Когда мы представляем звуки музыки в своем воображении, наш мозг работает так, как будто он действительно их слышит.

Увидеть, как мозг слышит музыку, достаточно просто. У нас есть много методов, которые позволяют следить за активностью мозга в режиме реального времени, и для того, чтобы узнать, что происходит в нем при прослушивании музыки, достаточно положить человека, например, в аппарат для функциональной магнитно-резонансной томографии и дать что-нибудь послушать. Можно вообще для каждой ноты, для каждого тембра подобрать соответствующую нейронную активность.

Воображая музыку, наш мозг работает так, как будто он действительно ее слышит. (Фото: belchonock / Depositphotos.)

Но что происходит в мозге, когда он сам воображает себе музыку? Речь не только о сочинителях, которые ее пишут – каждый из нас так или иначе вспоминал в уме любимые мелодии, и многие наверняка страдали от какой-нибудь навязчивой песенки, от которой невозможно было отделаться. Можно предположить, что здесь будут «активничать» те же мозговые зоны, что и с настоящей музыкой – но как это проверить?

Исследователи из Федеральной политехнической школы Лозанны вместе с коллегами из Калифорнийского университета в Беркли нашли тут остроумный выход. Они пригласили поучаствовать в эксперименте пианиста, больного эпилепсией, которому в мозг временно вживили электроды. Напомним, что так делают для того, чтобы узнать, где именно прячется эпилепсия и как именно она себя ведёт: электроды позволяют проследить за активностью различных групп нейронов и найти те, которые виноваты в эпилептических припадках. Но, раз уж у нас в мозге есть электроды, то почему бы не понаблюдать – разумеется, с согласия самого пациента – за какой-нибудь посторонней его активностью, не относящейся к эпилепсии?

Сначала пианиста просили сыграть на электрическом пианино, одновременно считывая активность его нейронов через электроды. Затем у пианино отключали звук, и пианист снова играл ту же пьесу, представляя ее звуки у себя в воображении. Звуки в воображении, очевидно, соответствовали тем клавишам, которых касались пальцы, так что тут можно было точно сопоставить воображаемые звуки с нейронной активностью (которую снимали с мозга теми же электродами).

В статье в Cerebral Cortex говорится, что в случае с воображаемыми звуками активность мозга была той же самой, что и с настоящей музыкой. (Авторы работы, правда, говорят не о звуках вообще, но о звуковысотных параметрах; звуковую динамику, различия «громко-тихо» они по понятным причинам не обсуждают.) Возможно, кому-то результат покажется предсказуемым, однако эксперимент все равно был нужен – мало ли что нам кажется предсказуемым и очевидным.

Также не исключено, что в перспективе полученные результаты пригодятся специалистам, которые имеют дело с речевыми нарушениями. Ведь если и в случае с речью воображаемые звуки и настоящие звуки сопровождаются одинаковой мозговой активностью, то тут можно подумать о каких-то психологических и нейробиологических терапевтических приемах, которые помогли бы справиться с речевыми трудностями.