Мегаполис — огромный плавильный котёл. Кто-то не выдерживает давления, а кто-то адаптируется. И птицы тоже. Орнитолог, доцент Московского городского педагогического университета, кандидат биологических наук Андрей Резанов рассказал, как происходит урбанизация птиц, почему в Москве стало меньше воробьёв и почему галки начали гнездиться на кладбищах.

— Какие птицы лучше всего уживаются рядом с людьми?

Ворон Corvus corax на опоре линии электропередач. Фото Максима Абаева.

— Из птиц Европейской России, пожалуй, больше всех к жизни вблизи людей адаптировались домовые воробьи, сизые голуби, большие синицы, некоторые врановые — серая ворона, галка, грачи, а также ряд других птиц. Их называют синантропными. Синантропизация — это процесс приспособления к обитанию рядом с человеком.

Если говорить именно о видах, то синантропными можно назвать, пожалуй, только два: индийскую домовую ворону и кольчатую горлицу. Все их известные популяции являются синантропными. У всех остальных есть как дикие, так и синантропные популяции. Даже у космополитичного сизого голубя сохранились дикие родственники в гористых местностях Средиземноморья, а также Юго-Западной и Южной Азии.

Браминские скворцы и майны на улицах индийского города. Фото А. Резанова.

У синантропизации существуют разные степени. Они зависят от того, где птицы предпочитают обустраивать гнезда, где и как они добывают пищу, на сколько близко подпускают к себе человека. И чем выше их толерантность к человеку, тем выше и степень синантропизации. Степень синантропизации может отличаться даже внутри одной городской популяции. Например, одни галки выбирают для гнездования постройки, а другие — дупла деревьев. И первые считаются более синантропными.

Птицы на подкормке у пристани «Коломенское», Москва. Фото А. Резанова.

— Кто самый синантропный в Москве?

— Сизый голубь, домовой воробей, большая синица, галка, кряква, огарь. Ещё лазоревка, эту синичку мы часто видим на кормушках, она может гнездиться в фонарях и в нишах строений. У зябликов высокая степень толерантности при кормёжке, они могут очень близко подходить к человеку (самая высокая её степень — когда птица кормится с руки). А гнездование естественное. А вот белая трясогузка в плане гнездования очень пластична. Кроме того, она почти не боится людей, бегает близко, но её не интересует корм, который может предложить ей человек. Она предпочитает насекомых. Причём, охотится на них преимущественно на асфальте или облетает нагретые стены зданий, приманивающие насекомых.

Интересные птицы — грачи. В плане гнездования они из Москвы почти ушли, в основном из-за сокращения в гнездовой период кормовой базы в виде различных беспозвоночных, благодаря постоянной расчистке газонов, сокращению их площадей и облагораживанию парков и скверов без учёта экологических аспектов. Но на кормёжке их ещё можно увидеть в некоторых парках, по окраинам, на свалках. А если они ходят по газонам, то людей не особенно боятся. В целом грачи больше любят малые населенные пункты в окружении сельхозугодий, где можно в изобилии найти подходящую кормовую базу.

Грач на линии электропередач в деревне в Калужской области. Фото Максима Абаева.

Ещё в Москве достаточно чёрных стрижей. В природе они зачастую выбирают дупла, а в городе в основном гнездятся на строениях. Однако, по кормовому показателю они не имеют высокую степень синантропизации, поскольку не едят антропогенные корма и тем более не кормятся с рук, а ловят воздушных насекомых. То же касается и городской ласточки. В городе ласточки меньше, чем стрижа и её численность уменьшается: из-за оскудения кормовой базы насекомых по причине скашивания и сокращения общей площади газонов, а также некоторых проблем с гнездованием она смещается на периферию.

— А что насчёт численности домового воробья?

— Важно понимать, что численность популяции и степень синантропизации не всегда взаимосвязаны. Например, у домового воробья высокая синантропность. Но его численность в Москве падает. Воробей выкармливает птенцов насекомыми и любит разные семена. А в городе подстригают, расчищают газоны, а то и вовсе заменяют искусственными, что приводит к исчезновению и насекомых, и семян. И воробьи по большей части перебираются в те районы города, где ещё сохраняется необходимая им кормовая база.

Полевой воробей. Фото А. Резанова.

— Что это значит для экосистемы города?

— Чем больше биоразнообразие, тем устойчивее любая экосистема. Хорошо, когда в городе устанавливается равновесие. Увеличение численности популяции того или иного вида не всегда плюс, поскольку может нарушать это равновесие. В последние десятилетия в Москве растёт число крякв и огарей. Крякв более 30 тысяч, а огарей — порядка 2,5 тысяч. Однако, огари крупнее и агрессивнее крякв, поэтому существует риск, что красные утки со временем могут потеснить последних.

А если говорить об уменьшении численности синантропных популяций отдельных видов или даже полного их исчезновения из города, то их место займут не дикие популяции лесопарков или окресностей города, которые ещё не прошли путь синантропизации, а синантропные представители других видов-конкурентов, что в свою очередь приведёт к снижению биоразнообразия. Таким образом, очевидно, что нужно сохранять тех, кто уже приспособился к жизни в городе. Тем более, что они часто приносят пользу.

Сизые голуби, галки, полевые воробьи и кряквы собирают корм под кормушкой. Парк Коломенское, Москва. Фото А. Резанова.

Например, санитары города — серые вороны — кроме всего прочего, периодически охотятся на ослабленных или больных голубей и этим помогают поддерживать экологическую чистоту голубиной популяции, что в свою очередь уберегает и человека от распространяемых ими болезней. Кстати, вороны, не смотря на то, что до сих пор сохраняют довольно высокую численность, тоже в Москве гнездятся всё меньше. Считается, что причина в закрытых помойках: вороны любят кормиться из мусорных баков и контейнеров, доступ к которым им теперь во многом закрыт. Кроме того, определённую роль в некотором сокращении их численности играют постоянное выкашивание и уборка городских газонов, где они также любят кормиться. Зимой они ищут пропитание на свалках и в местах подкормки других птиц человеком. А некоторые «береговые вороны» ищут естественный корм на отмелях реки Москва, например, в Коломенском, на мелководье заходят в воду по колено и даже по брюшко — ловят рыб. И также обследуют береговую линию на предмет поиска в основном различных беспозвоночных. Вообще кормёжка на отмелях для врановых обычное дело. Но в городе для этого нужно демонстрировать кроме всего прочего и определённую терпимость к человеку.

Серые вороны рыбачат на мелководье реки Москвы. Фото А. Резанова.

— Правда, что вóроны очень умные?

— Да. Ворон один из ярчайших, крупнейших и умнейших представителей врановых птиц, и проявляет свой интеллект в различных ситуациях. Например, когда ворон смотрит в зеркало, он понимает, что это он, а не его сородич. Считается, что это важный индикатор самосознания и показатель интеллекта. У воронов хорошо развито пространственное и абстрактное мышление, они способны планировать сложные многоступенчатые действия, запоминать их последовательность.

Плюс у ворона есть способность к обману, ложные маневры. Он различает людей. Тому, кто обидел его, может отомстить. И хорошее тоже помнит, считывает эмоции человека, как кошки и собаки.

Взрослые вóроны могут вести одиночный образ жизни, но зимой сбиваются в группы. Так им легче прокормиться. Причём в этих группах устанавливается определённая иерархия. Это говорит об их социальности. Источники корма ворона весьма разнообразны. Это и растительная пища, и падаль и живая добыча от различных беспозвоночных до ящериц, грызунов и птиц, на которых они охотятся. Ещё у этих птиц есть орудийная деятельность. Например, я наблюдал, как ворон пробует разбить кустарниковую улитку камушком. Это достаточно редкое явление. Оно указывает на высокий уровень инновационного поведения.

— А что инновационного в том, что врановые начали есть из кормушек?

— Потому что это довольно новый для них способ добывания корма. Обычно врановые подбирают с земли то, что упало из кормушки от воробьёв и синиц. Но, конечно, им хочется получить корм из первоисточника. И сороки, серые вороны, галки и сойки пытаются добраться до кормушки.

Сороки и серые вороны большие и тяжёлые, им физически трудно достать еду из подвесных кормушек, особенно если они из пятилитровых пластиковых бутылей. Но трудно – не значит невозможно. Например, мы наблюдали, как сорока раза 4 цеплялась за край бутылки и, трепеща крыльями, чтобы удержать равновесие на этой кормушке, которая ещё и легкая, и ходит ходуном из стороны в сторону, аккуратно брала клювом подсолнечное семечко (или несколько) и тут же слетала со своей добычей на землю. А в другой раз сорока взяла из кормушки кусочек хлеба.

Сорока оценивает шансы добыть еду из кормушки для мелких птиц. Фото А. Резанова.

На людей сорока реагирует не как синицы и воробьи, которые не разлетаются, когда подходит человек. Сорокам ещё нужно повышать толерантность к людям, чтобы каждый раз не слетать с кормушки, при приближении человека, и тогда её добыча может быть намного больше.

Ворона же действовала интереснее. У неё не получилось зацепиться за кормушку. Тогда она села на ветку и клювом стала трясти верх кормушки, пока корм не упал на землю, который она благополучно и собрала.

Сойкам присуща привычка кормиться пищевыми отходами с мест пикников в Лосином острове, а также они способны разрывать пакеты с продуктами, вывешенные на террасах частных домов. Но это не в Москве. У нас сойка вообще мало синантропна. Зато на юге, в том же Кисловодске, спокойно кормится с рук.

Сойка с орехом. Фото Л. В. Маловичко.

— Получается, город имеет значение?

— В городах близких к нам географически примерно сходное с нашим птичье население. Но в иных географических регионах можно увидеть совсем других птиц. Даже в не такой далекой от нас Европе есть своя специфика. Например, чёрный дрозд. У нас он живёт в парках, в микрорайонах его почти не встретить. А в Западной и Центральной Европе эта птица уже почти 200 лет спокойно прыгает по газонам.

Или можно вспомнить наших московских чаек. Они могут кормиться на свалках, даже гнездиться на крышах сооружений, поэтому вполне синантропны. Но их сложно увидеть где-нибудь с голубями у помойки или на газоне с воронами. А в Великом Новгороде озёрные чайки спокойно ходят среди голубей и кормятся рядом с людьми.

В Мурманске морские чайки охотно посещают помойки, а в Магадане тихоокеанские чайки вообще спокойно кормятся рядом с голубями на помойках в микрорайонах. Для них голуби – как воробьи, они их даже не гоняют. Это высокая степень синантропности. В городах рядом с морским побережьем своё птичье население.

В городах и странах, где древняя цивилизация, синантропных птиц, как правило, больше, поскольку и процесс синантропизации там зачастую начинался раньше.   Например, в Индии этот процесс зашёл так далеко, что некоторые птицы полностью переключились на человека. Чувствуют себя свободно, даже нагло. И набор городских птиц, к примеру, в Дели, сильно отличается от нашего. Тут чёрные коршуны десятками сидят на проводах и спускаются на газоны. У нас они тоже есть, но абсолютно дикие.

Индийские домовые вороны. Фото А. Резанова.

Вместо нашей серой вороны там индийская домовая ворона, которая тоже не прочь поохотиться на местных ослабленных и больных голубей. Есть даже те, кто пытается охотиться и на здоровых, хотя поймать подвижного здорового голубя шансов не много. Вместо обыкновенного скворца — азиатский скворец майна, очень синантропный. Чуть меньше браминских скворцов, но они тоже синантропные. Конечно, есть и сизый голубь, и домовой воробей. Но они в меньшинстве. В основном это местные синантрапы. И индийские кольчатые попугаи, и желтоклювые дроздовые тимелии, и различные виды горлиц и ещё целый набор птиц с различной степенью синантропизации. В парках Дели по газонам ходят египетские цапли. Можно вспомнить и индийскую прудовую цаплю, которая степенно ходила по путям на вокзале в Аллахабаде, периодически всматриваясь в поисках добычи в мутную воду в глубине канавки, идущей между бетонными плитами, куда она стекала после мытья вагонов и путей.

Индийская прудовая цапля. Фото А. Резанова.

В Индии другая культура отношения к животным, связанная с традициями и религией. О животных принято всячески заботиться, подкармливать их. Для птиц ставят специальные глиняные миски с кормом, причём разного размера для разных птиц. К ним могут слетаться и майны, и чёрный коршун. У одного форта я видел, как один индус со стены бросал кусочки мяса, и коршуны хватали их на лету. А на вопрос, почему он это делает, человек сказал, что кормит птиц не просто так, а потому что его предки были много поколений служителями в этом форте и выполняли эту функцию — подкормки коршунов.

— И последний вопрос — почему галки живут на кладбищах?

— Галки интересно ведут себя в городе. Они самостоятельно собирают корм, и их можно увидеть в микрорайонах (не часто), в парках, на помойках, на свалках, иногда на кормушках или рядом с ними. Гнездятся они как в дуплах, так и в зданиях. Например, в Коломенском примерно 45% галок выбирали деревья, а 55% — дома. За птицами наблюдали 4–5 лет, и эта пропорция сохранялась.

Культовая же архитектура интересует галок множеством разных выступов, углублений и навесов. На кладбищах же или поблизости бывают подобные сооружения и может быть много деревьев, в том числе и с дуплами. В Коломенском они селятся на высоте до девяти метров, в монастырях — Донском на высоте 5 м, а в Новодевичьем — на высоте 3–3,5 метра. Также галки гнездятся и в высоких домах под крышами в вентиляционных отверстиях. В маленьких деревнях и городах галки живут в домах под крышами, на чердаках, в слуховых окнах и иных нишах, и так же в дуплах деревьев.

Галки обитают на обширной территории от Европы до Гималаев, но довольно привередливы в выборе мест для гнездования. Фото: hedera.baltica/Flickr.com, CC BY-SA 2.0

Есть предположения, которые подтверждаются достоверными данными, что у галок существуют экологические группировки, различающиеся по гнездовым предпочтениям. То есть выбор той или иной птицей места для устройства гнезда не случаен и птицы могут строго ему следовать. Например, если убрать развалины, где гнездились галки, или снести дом, где они жили, то эти галки не переселятся в дупла, а просто покинут район. И наоборот, если срубить деревья, где они гнездились, то это не значит, что эти галки сразу переселятся под крыши соседних домов. Вполне вероятно, что птенчики на уровне импринтинга запоминают, что выросли в каменной постройке или в дупле, и тогда во взрослом возрасте располагают своё гнездо либо в постройке, либо в дупле. Это как выбор профессии у людей — не жёстко, но могут быть предпочтения.