, а окно закрывали шторой с подглядывательным отверстием, птицы действовали так, как будто их кто-то видит, и потому нужно принять меры предосторожности. То есть вороны никого не видели, но всё равно беспокоились – очевидно, потому что соединили у себя в голове отверстие, через которое за ними могут подсматривать (как они сами это только что делали), с карканьем, которое говорило о том, что рядом кто-то есть. Иными словами, они догадались о том, как может поступить некто другой, по косвенным признакам, что означает, что у них и впрямь есть способность к «теории разума», а не просто реакция на видимое поведение конкурента. Результаты экспериментов опубликованы в Nature Communications.

Похожие опыты ставили с сойками: несколько лет назад орнитологи из Кембриджа выяснили, что сойки, когда прячут еду, то стараются, чтобы их было не только не видно, но и не слышно. То есть они понимают, что их могут подслушать и по звуку понять, где они могли спрятать запас; причём птицы опять же ориентируются не на чьё-то прямо выраженное желание спереть их заначку, а на косвенные признаки, то есть сами прислушиваются, нет ли поблизости потенциального воришки. С другой стороны, можно вспомнить про попугаев жако, которые могут делать логические выводы, комбинируя неочевидные подсказки: например, жако догадывались, что в банке находится еда, если банку перед ними трясли и они слышали, что в ней что-то шумит (её содержимое попугаям не показывали). Если шум не совпадал по ритму с движениями, попугаи понимали, что их пытаются надуть, и оставались равнодушны к «неправильно» шумящей банке. Иными словами, они соединяли в уме вместе косвенные признаки, указывающие на то, где может находиться пища. Это не совсем моделирование чужого психического состояния, однако, скорее всего, у попугаев подобная способность тоже есть.