Дети не слишком склонны благодарить тех, кто был к ним добр, но всегда готовы наказать того, кто причинил им зло.

Для нас естественно платить добром за добро и отвечать злом на зло – или, если мы так не делаем, то, по крайней мере, знаем, что это норма социальной жизни. И хотя личная месть и вообще мстительность считаются не очень благовидными вещами, всё же к мести относятся с пониманием. (Благо мировая культура полна примеров, когда благородный герой, с которым читателю/зрителю легко ассоциироваться, кому-то за что-то мстит и мы ему всячески в этом сопереживаем.)

(Фото: ilona75 / Depositphotos) 

Но как развиваются в человеке представления о том, что нужно быть признательным за добро и что нужно наказывать за зло – если необходимо, то наказывать лично? Исследователи из Бостонского университета и Калифорнийского университета в Ирвайне поставили психологический эксперимент с 330 детьми в возрасте от 4 до 8 лет, которых просили сыграть в компьютерную игру с четырьмя другими игроками. Ребёнок видел своих партнёров в виде аватаров на экране монитора, которыми на самом деле управляли экспериментаторы.

Сначала по условиям игры у четырёх других игроков были стикеры, а у ребёнка не было, и один из четырёх мог либо отдать ребёнку свой единственный стикер, или оставить его себе. Так и происходило – один из виртуальных игроков отдавал свой стикер ребёнку. Затем ситуация менялась: теперь у ребёнка был стикер, а у четырёх других – не было, и ребёнок мог свободно решить, кому отдать свой (если он, конечно, хотел его отдать). Но потом шла вторая часть игры, в которой игрок мог украсть чужой стикер. И точно так же сначала кто-то из виртуальных игроков крал стикер у ребёнка, а потом то же самое делал ребёнок.

В статье в Psychological Science говорится, что дети – даже самые маленькие – старательно мстили своим обидчикам, то есть когда была их очередь красть стикеры, они крали их у тех, кто украл их у них первыми. А вот с чувством благодарности всё было иначе: когда нужно было отдать свой стикер, то дети отдавали его с равной вероятностью прочим игрокам, не оказывая никакого предпочтения по отношению к тому, кто отдал им свой стикер в предыдущем раунде игры.

Но, может быть, дети просто не помнили своих благодетелей? Отнюдь нет – дети в целом хорошо запоминали тех, кто отдавал им свои стикеры; и даже когда эксперимент повторяли с детьми, которые особенно хорошо запоминали своих партнёров по игре, результаты были те же. 

Тогда эксперимент модифицировали так, чтобы дети могли полностью по своей воле изъявлять благодарность или мстить – и они опять старались наказать обидчика и одновременно довольно равнодушно относились к возможности отблагодарить. Пробовали «переодевать» аватаров, чтобы они были того же цвета, что и одежда детей – на случай, если дети обращали внимание на то, кто похож на них, а кто нет. Дети, может, и обращали на это внимание, но схожесть/несхожесть никак не влияли на их стремление отомстить обидчику и равнодушие к благодетелю.

То есть представление о том, что неправильные поступки в отношении тебя должны быть наказаны, формируется явно раньше и, скорее всего, с помощью иных психологических механизмов, чем представления о том, что нужно отвечать добром на добро. (Мы неоднократно писали, что у детей есть чувство справедливости, но в тех работах, о которых мы говорили, речь шла о том, чтобы ответить на несправедливость, совершённую в отношении кого-то другого.)

В таком поведении есть свой резон: мстя обидчику, индивидуум сообщает всем вокруг, что обижать его так просто не выйдет. Так ил и иначе, всем, кому приходится иметь дело с маленькими детьми, поодиночке ли группами, нужно иметь в виду такие вот их возрастные особенности.