Успехи детей в освоении речи и языка зависят не столько от социального положения семьи, сколько от того, как часто они слышат чужую речь.

Одни дети начинают говорить раньше, другие позже, и эту разницу чем только не объясняли: числом языков, которыми владеют родители, гендерно-половыми обстоятельствами, наконец, социоэкономическим статусом семьи. Насчёт социоэкономического статуса действительно есть исследования, что бедность вредит мозгу, и ничего удивительного тут нет: скверные условия жизни не способствуют здоровью, ни физическому, ни душевному. Плохое питание и борьба за выживание влияют на организм и матери, и ребёнка, как во время беременности, так и после рождения, а развивающийся мозг не может не чувствовать условия, в которых он развивается. Неприятные условия среды сказываются на когнитивных функциях, среди которых – язык и речь.

(Фото: AMIT RANJAN / Unsplash.com)

Однако авторы недавней статьи в PNAS полагают, что есть намного более простое объяснение: маленькие дети с разной скоростью осваивают язык потому, что родители у кого-то более болтливые, а у кого-то – менее. Исследователи использовали аудиозаписи общей длительностью почти 40 тыс. часов, записанные на 1001 ребёнке от двух месяцев до четырёх лет: дети носили на себе особое небольшое устройство, которое фиксировало все звуки, которые они издают, а также разговоры окружающих людей. (Разумеется, дети не носили эти устройства на себе несколько лет, просто в исследовании участвовали родители с разновозрастными детьми.) Большая часть семей говорила на английском, но одним английским дело не ограничивалось: было много данных от семей, в которых говорили на голландском, испанском, вьетнамском, финском, на папуасском языке йеле, на языке волоф (одном из официальных языков Сенегала) и на языке южноамериканских индейцев чимане.

Как и ожидалось, старшие дети говорили – или пытались говорить – больше, чем младшие. Как и ожидалось, дети с расстройствами слуха, аутизмом, другими проблемами, которые влияют на усвоение языка, говорили меньше, чем дети без таких проблем. Но самое главное было в том, что болтливость детей явно зависела от болтливости окружающих взрослых. Взрослые не обязательно должны были обращаться к ребёнку, это могли быть их разговоры между собой или какие-то реплики, вообще не обращённые ни к кому, и т. д. Причём количество речевых актов у родителей, других родственников и пр. не только усиливало склонность детей говорить самим, но и увеличивало детский словарный запас.

Чего не удалось найти, так это зависимости речевых успехов у детей от уровня образования у матери. Точно так же оказалось, что бедные родители разговаривают с детьми ничуть не меньше, чем богатые. Результаты не изменились и тогда, когда исследователи отдельно проанализировали данные только по североамериканским семьям, в которых обычно всегда находят связь между речевым развитием детей и социоэкономическим статусом семьи.

На самом деле это не первый раз, когда не получается обнаружить связь между речью ребёнка – или каким-то одним параметром речи – и социальным положением семьи. Часто так случается со словарным запасом, и некоторые специалисты объясняют это тем, что у семей разных социальных классов будет разный словарный запас, что не всегда учитывают те исследователи, которые его измеряют. Определённую роль может играть и то, к кому обращены слова взрослых, и здесь хорошо бы отдельно проанализировать влияние речи, когда с ней обращаются прямо к ребёнку и когда ребёнок просто слушает разговоры взрослых между собой. В любом случае, хотя влияние бедности на развитие мозга вряд ли стоит оспаривать, объяснение детской разговорчивости разговорчивостью взрослых выглядит вполне убедительно.