Нейронный центр охотничьего поведения находится в той части мозга, которую мы привыкли считать «центром страха».

Все мы знаем, как охотятся хищники – бегут (или выпрыгивают из засады), хватают, кусают. Хотя поведение это довольно сложное, его можно наблюдать у самых разных животных, в том числе и у тех, которые с точки зрения зоологии к хищникам не относятся: например, грызун, наткнувшись на сверчка, будет вести себя точно так же. Так что можно заключить, что в мозге у зверей (если ограничиться только млекопитающими) есть некая нейронная система, контролирующая хищническое поведение. Но где находится «охотничий центр»?

Для охоты в мозге животных есть специальная и довольно сложная поведенческая программа. (Фото One more shot Rog / Flickr.com.)

Расположение амигдалы в человеческом мозге. (Фото djr339 / Flickr.com.)

Нейробиологи давно заметили, что в мозге охотящейся крысы активируется центральная часть миндалевидного тела, или амигдалы – ее традиционно называют «центром страха», но на самом деле она участвует в формировании любых эмоций. Может быть, во время охоты амигдала реагирует на страх, который побочным образом возникает и у охотника тоже: ведь он тоже подвергает себя опасности?

Исследователи из Йеля решили проверить, так ли это, и модифицировали подопытных крыс так, чтобы «охотничьи» нейроны их миндалевидного тела можно было включать световым импульсом, с помощью оптоволокна, проведённого в мозг (такие методы называются оптогенетическими). В статье в Cell авторы пишут, что животные в ответ на нейростимуляцию начинали охотиться не только на сверчков, но и на совершенно несъедобные предметы, вроде крышек от бутылок. Более того, если в клетке вообще не было ничего, похожего на жертву, крысы всё равно вели себя так, как будто они что-то поймали и собираются съесть – они бросали все свои занятия и подносили ко рту передние лапы, будто держа в них что-то съедобное.

Но, может, у крыс просто повышалась агрессивность, или же у них включались пищевые центры, и «поведение охотника» было лишь побочным эффектом? Однако при том, что стимуляция миндалевидного тела заставляла животных активнее охотиться, ели они фактически столько же, сколько и обычные крысы, которых ничем не стимулировали. Кроме того, «охотники» всё же видели различия между друзьями и едой, и на своих товарищей они не набрасывались. То есть амигдала запускала именно охотничье поведение, а вовсе не голод и не общую агрессию.

Теперь остаётся только выяснить, что за конкретные нейронные цепи здесь задействованы. Миндалевидное тело управляет множеством сложных поведенческих реакций, и парадокс здесь в том, что эти реакции часто противоположны друг другу. С одной стороны, амигдала включается при груминге, когда животные чистят шерсть себя или товарищу, с другой – она же заставляет убегать от опасности, наконец, с третьей стороны, как мы только что убедились, амигдала побуждает к охоте.

Возможно, миндалевидное тело служит чем-то вроде диспетчера, переключающего разные поведенческие программы в зависимости от внешних обстоятельств, однако так ли оно на самом деле, нам ещё предстоит узнать.