Спираль бытия вновь сближает нас с самым мощным и огромным из непосредственных соседей — Китаем.  Что представляет сегодня собой китайская цивилизация? Что принесёт это сближение и сотрудничество в ближайшей и отдалённой перспективе?

Вот что касается наказаний – точнее, степени их суровости – тут, в зависимости от природного склада души царящего монарха и текущего политического положения страны, варианты могли меняться. В принципе, уголовное законодательство было достаточно жёстким. Смертная казнь через повешение (удавление) или отрубание головы предусматривалась за более чем две сотни преступлений. Правда, это общий счёт, поскольку убийство, например, могло быть расписано в двадцати различных вариантах, каждый из которых имел свой собственный состав преступления: убийство свободного человека или раба, по неосторожности, умыслу или корысти; родственника или чиновника; жены мужем или мужа женой; в группе лиц или самостоятельно; при участии членов семьи или нет... И так далее по каждому злодеянию.

Впрочем, жестокости времён властвования чингизидов, связанные с отрубанием голов и прочим членовредительством были прекращены после окончательной идеологической победы конфуцианства, трактовавшего нарушение целостности тела как непочтительное отношение к родителям казнённого.  

За менее тяжкие преступления карали ударами тонких (5,45 мм в диаметре) или толстых (9 мм) палок, каторжными работами или ссылкой. Причём, от большинства наказаний можно было откупиться по определённому законом тарифу. Например, чтобы не получить 100 ударов толстой палкой, следовало заплатить 10 цзиней (1 цзинь – чуть более полкило) драгоценной в валютной системе Китая меди. 

Китайская каторга тоже имела мало общего с тем, какое понятие в это слово вкладывают европейцы и русские. Во-первых, наказание каторгой в Китае никогда не было бессрочным и даже длительным: максимальный срок каторжных работ составлял три года (для рецидивистов - четыре), от которого также можно было откупиться, уплатив около трёх килограмм драгоценной меди. Во-вторых, каторжник содержался в тюрьме «по месту жительства» и использовался на общественных работах во благо своего уезда, что отнюдь не исключало и не запрещало ежедневных встреч со своей семьёй. А очень часто каторжник и проживал дома. Наказанием же считалось само состояние рабства, позорящее осуждённого в глазах окружающих.

Вот наказание ссылкой для китайца оказывалось намного тяжелее. Ссылали по закону, отправляя от дома на 2, 2,5 и 3 тысячи ли (от 1000 до 1500 км), что лишало ссыльного практически всяческих контактов с родными. И хотя ссыльные привлекались к каторжным работам всего лишь в первый год ссылки, а потом жили как вольные поселенцы, а главным неудобством для них оказывалось лишь обязательное ношение железного ошейника, определявшего их статус осуждённого, разрыв с общиной и позор оказывались главной потерей. Потому и откуп медью за три года ссылки по закону был самым высоким – 100 цзиней или 50 кг. 

Закон, впрочем, предусматривал и иные варианты того, как избегнуть ссылки. Например, получить 100 ударов толстыми палками вместо высылки за 2 тысячи ли, 130 — за 2,5 и 160 — за 3 тысячи ли. Видимо, кого-то возможность выбора и подобная замена устраивала.

Кроме основных, существовали наказания дополнительные, связанные все с теми же нарушениями святых семейных обязанностей. За плохой уход за родителями, дедом и бабкой чиновников безоговорочно лишали должности. Точно так же, как за принуждение к интимной связи подчинённых женщин и за использование табуированных иероглифов (обозначавших нецензурные, с точки зрения китайской морали, слова и выражения).

Сын за отца – ответчик!

Состояние родства (а, фактически, ответственности перед своими близкими) с древних времён отразилось в китайском уголовном праве формулой: «Невиновен, но, возможно, из-за семьи станешь тем, кто подлежит наказанию. Виновен, но, возможно, ради семьи тебя помилуют». Применение наказаний учитывало традиционный принцип китайской морали – «сяо» – сыновью почтительность к родителям. Даже совершивший ужасное преступление и приговорённый к смертной казни единственный сын, не подлежал лишению жизни (кроме десяти преступлений «против Неба»). Его оставляли на воле кормильцем родителей. Палками всякого размера его, конечно, жестоко колотили, но отнюдь не до степени лишения трудоспособности. Старость в Китае уважалось настолько, что по достижении 90 лет даже к самым отпетым преступникам не могла быть применена смертная казнь.

Более того. Святость семейных уз в государстве почиталась так высоко, что уголовные законы не только оправдывали укрывательство семьёй совершившего преступление старшего родственника, но и обязывали это делать. Тут не обойтись без прямой цитаты указа императора Сюань-ди (Ханьская династия, 66 г.)

«Отныне сын укрывает отца и мать, жена укрывает мужа, внук укрывает деда и бабку, и все они не должны считаться сообщниками».

Понятно, что никакой указ никакого властелина не способен изменить уже привычное и существующее в веках. Повеление Сюань-ди лишь узаконило то, что составляло основу китайского общества. То, что, кстати, до сих пор является мощнейшим цементирующим фактором и условием существования китайских «триад» - наиболее законспирированных и неуязвимых криминальных организаций современного мира. 

И если единственный трудоспособный в семье преступник не совершил ничего из «десяти зол», то вместо каторги получал 120 толстых палок за первый год назначенного наказания и по 20 за каждый из следующих, но оставался на свободе, ухаживая за престарелыми членами семьи. А если братьев-разбойников было двое, на каторгу отправлялся младший, а старший расплачивался ударами палок по спине и пяткам, также оставаясь дома ради исполнения семейного долга перед старшими. Причем, если старший по какой-то причине умирал, то младшего тут же возвращали с каторги домой. 

Соблюдение иерархии «старший-младший» учитывалось уголовным уложением времён и династий Китая буквально во всех возможных вариантах криминальных происшествий и несчастных случаев. Отец, чьи действия по небрежности привели к смерти сына, наказывался намного мягче, чем сын, обвинённый в такой же небрежности. Собственно, невероятным по сложности и довольно непонятным для европейца по сути выглядит и уложение о наказаниях за проступки и преступления внутри семьи и распределении ответственности между её членами. Описание всех этих юридических нюансов образует толстый книжный том. Здесь и «невыражение женой печали» при получении известия о смерти супруга, и регламент ношения траура каждого родственника в зависимости от степени родства к умершему (нарушение этого регламента тоже могло стать поводом привлечения к уголовной ответственности), и учёт факта совместного или раздельного проживания супругов, наличия или отсутствия у них общего имущества, детей, рождённых в предыдущих браках, а также наличие кровного родства между проживающими в одном доме и называющими себя семьёй. Приёмные дети членами таковой зачастую не считались и «проходили» по иным параграфам, хотя, как ни странно, мачеха или приёмная мать, усыновившие ребёнка, рассматривались с точки зрения закона как родная мать усыновлённого...

В сущности, все эти сложнейшие даже для современного взгляда юридические тонкости в своей совокупности поощряли, стимулировали деторождение и расширенное воспроизводство нации. Чем больше в семье детей, особенно мужского пола, чем семья сплочённей и крепче, тем лучше и надёжней обеспечена жизнь старшего поколения. Таким Китай пришёл в ХХ столетие. Таким оставался почти до его окончания. 

• Предыдущая
• 1
• 2
• 3
• Следующая страница