В русской литературе и живописи осталось множество описаний масленицы, так что вместо того, чтобы самим рассказывать про масленичные обычаи, лучше дать слово тем, кто видел ее своими глазами.

В России масленицу всегда любили и отмечали шумно и весело. Ее называли развеселой, честнОй и широкой. Существовало поверье, что если на масленицу не будет потех и веселья, то жить придется в горькой беде. На масленицу делали куклу из соломы, наряжали ее в женскую одежду и возили по всей округе с песнями.

Маковский К.Е. Народное гуляние во время масленицы на Адмиралтейской площади в Петербурге.

Кустодиев Б.М. Масленица. (1919 г.).

Чалов М.Н. Масленица.

Спустя неделю с плясками и песнями ее везли в поле и трепали, а солома разлеталась по ветру, считалось, что вместе с ней улетают трудности, невзгоды и неприятности. Нередко куклу сжигали для того, чтобы в огне сгорело все плохое, ненужное. В старину на масленицу устраивались кулачные бои, почти всегда был бродячий кукольник с Петрушкой, масленичными забавами были и ледяные горы, специально сооруженные к празднику, и дрессированные медведи.

Приведем два воспоминания тех, кто участвовал в праздновании масленицы в конце XIX – начале XX века. «Она чувствовалась в воздухе, в разговорах, во вкусном запахе блинов, в ускоренной праздничной езде на снежных улицах. Шибко летали барские пары вороных и гнедых, покрытые сетками; прогуливались тройки, поджидая седоков: пристяжные змеями гнули шеи. Масленица тревожила своей народной буйностью чинный Петербург, врывалась деревня, располагалась станом совсем близко от Зимнего Дворца. Чухны со своими мохнатыми вейками звенели колокольцами – бубенчиками, бойко зазывая прокатить на балаганы за «риццать копеек». Сговаривались и мы, садились с гувернанткой, так смешно, прямо на сено, и лихо неслись по набережной. Встречные извозчики добродушно переругивались с чухонскими конкурентами, заливались бубенцы и наши и встречные, и звуком нарастающие издали, и удалявшиеся – целый милый перезвон…

Балаганы. Большие, круглые, коробкообразные с галереями и переходами и свежесооруженными лестницами «театры» всякого рода. Карусели, качалки, панорамы в палатках причудливо обросли площадь, как грибы. Там, на фоне страшных изображений – зверей, птиц, вулканов и арапов – происходило что-то загадочное: двигались, суетились ряженые: вот что-то вроде арлекина с сиплым голосом и повязанной шеей, рядом «казачка» с наигранными кокетливыми ужимками и пером на польской шапочке, а другой арлекин в бубен бьет. Все жмутся и приплясывают от холода, – на морозе легкий пар у рта, – и все громко говорят к народу, сыплют сверху дробные словечки, веселую чушь. Главная же фигура, масляничный дед, верхом на перилах, неподражаем в своем пафосе, мимике, остроумии, импровизации. В ответ то и дело взрывы хохота, «гогочет» толпа… И хоть мало, что можно расслышать, понять, а весело! От дедовских острот, говорили, «солдаты краснеют»… Из разных «театров» одновременно вырываются трубные звуки оркестров и барабанная дробь и громы бубнов, кругом поют шарманки полечки – мазурочки и допотопные вальсы. С визгом взлетают на качелях в прицепных челнах, парами, девушки с кавалерами, вздуваются юбки – а чулки полосами, а сапожки прюнелевые с ушками… Передвигается толпа, покупает турецкие сласти, орехи, маковочки, стручки, постный сахар розовый и белый, халву и пряники. Тут и там столики, – у них горячий сбитень пьют, – купец, рабочий, солдат, гимназист и барышни. Вот столпились под «галдереей» любопытные, головы закинуты: из недр досчатого «театра» выливаются распаренные и счастливые люди с красными от крепкого спертого духа и удовольствия физиономиями. Окончилось представление, но уже опять бьют в колокол, и театральные крикуны зазывают снова…

С самого детства, избалованные образцовым искусством, посещавшие итальянскую оперу, балет, мы с братом всё же чутко воспринимали увлекательное народное творчество, вопреки всяким заграничным боннам и мамзелям. Да еще по какому-то семейному праву шли мы на балаганы, увековеченные картиной нашего знаменитого отца Константина Маковского. Мы шли на наши балаганы. Да!».

Так вспоминала о масленице дочь К. Маковского, Елена Константиновна Маковская (Лукш-Маковская) – скульптор, художник декоративно-прикладного искусства, живописец и график. К сожалению, ее мемуары «Mnemosyne» остались неизданными. Частично их опубликовал в своей книге «Портреты современников» ее старший брат Сергей Константинович Маковский – поэт, художественный критик, издатель и организатор художественных выставок.

Но вернемся к рассказу Елены Маковской. Картина отца, о которой она говорит, это «Народное гулянье во время Масленицы на Адмиралтейской площади в Петербурге», написанное в 1869 году. Картина достаточно внушительных размеров: 215 х 321 см. Жанровой сцене К. Маковский придал невиданный монументальный размах. Здесь проявился талант художника–режиссера, сумевшего придать своим вещам особый колористический лоск. За «Народное гулянье...» Маковский получил звание профессора Академии художеств. Вот так писал об картине художественный и музыкальный критик В. Стасов: «Весь Петербург гуляет и улыбается на морозе при розовых отблесках зимнего солнца. Тут и франт в pince-nez, и оборванные мальчишки; упаренные в своих салопах купчихи и балаганные актеры в плохих трико, дующие на морозе в дымящийся стакан чая чиновники, любующиеся на паяцев, и молодцы в поддевках, ловко достающие гривну из кармана; мастеровые, толсто хохочущее мужичье и дамочки в шикарных шляпах, солдаты и продавцы орехов и стручков».

Маковский, конечно, не единственный живописец, которого увлекали масленичные гуляния. Превосходно передан дух масленицы на картинах Б.М. Кустодиева, вообще любившего изображать народные праздники. Действие на его полотне «Масленица (1919 г.) происходит в городе, но не в каком-то конкретном, а представляющем некий собирательный образ. Разгар праздничной недели отражается в розовых лучах заходящего солнца, город в движении – люди забросили все свои дела и вышли на улицу. В празднике принимают участие самые разные народные типы: купцы, торговцы, крестьяне, гармонист, дети; мы видим катание на санях – лошади бодро и весело бегут по улице. Картина захватывает своей широтой, радостной расцветкой красок, серебристое украшение березок подчеркивает красоту куполов церквей.

О масленице вспоминал и изобретатель с мировым именем, «отец телевидения» Зворыкин В.К.: «Это всегда были яркие, веселые дни. За столом, уставленным едой, оказывались, и священники, и родственники, и друзья. Мы ели блины со сметаной, кроме того, подавались соленые закуски, такие как икра, селедка и тому подобное. После этого мы шли на городской каток, где местный оркестр играл вальсы. Во второй половине дня на главных улицах города устраивалось гулянье, проезжали сани, запряженные отличными рысаками, люди были в праздничных нарядах, дорогих мехах. Молодежь каталась на санках и коньках, затевала игры, сталкивая друг друга в сугробы…».

Ни один русский праздник не обходился без самовара. Писатель, драматург, автор исторических романов Загоскин М.Н., описывая праздник в Подмосковье, писал: «Везде забавлялись и везде пили чай. Это необходимая потребность нашего купечества, эта единственная роскошь наших небогатых мещан, это праздничное, высочайшее наслаждение всех трезвых разночинцев, фабричных мастеровых и даже мужичков – наш русский кипучий самовар, дымился на каждом шагу».